Опыты (Том 3)
Шрифт:
Большую услугу оказал Луцию Силану [11] тот, через кого ему была объявлена весть о его осуждении: услышав ответ Силана, что он готов умереть, но только не от преступной руки, этот глашатай императорской воли вместе со своими воинами устремился к Силану, чтобы схватить его, и так как тот упорно сопротивлялся, пустив в ход кулаки и ноги, убил его в этой борьбе; вызвав в нем внезапно вспыхнувший бурный гнев, он избавил его, таким образом, от тягостной мысли об уготовленной ему медленной и мучительной смерти.
11.
Большую услугу оказал Луцию Силану… — Источник Монтеня: Тацит.Анналы, XVI, 9.
В таких обстоятельствах мы всегда думаем о чем угодно, но не о ней: нас тешат и поддерживают надежды на иную, лучшую жизнь, или надежды, возлагаемые нами на наших детей, или предвкушение будущей славы нашего имени, или мысль о том, что мир, который мы покидаем, — не более как юдоль скорби, или мечты о возмездии, угрожающем тем, кто причиняет нам смерть,
Spero equidem mediis, si quid pia numina possunt, Supplicia hausurum scopulis, et nomine Dido Saepe vocaturum… Audiam, et haec manes veniet mihi fama sub imos. [12]12.
Я
Когда Ксенофонту сообщили о гибели в битве при Мантинее [13] его сына Грилла, он, с венком на голове, приносил жертвы богам. Ошеломленный этим известием, он швырнул венок наземь, но затем, слушая повествование о происшедшем и постигнув, что эта смерть была поистине героической, поднял его и снова надел на голову.
Даже Эпикур — и он также — утешал себя перед своей кончиною мыслями о вечности и полезности написанных им сочинений [14] . Omnes clari et nobilitati labores fiunt tolerabiles [15] . И Ксенофонт говорит, что точно такая же рана и такие же трудности и лишения тяготят полководца не в пример меньше, чем воина [16] . Узнав, что победа осталась за ним, Эпаминонд воспрянул духом и принял смерть с поразительной твердостью [17] . Haec sunt solatia, haec fomenta summorum dolorum [18] . И бесчисленные схожие с этими обстоятельства уводят, отвлекают и избавляют нас от размышлений о смерти как таковой.
13.
Ксенофонт. — О поведении в этом случае Ксенофонта рассказываютДиоген Лаэрций (Жизнеописание Ксенофонта, II, 54) и Валерий Максим (V, 10,exi. 2).
14.
…Эпикур… утешал себя… мыслями о вечности… написанных имсочинении. — Об этом рассказывается у Диогена Лаэрция: ЖизнеописаниеЭпикура, X, 22.
15.
Трудности, доставляющие известность иславу, переносятся с легкостью (лат.). —Цицерон. Тускуланскне беседы, II, 26. Монтень не вполне точно цитируетЦицерона.
16.
…лишения тяготят полководца… меньше, чем воина. — Цицерон.Тускуланские беседы, II, 26.
17.
Эпаминонд… принял смерть с поразительной твердостью. — Цицерон.Тускуланские беседы, II, 24.
18.
В этом утешение, в этом облегчениепри величайших страданиях (лат.). — Цицерон.Тускуланские беседы, II, 24.
Даже доводы философии лишь слегка прикасаются к ней, не добираясь до ее сущности и едва скользя по ее оболочке. Первейший мыслитель первейшей из всех философских школ, главенствующей над всеми другими, великий Зенон, понося смерть, сказал следующее: «Ни одно зло не заслуживает уважения; смерть заслуживает его; стало быть, она вовсе не зло»; а понося пьянство — следующее: «Никто не вздумает доверять свою тайну пьянице; всякий доверяет ее лишь разумному человеку; стало быть, разумный человек не может быть пьяницей» [19] . Бьют ли подобные доводы в цель? Мне приятно видеть, что эти образцовые души не могут отделаться от иных свойств, роднящих их с нами.
19.
Ни одно зло не заслуживает уважения… — Эти слова Зенона приводитСенека (Письма, 83, 9). Зенон (ок. 360i — ок. 263 гг. до н. э.) — греческийфилософ, основатель философской школы стоиков.
Сколь бы совершенными людьми они ни были, это, однако ж, всего-навсего люди и ничего больше.
Жажда мщения — страсть в высшей степени сладостная; ей свойственно некоторое величие, и она вполне естественна; я очень хорошо это вижу, хотя личного знакомства мы с нею и не свели. Чтобы отвлечь от нее одного юного государя, — это случилось совсем недавно, — я не стал распространяться о том, что ударившему вас по одной щеке следует смирения ради подставить другую; не стал я ему пересказывать и всевозможные трагические события, изображаемые поэтами, как следствия этой страсти. Обо всем этом я не обмолвился ни словечком и стремился только к тому, чтобы научить его чувствовать красоту совершенно иной картины, рисуя ему почет, любовь и благожелательность, которых он может достигнуть, проявляя снисходительность и доброту; и я отвратил его от тщеславия [20] . Вот как делаются такие дела.
20.
…чтобы отвлечь… одного юного государя… — Монтень имеет в видуГенриха Наваррского, будущего французского короля Генриха IV. После победыпри Кутра, одержанной им в октябре 1587 г. над французским королем Генрихом III, Генрих Наваррский провел в замке Монтеня целые сутки. Как установленомонтеневедами, настоящая IV глава третьей книги была написана вскоре послепосещения им Монтеня.
Если вас охватывает чрезмерно пламенная влюбленность, вам советуют рассеять ее; и советуют вполне правильно, в чем я не раз и с пользою для себя убеждался на опыте; распределите ее между несколькими желаньями, одно из которых, если вы того захотите, может быть главным и основным, но из опасения, как бы оно не заслонило все остальные и безраздельно не властвовало над вами, ослабляйте и сдерживайте это желание, деля и отвлекая его все снова и снова:
Cum morosa vago singultiet inguine vena, Coniicito humorem collectum in corpora quaeque. [21]21.
Когда
в тебе воспылает буйное и неудержимое желание, излейнакопившуюся жидкость в любое тело (лат.). — Первый из приводимых Монтенемстихов: Персий, VI, 73; второй, с некоторыми изменениями: Лукреций, IV,1065.И подумайте об этом заранее, чтобы не оказаться в беде, если оно еще раз нахлынет на вас,
Si non prima novis conturbes vulnera plagis, Volgivagaque vagus venere ante recentia cures. [22]Однажды в дни молодости мне пришлось пережить сильное, чрезмерное для моей души огорчение, и оно было не только сильным, но — что важнее всего — и глубоко обоснованным; положись я тогда попросту на свои силы, я бы, пожалуй, не выдержал. Нуждаясь, чтобы рассеяться, в каком-нибудь способном захватить меня отвлечении, я заставил себя, призвав на помощь рассудок и волю, влюбиться, чему немало помог мой возраст. Любовь облегчила меня и развеяла скорбь, причиненную дружбой. И повсюду мы наблюдаем все то же: меня одолевает какое-нибудь неприятное представление; я нахожу, что заменить его новым много проще, чем его побороть; и если я не могу заместить его представлением противоположного свойства, я все же замещаю его каким-либо другим. Разнообразие всегда облегчает, раскрепощает и отвлекает.
22.
Если ты не заглушишь свои первые раны новыми, если их, еще свежих, неизлечить легко доступной любовью (лат.) — Лукреций, 1070–1071.
Если я не могу одолеть засевшее во мне неприятное представление, я стараюсь улизнуть от него и, убегая, петляю из стороны в сторону, пускаюсь на всевозможные хитрости; переезжая с места на место, меняя занятия, общество, я спасаюсь в сумятице иных развлечений и мыслей, и так несносное представление теряет мой след, и я окончательно ухожу от него.
Корни этого — во вложенном в нас самою природой благодетельном непостоянстве, ибо время, приставленное к нам ею в качестве врача-исцелителя наших страстей, достигает успеха в их лечении главным образом тем, что, давая нашему воображению все новую и новую пищу, расчленяет и нарушает наше первоначальное восприятие, сколь бы острым оно в свое время ни было. Мудрец по прошествии двадцати пяти лет столь же явственно видит своего друга в момент его смерти, как и в течение первого года после его кончины; и, согласно объяснению Эпикура [23] , он видит его не менее явственно именно потому, что нисколько не смягчал горестности этой утраты ни тогда, когда предвидел ее, ни по прошествии многих лет после нее. Но столько прочих раздумий наслоилось на это воспоминание, что оно потускнело и, в конце концов, отошло вдаль.
23.
…согласно объяснению Эпикура… — Это объяснение приводитсяЦицероном: Тускуланские беседы, 111,15.
Стремясь отвести от себя сплетни и пересуды, Алкивиад отсек своей великолепной собаке уши и хвост [24] и в таком виде выпустил ее на городской рынок, с тем чтобы народ, получив отличную тему для болтовни, оставил в покое прочие его действия и поступки. И я также видел, как некоторые женщины, с той же целью — отвести от себя всевозможные домыслы и догадки и сбить с толку судачащих на их счет, прикрывали свои истинные любовные чувства чувствами поддельными и наигранными. Но я знал среди них и такую, которая в притворстве своем зашла так далеко, что искренне увлеклась вымышленною страстью и забыла о своей истинной и изначальной любви ради притворной; и пример этой дамы воочию убедил меня, что когда те, кому повезло в любовных делах, соглашаются на подобную маскировку, они ведут себя не лучше отъявленных простаков. Неужели вы думаете, что после того, как встречи и разговоры на людях становятся исключительным правом такого мнимого воздыхателя, он окажется настолько неловким, что не займет, в конце концов, вашего места и не оттеснит вас на свое? Это не что иное, как кроить и тачать башмаки, чтобы их обул кто-то другой.
24.
…Алкивиад отсек… собаке уши и хвост… — Этот эпизод рассказанПлутархом: Жизнеописание Алкивиада, 9. Алкивиад — см. прим. 52, гл. XXVI,том I.
Любая безделица отвлекает и уводит в сторону наши мысли, ибо задерживает их на себе тоже безделица. Мы никогда не видим предмета полностью и в отдельности; наше внимание останавливают на себе окружающая его обстановка или его несущественные, приметные с первого взгляда особенности и та тончайшая оболочка, в которую он заключен и которую сбрасывает с себя точно так же,
Folliculos ut nunc teretes aestate cicadae Linquunt. [25]25.
Как цикады, сбрасывающие с себя летней порой гладкую кожицу(лат.). — Лукреций, V, 803–804.
Даже Плутарх, — и он, — оплакивая умершую дочь, распространяется о ее детских проказах [26] . Нас печалят воспоминания о прощании, о каком-нибудь поступке умершего, поразительной его примиренности перед кончиной, о последнем его поручении. Тога Цезаря взволновала весь Рим, чего не сделала его смерть [27] . То же самое можно сказать и о горестных восклицаниях, которыми прожужжали нам уши: «О мой бедный учитель!», или «О бесценный друг мой!», или «Увы! мой любимый отец!», или «Моя милая дочь!», и когда моего слуха касаются все эти извечные повторения и я приглядываюсь к ним ближе, я прихожу к выводу, что это — стенания, можно сказать, грамматические и чисто словесные. Меня задевает слово и тон, которым оно произносится. И все это — совсем как те выкрики, которыми проповедники часто пронимают свою паству гораздо сильнее, нежели увещаниями и доводами, или как жалобный вой и визг убиваемого нам в пищу животного; во всех этих случаях я не оцениваю по-настоящему и не постигаю истинной сущности предмета или явления:
26.
…Плутарх… распространяется о ее детских проказах. — Плутарх.Самоутешение по случаю смерти дочери.
27.
Тога Цезаря взволновала весь Рим… — Об этом рассказывает Плутарх:Жизнеописание Антония, 14. По рассказу Плутарха, Антоний показал народуокровавленную тогу Цезаря и этим вызвал в нем неподдельную скорбь.