Оракул с Уолл-стрит

«Слышал, Continental готовит слияние со Steel Trust. Если это правда, акции взлетят. Стоит покупать?»

Я покачал головой и написал ответ:

«Если бы слияние планировалось, они бы не разводняли капитал через допэмиссию. Выглядит как попытка привлечь деньги для покрытия текущих обязательств.»

Бейкер прочитал, нахмурился и вопросительно взглянул на меня. Я снова покачал головой.

— Что ж, — подытожил Харрисон, — большинство склоняется к стратегии удержания или даже наращивания позиций. Джонсон, подготовьте соответствующие рекомендации для наших клиентов. Раскройте риски, но подчеркните потенциал роста.

— Простите, мистер Харрисон, — неожиданно для самого себя я поднял руку.

По комнате пронесся удивленный шепот. Стажеры не прерывали совещания партнеров.

— Да, Стерлинг? — холодно произнёс Харрисон.

— Возможно, стоит рассмотреть третий вариант, — сказал я, стараясь говорить уверенно. — Не увеличивать позиции, но и не держать текущие. Вместо этого диверсифицировать, переведя часть средств клиентов в более стабильные сектора, например, в компании потребительских товаров или коммунальные предприятия.

Повисла неловкая тишина.

— И на чем основаны ваши рекомендации, мистер Стерлинг? — в голосе Харрисона звучала смесь раздражения и любопытства.

— На статистике, сэр, — я указал на папку с данными, которую принес из библиотеки. — Компании тяжелой промышленности демонстрируют повышенную волатильность в последние месяцы. В то же время, производители товаров повседневного спроса показывают более стабильный рост при меньших колебаниях.

Я открыл папку и показал подготовленную мной диаграмму, сравнивающую динамику разных секторов. В двадцать первом веке это было бы элементарной визуализацией данных, созданной за минуты. Здесь же я потратил час, вручную вычерчивая графики на миллиметровой бумаге.

Харрисон внимательно изучил мои выкладки.

— Интересный подход, Стерлинг, — наконец произнёс он. — Но слишком консервативный. Особенно для молодого человека.

— Я просто анализирую данные, сэр, — ответил я.

— Хорошо, — кивнул Харрисон. — Джонсон, включите раздел о диверсификации в рекомендации, но как дополнительный вариант. Основной акцент — на перспективах роста Continental после этого временного снижения.

С этими словами он завершил совещание, и все начали расходиться. Только я уже направился к выходу, как услышал:

— Стерлинг, задержитесь.

Харрисон указал на стул напротив себя, когда все остальные покинули комнату.

— Необычное поведение для стажера, — заметил он, разглядывая меня оценивающим взглядом.

— Прошу прощения, если нарушил протокол, сэр.

— Протокол, — усмехнулся он. — Знаете, Стерлинг, когда я начинал в этом бизнесе тридцать лет назад, не было никакого протокола. Были идеи, риск и интуиция. — Он постучал пальцем по моим графикам. — И данные, конечно.

Я молча ждал продолжения.

— Мне нравится ваш подход, — наконец сказал он. — Нестандартный. Но не забывайте, что наша задача — не только сохранить деньги клиентов, но и приумножить их. А для этого иногда нужно идти на риск.

— Да, сэр.

— Как продвигается работа над презентацией для инвесторов с Среднего Запада?

— Я составил план и собрал исторические данные, — ответил я. — Завтра закончу аналитическую часть и подготовлю наглядные материалы.

— Хорошо, — кивнул он. — Я жду результатов с интересом. И, Стерлинг…

— Да, сэр?

— В следующий раз, когда захотите высказаться на совещании, подождите, пока к вам обратятся напрямую. Но… — он слегка улыбнулся, — я ценю инициативу. В разумных пределах.

— Понял, сэр. Спасибо.

Выйдя из конференц-зала, я глубоко вздохнул. Первый рабочий день в 1928 году оказался насыщенным.

Я получил доступ к данным, обратил на себя внимание Харрисона, и начал формировать репутацию вдумчивого, чуть консервативного аналитика.

Теперь нужно развить этот успех, постепенно готовясь к грядущему краху. Шестнадцать месяцев — не так много времени, но достаточно, чтобы превратить знания из будущего в реальное богатство. Возможно, даже в империю.

Я направился обратно в торговый зал, где меня уже ждали удивленные взгляды коллег. День еще не закончился, а игра только начиналась.

После встречи с Харрисоном я решил использовать остаток дня для глубокого погружения в финансовую систему 1920-х. Мне нужно как можно быстрее понять ключевые отличия от того, к чему я привык в 2024 году.

Библиотека «Харрисон Партнеры» оказалась идеальным местом для этой цели. Я занял дальний стол, где меня никто не беспокоил, и разложил перед собой подшивки The Wall Street Journal, отчеты Федерального резервного банка и несколько справочников по фондовому рынку.

Первое, что бросилось в глаза — полное отсутствие регулирования. Комиссия по ценным бумагам и биржам, SEC, будет создана только в 1934 году, после Великого краха. Здесь же, в 1928-м, рынок представлял собой настоящий Дикий Запад, где правила игры устанавливали крупнейшие игроки.

«Манипуляция ценами, инсайдерская торговля, искажение отчетности — все это не только не запрещено, но и считается нормальной практикой,» — записал я в блокнот.

Вторым открытием стала структура собственности банков. В 2024 году каждый серьезный финансовый институт был публичной компанией, акции которой торговались на бирже.

В 1928-м многие банки и инвестиционные дома оставались частными предприятиями, принадлежащими нескольким семьям. Это создавало особую атмосферу закрытых клубов, где важнейшие решения принимались за сигарами в частных кабинетах.

Я изучил список крупнейших финансовых фигур и их сферы влияния: Дж. П. Морган-младший, унаследовавший империю своего знаменитого отца; Чарльз Митчелл из National City Bank (будущий Citibank); семья Меллонов с их банковской империей; братья Леман с их растущей торговой фирмой на Уолл-стрит.

«Ключевые игроки: Морган, Митчелл, Меллон, Леманы, Голдман-Сакс, Кун-Леб,» — добавил я в свои заметки.

Особое внимание я уделил механизму маржинальной торговли, то есть покупке акций в долг. В 1928 году инвестор мог приобрести акции, внеся всего десять процентов их стоимости и заняв остальные девяносто процентов. Это создавало огромный леверидж и, соответственно, огромные риски.

«Маржинальные займы достигли беспрецедентных 8,5 миллиардов долларов к июню 1928 года,» — выписал я из одного отчета. Учитывая покупательную способность доллара того времени, это астрономическая сумма.