Оранжевый парус для невесты
Шрифт:
Хозяйка поила его чаем на не полностью отделанной кухне, щебетала – для ее фигуры у нее оказался удивительно нежный голос. Она сказала, что ей некогда заниматься водопроводом и канализацией, поэтому дает ему генеральную доверенность.
– Вот эту, – подтолкнула она ему лист бумаги. – Вы знаете лучше меня, что ставить, куда ставить. Я вам лучше чайку подолью.
Андрей заливался соловьем про самые лучшие в мире краны, про вентили и прочие красоты, которые появятся у нее в доме. Чай привлекал интересным ароматом, его хотелось вдыхать в себя,
Андрей летал на своей «шестерке» по рынкам, торговался с оптовиками, покупал детали, трубы, оплетки, шланги. Он делал так, как делал бы себе.
Наступил день сдачи. Хозяйка приехала с мужчиной. Он оказался юристом. Протянув ему генеральную доверенность, он, улыбаясь, сказал:
– Это ваша подпись?
– Моя, – согласился Андрей.
– Вы читали то, что подписали? – бубнил он. – Стало быть, согласны с тем, что написано в пункте восемь.
Андрей свел брови, да не знает он, что написано в пункте восемь.
– Который гласит, – продолжал мужчина, – что оборудование должно быть использовано только российское. В случае использования иностранного, вы оплачиваете его, а также моральный ущерб, причиненный хозяйке.
– Как это? – Андрей смотрел на хозяйку. – Вы сами говорили, что на мой вкус. Вы соглашались, когда я привозил оборудование…
– Да, конечно, – улыбалась она. – Оно мне нравилось. И сейчас тоже очень нравится. – Она деланно вздохнула: – Так и быть, я перетерплю, не стану переделывать. Но заплатите за него вы, как тут написано…
Он вспомнил чайный вечер у хозяйки, полные руки на чайнике, аромат чая… И похолодел.
Подписал он тогда ту доверенность, не читая. Холодея, он вспомнил, как большая черная собака тянула нос к пирогу, который привлекал ароматом не меньше, чем его. А хозяйка говорила:
– Я дала бы ему кусочек. Но нельзя.
– Почему? Потому что он горячий?
– Нет. Тогда собака будет считать себя моей хозяйкой.
Он смеялся.
Был суд. Адвокат заказчицы оказался человеком расторопным. Андрей вернул разницу между ценой российского оборудования и иностранного, а также заплатил проценты. Было ловко доказано, что хозяйке они полагаются за нецелевое использование ее денег, которые спокойно лежали бы в банке. Получилось, что Андрей Волков сам все купил, сам сделал и сам оплатил.
У него теперь не было ни денег, ни возможности их заработать. Он долго сидел дома взаперти, потом наконец решил уехать в деревню, где от деда остался дом. Как-нибудь перезимует, а там видно будет. Дом этот стоял у черта на рогах, в северном углу Тверской губернии, в Сетявине.
Он удивился, когда приехал, – старый дом оказался в приличном состоянии. В сарае, правда, он нашел ларь, доски которого поели термиты. Он разломал его, понимая, что такие друзья могут сожрать и сам дом тоже.
– Бежали бы вы отсюда, – морщился он, вытряхивая муравьев из источенных досок. – Как я вовремя приехал, еще немного – и вы бы, друзья, все тут скушали.
Доски он решил сжечь и запалил большой костер.
На дымок потянулись соседи. Сначала мужики стояли на перекрестке, пытаясь разглядеть, кто это орудует в огороде у Волковых.
Ага, сейчас видите, а когда в бане всю зиму кто-то жил, то ли солдат беглый, то ли
из тюрьмы сбежавший? Не видели? Он узнал эту новость вчера, соседка призналась. Он и сам все понял, стоило войти в предбанник. Андрей поморщился.– Что будешь делать, Иваныч? – самым смелым оказался сосед с тыла.
– Жить, дедуль, сквозь годы мчась.
– А я думал, продавать приехал. – Он захихикал.
– А ты бы купил? – поддержал его смех Андрей. – Давай говори, может, сойдемся.
– Я бы купил, да не все, – осторожно начал торговлю сосед.
– А что бы ты купил? – Андрей с интересом смотрел на мужика.
– Эх, парень, это не купишь. Не продается.
– А может, продам, – настаивал он. – Все продается. – Он подбросил в костер проеденные доски.
– То, чего твой дед умел делать. От него тут кое-чего осталось, если бы его умением овладеть. Я бы миллионщиком нынче стал.
– Миллионщиком? – повторил Андрей. – Рублевым или в зеленых?
– Да рублевым-то я уже был. – Мужичок поморщился и развел руки, как делают рыбаки, хвастаясь, какой длины рыбу поймали.
Андрей засмеялся.
– Я тоже был, – кивнул он. – Ну а зеленым как бы ты стал миллионщиком?
– Может, я зайду? – Мужик кивнул на забор.
– Да, конечно, заходи.
Тот ловко отодвинул три штакетины с одной стороны забора, который еще держался прямо, и встал перед Андреем.
– Ловко, – похвалил он. – Ну, так покажи, что у нас тут…
Мужик прошел в сарай, Андрей за ним. Шел и удивлялся: если есть там нечто, что могло заинтересовать соседа, почему оно там до сих пор? Сто раз можно было унести. Но видимо, у деревенских людей сохранился принцип «Не укради».
– Вот. – Мужик указал на что-то похожее на огромный верстак. Андрей усмехнулся. Наверное, с наивностью человек рождается, с ней и умирает, это он про себя. Не мог мужик стащить, потому что верстак вкопан в землю. Его дед, устраивая такое, о чем-то думал?
– Оно, – подтвердил мужик.
– А что это? Что бы ты с этим делал?
– А то же, что и твой дед. Ох, а это-то откуда? – Он указал на странные находки, вынутые Андреем из проеденного термитами ларя.
Андрей прикусил губу. А что делал его дед? Ну валенки подшивал. Он помнит, ему приносили, когда он лет в пять провел тут лето. Люди к зиме готовились.
– Кумекаешь? Валенок-то нету у народа? А людям надо… Я могу рассказать тебе о валенках все, – говорил дедок. – Ничего нет лучше для сугрева.
– А водка? – спросил Андрей.
– Э, милый, не то. Надел валенки – сразу кровь разогрелась, даже если валенки с холоду принес. А от ног – всему телу тепло. А похлебать щец при этом – у-у…
– Рассказывай… – фыркнул Андрей. – Может, когда и были валенки теплые, но я поносил в училище, знаю.
– Ты, парень, нашивал казенные. А говорю про те, что руками валяны.
– Их что, и сейчас можно руками валять? – В голове Андрея мысли завертелись.
– Да почему нет-то? Без рук, что ли? Когда сам катаешь из хорошей шерсти, весь прощупаешь своими пальцами. Они выходят мягкие, прочные, в них тепло от живой овечьей шерсти. Это тебе не фабричные, в которых и ваты напихают, кислотой обольют. Такие протопчешь за одну зиму. А от деревенского мастера двенадцать лет будешь носить и ни разу не подошьешь.