Оранжевый парус для невесты

– Никаких стекол не хватит. Три недели назад новые поставили, – причитала проводница, взмахивая веником, но не решаясь с чего-то начать. Совок понуро повис в руке, Ольга проследила за ним взглядом и заметила, что угол совка приподнял край юбки. Проводница была в черных гольфах. Надо же, ей не холодно, она поежилась.

– Триплексные надо вставлять, – буркнул кто-то из толпы в коридоре. – Как в хороших машинах.

– Вот-вот, тогда бы людей так не осыпало, – подхватил еще один, в клетчатых тапках, и, возбужденный собственной мудростью, продолжал наставлять: – Эй, мужик, ты только не моргай! А то без глаз останешься, – бросил он Ольгиному попутчику.

Ольгу никто не предупредил, словно все собравшиеся видели, что она моргает без всякой боли.

– А вам, девушка, надо умыться, – посоветовала проводница, подавшись к ней и пристально разглядывая ее лицо. – Я сейчас принесу, у меня особенное мыло, знаете, такое полосатое, с кремом вместе.

– Спасибо. – Ольга почувствовала запах розового масла, который она терпеть не могла с детства, и покачала головой: – У меня все есть.

– Знаю, что есть, но сумка-то ваша в ящике… – женщина тряхнула упругими кудряшками – наверняка перед поездкой сделала свежую химию, – потом указала веником на Ольгино сиденье: – под вами, а я еще не вымела осколки.

Двое парней в милицейской форме пришли раньше, чем докторица, которую подсадили на маленькой станции. Не удивляясь ничему, женщина ловко освободила мужчину от самых крупных стекол, потом осмотрела Ольгу.

– Слава Богу, похоже, обошлось. Но все равно я бы посоветовала и вам тоже выйти.

– А где? – спросила Ольга с удивившей докторицу готовностью.

– В Клину. Вас там обследуют, вас и вас. – Она перевела взгляд с одного пострадавшего на другого. – Потом посадят на следующий поезд, и вы поедете…

– Я поеду обратно, – поспешно предупредила Ольга.

Повесив сумку на плечо, она вышла за докторицей, не сводя глаз с красного креста на боку черного саквояжа. Как будто надеялась, что он поставил крест на чем-то, что мучило ее больше всего.

Спускаясь с подножки вагона, осторожно моргнула. Ничего как будто. Не мешает. Но это не факт, что все впорядке, напомнила она себе. Могла бы и не напоминать, она-то знает, что у нее внутри левого глаза, на сетчатке… И знает почему.

Напоминание заставило крепче стиснуть губы и разрешить себе сказать то, что пришло вголову чуть раньше. Нынешний удар – второй вее жизни. Снова знак для нее – ясный, отчетливый: пора остановиться. Дорога, по которой она идет, – это дорога вникуда. «Как влабиринте? – насмешливо спросила себя Ольга. – Но кто выведет тебя из него?»

«Только сама, потому что никто лучше не знает, что тебе нужно вэтой жизни».

…Ольга вернулась домой утром и почувствовала невероятную слабость. Можно подумать, не ехала от Клина, а шла пешком, причем гобеленовую сумку тащила в зубах.

Она бросила ее на пол, едва переступив порог своей квартиры, не разуваясь, прошла в комнату. Упала на диван и закрыла глаза. Ей мерещилось, что она втягивается в черную ночную дыру за окном, опасаясь, что острые края стекла порежут лицо, она закрывает его, но руки сочатся кровью. Торопливо открыв глаза, увидела, что это не наяву, с облегчением выдохнула.

Но от пережитого страха, от усталости глаза закрывались, она снова забылась. Теперь ей слышался собственный крик, но тонкий, резкий. Так кричать она могла только однажды в своей жизни. В момент рождения.

Ольга резко открыла глаза и села. Да, так она кричала – громко, надсадно. Мать рассказывала, что на то были причины. Пуповина обвилась вокруг шеи, врачи боялись, что младенец задохнется.

Ничего такого не случилось, но на всю жизнь у Ольги остался страх – она не носила свитеры с высоким горлом. Боялась. А так хотелось. Это желание реализовалось странным образом – всех своих кукол Ольга наряжала в свитеры, которые сама вязала, а потом стала шить им галстуки.

Уже после, когда Ольга училась в университете, избавилась от страха и надевала без всякого опасения водолазки, блузки с воротником-стойкой. Более того, она носила галстуки, которые тоже шила сама.

Однажды мать призналась ей:

– Как я рада, что мы с тобой победили твой страх. – Они с матерью сидели вот на этом диване.

– Мам, ты о чем? – Ольга не поняла.

– Я о родовой травме, – объяснила она.

Ольга непонимающе смотрела на мать. Глаза ее, такие же синие, как у Ольги, блестели слезами.

– О какой травме ты говоришь? – Ольга оглядела себя. – По-моему, все при мне. Не калека.

– Ты забыла, как боялась задохнуться, когда я пыталась надеть на тебя свитер?

– Да это было сто лет назад!

Мать смеялась:

– Я так рада, так рада. – Она обняла Ольгу и прижала ее к груди.

– Ты… значит, специально советовала мне… наряжать кукол в свитеры и галстуки? – догадалась Ольга.

– Да, мне так посоветовали знающие люди. Ты увидела, как это красиво и безопасно.

– А галстуки?

– Тоже, – сказала мать. – Кстати, они тебе очень идут.

– Я знаю. На нашем курсе многие девчонки теперь их носят. Знаешь, мама, я даже сшила несколько на заказ.

– Да ты что? – Мать с недоверием смотрела на дочь. – Не ожидала. Тебе нужны были деньги? – быстро спросила она.

– Нет. Мне было интересно. Все остались довольны. И я тоже.

– А что же ты купила на заработанные деньги? – допытывалась мать. Они с отцом посылали достаточно, дочери незачем было думать о том, как заработать.

– Я купила ткань. Необычную, для галстуков. Гобелен. Такие стильные получаются штучки. Сейчас покажу.

Ольга вскочила, нырнула с головой в шкаф и вынула галстук.

– Знаешь, я нашла в шкафу галстуки, с которыми ты выступала на соревнованиях, – сказала мать. – Хочешь, забери их. Ты тогда так здорово выступила и получила второй разряд.

– Ага, – глухо отозвалась Ольга из шкафа.

– Послу-ушай, ты на самом деле могла бы зарабатывать деньги, причем очень неплохие, – изумилась мать, когда дочь протянула ей галстук из гобелена. Она осмотрела его со всех сторон. Приложила к себе.