Оратор

(21) Но есть также расположенный между ними средний и как бы умеренный род речи, не обладающий ни изысканностью вторых, ни бурливостью первых, смежный с обоими, чуждый крайностей обоих, входящий в состав и того и другого, а лучше сказать, ни того, ни другого; слог такого рода, как говорится, течет единым потоком, ничем не проявляясь, кроме легкости и равномерности: разве что вплетет, как в венок, несколько бутонов, приукрашивая речь скромным убранством слов и мыслей.

(22) Те из ораторов, кто выказал силу в каждом из этих родов по отдельности, стяжали себе славное имя; но еще надо расследовать, достаточно ли в них выражено то, чего мы ищем. В самом деле, мы видим, что были и такие, которые умели владеть как речью пышной и важной, так и речью гибкой и тонкой. О если бы мы могли найти подобие такого человека среди латинских ораторов! Как было бы превосходно, если бы нас удовлетворило свое и не надо было бы искать чужого!

(23) Я и сам воздал немалую хвалу римлянам в своем "Бруте" как из любви к своим, так и из желания ободрить других; но я помню, что намного выше всех я поставил Демосфена и что только его сила ближе соответствует тому красноречию, о котором я мечтаю, а не тому, какое мне знакомо по другим ораторам. Никто не превзошел его ни в важности, ни в изяществе, ни в умеренности. А тем, чье у нас распространилось невежественное учение и кто желает именоваться аттиками или даже говорить по-аттически, не мешает указать, чтобы они подивились на этого мужа, который, по-моему, был аттичнее самих Афин, и чтобы они поучились у него, что такое аттичность, и взяли бы за образец красноречия его мощь, а не свое бессилие.

(24) Ведь у нас теперь каждый хвалит только то [14] , чему сам способен подражать. Однако для тех, кто увлечен лучшими стремлениями, но слишком слаб в суждениях, я считаю не лишним объяснить, чем на самом деле заслужили аттики свою славу.

Красноречие ораторов всегда руководилось вкусом слушателей. Всякий, кто хочет иметь успех, следит за их желаниями и в согласии с ними слагает свою речь целиком применительно к их суждениям и взглядам.

(25) Так, Кария, Фригия и Мизия, наименее образованные и наименее разборчивые, усвоили приятный их слуху надутый и как бы ожирелый [15] род красноречия, которого никогда не одобряли даже их соседи родосцы, отделенные от них лишь узким проливом, не говоря уже о греках. Афиняне же его решительно отвергали. Всегда обладая разумным и здравым суждением, они умеют слушать только неиспорченное и изящное; и оратор, повинуясь их чувству, не смел вставить в речь ни единого необычного или неприятного слова.

14

Каждый хвалит только то — та же мысль в "Тускуланских беседах", II, 3.

15

Ожирелый (adipatus) в противоположность здоровой силе аттической речи.

(26) Так и тот, о ком мы сказали, что он превосходит всех остальных, в своей решительно лучшей речи за Ктесифонта, начав униженно, в рассуждении о законах стал говорить все более веско, постепенно воспламеняя судей, а когда увидел, что они уже разделяют его пыл, то в остальной части речи смело несся во весь опор. Но все же, хоть он и тщательно взвешивал каждое слово, Эсхин упрекал его за многие выражения [16] , понося их и насмешливо называя грубыми, противными, несносными; он даже обозвал его диким зверем и спросил, слова ли это или чудовища? Таким образом, Эсхину даже речь Демосфена не казалась аттической.

16

Имеется в виду знаменитая речь Демосфена "О венке", произнесенная в 330 г. Афинянин Ктесифонт в 338 г. предложил в собрании увенчать Демосфена золотым венком за его заслуги перед государством; восемь лет спустя он был привлечен за это предложение к суду Эсхином; Демосфен в своей речи красноречиво защищал и Ктесифонта и себя. И обвинительная речь Эсхина и защитительная Демосфена считались непревзойденными образцами красноречия. Упреки Эсхина — в § 166 его речи ("разве вы не помните его слова, гнусные и невероятные? как только могли их выдержать железные ваши уши?.. Молви, животное, что это такое — слова или чудовища?").

(27) Конечно, легко выхватить какое-нибудь слово, так сказать, с самого пылу, а потом высмеивать его, когда огонь в душе у каждого погаснет; и Демосфен шутливо оправдывался, заявляя, что не от того зависят судьбы Греции, в какую сторону он простер руку или какое слово употребил. Но если даже Демосфена порицали афиняне за неестественность, как могли бы они слушать мизийца или фрагийца? В самом деле, если бы он начал петь, играя голосом и зазывая на азиатский лад, кто бы стал его слушать? Или, лучше сказать, кто бы не приказал ему убираться [17] ?

17

Ответ Демосфена — в § 232 его речи. Текст рукописей "Оратора" здесь испорчен и восстанавливается по позднейшим реминисценциям у Амвросия, in Luc, II, 42 и у Августина, in Crescon., II, 1, 2.

Убираться — в афинском народном собрании ораторов, заведомо провалившихся, выводили полицейские-лучники по приказу пританов (президиума собрания).

Нельзя замыкаться в одном стиле (28–32)

(28) Таким образом, только о тех, кто сообразуется с чуткостью и строгостью аттического слуха, можно сказать, что они говорят по-аттически. Есть много родов такой речи, но наши ораторы замечают лишь один. Если кто говорит неровно и небрежно, лишь бы получалось четко и ясно, — только такую речь и признают аттической. Правильно, что аттической; неправильно, что только такую.

(29) Если, по их мнению, только в этом и заключается аттичность, то по-аттически не говорил и сам Перикл, без спору считавшийся первым оратором: будь он приверженцем простого красноречия, никогда бы не сказал поэт Аристофан [18] , будто он гремит громом и мечет молнии, приводя в смятение всю Грецию. Пусть говорит по-аттически Лисий, чей слог столь приятен и отделан (кто с этим спорит?); но надо понимать, что аттичность Лисия состоит не в простоте и неприкрашенности, но в отсутствии необычного и неуместного. Или пышная, важная и обильная речь также может быть аттической, — или ни Эсхина, ни Демосфена нельзя считать аттиками.

18

Аристофан — "Ахарняне", 350–351:

Перикл, наш олимпиец, в гневе яростном Взгремел, взблистал, вверх дном взметнул всю Грецию…

Сперва Цицерон ошибочно приписал эти стихи Евполиду, другому комедиографу того же времени; Аттик, которому он поручил издание "Оратора", обратил на это его внимание, и Цицерон отвечал ему: "Значит, твои дела еще позволяют тебе уделять время и на чтение "Оратора"? Хвала доблести! Но я этому рад и еще больше буду рад, если ты не только в твоих книгах, но и во всех остальных прикажешь переписчикам заменить имя Евполида именем Аристофана" ("К Аттику", XII, 6, 2).

(30) Но иные объявляют себя даже последователями Фукидида! Вот некий новый и неслыханный род красноречия, сразу изобличающий невежество изобретателей. Ведь те, кто подражают Лисию, подражают, по крайней мере, речи судебного оратора: пусть в ней нет пространности и величия, но в ней есть точность и изящество, и с нею можно успешно выступить на форуме перед судьями. А Фукидид повествует о подвигах, войнах и битвах, в его рассказе есть достоинство и важность, но для речи перед судом или перед народом оттуда нечего заимствовать. Даже в его знаменитых речах столько темных и неясных выражений, что их с трудом понимаешь, а в политической речи это едва ли не самый тяжкий недостаток.

(31) Что за странная извращенность в людях: владея хлебом, поедать желуди [19] ? Или афиняне, научив людей земледелию, не научили их заодно и красноречию? Наконец, кто из греческих риторов когда-нибудь что-нибудь почерпнул из Фукидида? — "Но все его хвалят!" — Согласен, но хвалят его за разумное, правдивое и серьезное объяснение событий: не за то, что он ведет процесс в суде, а за то, что он ведет повествование о войнах в своей истории.

(32) Поэтому он никогда и не считался оратором, и если бы он не написал историю, имя его неминуемо забылось бы, хоть он и был человек видный и знатный. Но и у него никто не вдохновляется важностью слов и мыслей: напротив, все, кто говорит обрывисто и бессвязно, для чего и образца-то никакого не требуется, мнят себя чистокровными Фукидидами. Я встречал даже такого, который стремился уподобиться Ксенофонту, чья речь, действительно, сладостнее меда, но вовсе чужда шуму форума [20] .

19

Владея хлебом, поедать желуди — пословица: по преданию, древнейшие люди на земле питались желудями, пока богиня Деметра не научила афинян (в Элевсине) возделывать хлеб и афинский царь Триптолем не разнес это искусство по всей земле; отсюда ирония следующей фразы.

20

Фукидид принадлежал к знатному роду, был политическим деятелем и полководцем и лишь потом, оказавшись в изгнании, стал писать историю.

Сладостнее меда— намек на то, что Ксенофонт был прозван "аттической пчелой" за чистоту языка.

Переход к теме: новое посвящение (33–35)

(33) Итак, вернемся к тому оратору, которого мы хотим обрисовать, вооружив его тем самым красноречием, какого ни в ком не знал Антоний. Поистине, Брут, на великое и трудное дело мы посягаем; но для человека любящего, по-моему, нет ничего трудного. А я люблю и всегда любил твои дарования, твои стремления, твой нрав. С каждым днем все более меня мучит тоска о наших встречах, о привычной жизни, о твоих ученых беседах, которые мне так хотелось бы услышать, и чувства мои все более возбуждаются дивной славой твоих замечательных добродетелей, которые столь разнообразны, но все объемлются твоим высоким духом.

(34) Что может быть противоположнее, чем строгость и мягкость? Но кто когда-нибудь слыл более справедливым и более любезным? Что может быть труднее, чем решать распри многих лиц и сохранить привязанность каждого? А ты это делаешь так, что даже тот, против кого ты выносишь решение, уходит спокойный и довольный. Ты ничего не делаешь, чтобы угодить кому-нибудь одному, но всеми твоими действиями ты угождаешь всем. Вот почему на всей земле одна лишь Галлия [21] не пылает общим пожаром: здесь показываешь ты себя на виду у всей Италии, и тебя окружает цвет и сила ее лучших граждан.

21

Цизальпинская Галлия только что (в 49 г.) получила от Цезаря римское гражданство, и пост ее наместника был ответственным и почетным. Столь же похвально говорит о наместничестве Брута Плутарх, "Брут", 6: "В противоположность другим правителям, надменным и корыстолюбивым, грабившим вверенные им провинции как завоеванные страны, Брут явился для подвластного ему населения истинным утешением и успокоением…" (пер. В. Петуховой). Панегирическая преувеличенность таких отзывов очевидна.

А как замечательно, что среди самых важных дел ты никогда не забываешь научных занятий и постоянно или пишешь сам [22] , или побуждаешь меня что-нибудь написать!

(35) И вот, я принимаюсь за это сочинение, только что окончив "Катона" — книгу, за которую я никогда бы не взялся, зная, как враждебно наше время добродетели, если бы не почитал грехом ослушаться, когда ты просил меня, оживляя дорогое воспоминание о нем, — но заверяю, что решаюсь писать об этом только по твоей просьбе и против моей воли. Я хочу, чтобы мы разделили вину, если я не справлюсь с таким предметом: ты — за то, что возложил на меня это бремя, я — за то, что принял его; посвятив мое сочинение тебе, я искуплю этой заслугой погрешности моих суждений.

22

Пишешь сам — действительно, уже в начале 45 г. Брут присылает Цицерону свое сочинение "О добродетели" (Цицерон, "О пределах добра и зла", I, 8).