Ораторы Греции

(234) Скажу-ка я сейчас о пире и о постановлении, 200 а то я чуть было не пропустил самого главного, что надо было вам сказать. Я, когда написал предложение насчет первого посольства, а потом повторил его в народных собраниях, в которых вы намеревались совещаться о мире, и когда еще ни против них не было сказано ни слова, ни преступление их не вышло наружу, похвалил их, соблюдая общепринятый обычай, и позвал в Пританей. 201 (235) Ведь и прибывших от Филиппа послов я принимал, афиняне, клянусь Зевсом, радушно и даже роскошно: после того как я там увидел, до чего они кичатся такими вещами, почитая их за счастье и блеск, я сразу подумал, что тут-то и надо их превзойти и показать себя еще щедрее. Вот это Эсхин теперь вам и представит: 202 он, мол, сам нас хвалил, сам давал пир послам, — но не укажет точно, когда это было. (236) А было это до того, как город понес ущерб от их бесчестности, до того, как выяснилось, что они продались, — было тогда, когда послы только-только прибыли впервые и народ должен был выслушать, что они скажут, и не стало еще ясно, что он выступит за Филократа, который тоже еще не написал своего предложения. 203 Значит, если он это скажет, помните о сроке: все это происходило еще до их преступлений. А после этого у меня с ними не было не то что близости, но ничего общего. Читай теперь показания. [Читаются свидетельские показания.]

200

234. Скажу-ка я сейчас о пире и о постановлении…

— Ср. Эсхин (119) и «О венке» (76); ср. также Демосфен «О венке» (28).

201

…в Пританей… — См. коммент. к 31.

202

235. …это Эсхин теперь вам и представит… — Ср. Эсхин (45 сл., 53-55, 121 сл.).

203

236. …еще не написал своего предложения. — Речь идет о времени между возвращением первого посольства и принятием предложения Филократа об условиях мира.

(237) Может быть, за него выступят братья, Филохар и Афобет, — но им обоим можно возразить много справедливого. Разговаривать с ними, афиняне, нужно откровенно, не умалчивая ни о чем. Вас, Афобет и Филохар, хотя ты раскрашивал тимпаны и подставки под алавастры, 204 а твои братья были младшими писцами и людьми самыми обыкновенными (дурного в этом ничего нет, но нет и причины назначать их в полководцы), мы удостоили должностей послов и полководцев — словом, самых высоких почестей. (238) Далее, если никто из вас не совершил ничего бесчестного, то не мы обязаны вам благодарностью, но вы нас по справедливости должны благодарить: ведь это мы вас возвеличили, обойдя многих, кто больше вас был достоин почестей. А если один из вас, будучи удостоен почестей, поступил бесчестно, да еще так бесчестно, то не правильнее ли будет вас ненавидеть? Намного правильнее, по-моему. Теперь, наверно, эти бессовестные крикуны будут вас принуждать и припомнят изречение «помогать брату не грех». (239) Но вы не поддавайтесь и держите в уме, что если им положено заботиться о нем, то вам — о законах, о городе, а прежде всего — о присяге, которую вы дали, чтобы сидеть здесь. И если они упросили кого-нибудь из вас оправдать его, смотрите, в каком случае делать это: если выяснится, что он не совершал преступления против государства, или несмотря на то, что совершил.

204

237. Тимпаны — атрибуты вакхических шествий. Алавастры — алебастровые сосуды для притираний, бывшие предметом роскоши, то и другое Демосфеном не одобрялось. Изготовлявший их брат Эсхина Фидохар избирался стратегом, а другой брат, Афобет, в течение четырех лет был казначеем, а одно время — послом в Персии.

Если первое, то и я считаю нужным то же самое; если же вопреки всему, — значит, они домогались клятвопреступления. Ведь пусть даже голос подается тайно, от богов он не укроется, и это отлично знал законодатель, установивший тайное голосование: из людей никто не будет знать, кто из вас его помиловал, зато богам и божественной силе станет известно, кто голосовал вопреки правде. (240) Ведь вернее ждать от богов исполнения добрых надежд для себя и для детей, если ты знаешь, в чем справедливость и что подобает, нежели тайно и скрытно оказывать милость этим людям — и оправдывать того, кто сам себя приговорил своими свидетельствами. Кого надежней мне представить в свидетели твоих преступных дел в посольстве, чем тебя самого, Эсхин, против тебя самого? Ведь коль скоро ты готовил такую страшную беду человеку, 205 пожелавшему открыть кое-что из твоих дел в посольстве, то ясно, что ты ожидал для себя ужасной кары в случае, если бы судьи о них узнали.

205

240. …коль скоро ты готовил такую страшную беду человеку… — Имеется в виду Тимарх.

(241) Итак, если вы размыслите здраво, то его действия обернутся против него же, не только потому, что в них тягчайшая улика преступлений в посольстве, но и потому, что, обвиняя, он произносил такие слова, которыми теперь можно воспользоваться против него: ведь то, что на суде над Тимархом ты определил как справедливое, должно сохранять силу и для других, когда обвиняют тебя! (242) Тогда, обращаясь к судьям, Эсхин говорил, что, мол, Демосфен будет ради его защиты обвинять меня за посольство и если отвлечет вас такой речью, то станет хвалиться и везде говорить: «Так и так, я отвлек судей от сути и ушел, незаметно отобрав у них дело». Вот и ты тоже оправдывайся в том, о чем идет спор, — это когда ты привлек к суду Тимарха, тебе можно было обвинять и говорить что хочешь. (243) Но ты даже тогда читал судьям стихи, так как никого не мог представить в свидетели тех дел, за которые привлек человека к суду:

И никогда не исчезнет бесследно молва, что в народе Ходит о ком-нибудь: как там никак, и Молва ведь богиня. 206

Но и про тебя, Эсхин, все толкуют, что ты нажился на посольстве; так что и о тебе «не исчезнет бесследно молва, что в народе ходит». (244) Взгляни сам, чтобы знать, насколько больше народу винит тебя, чем его. Тимарха вряд ли знали даже все соседи, а про вас, послов, нет ни грека, ни варвара, кто бы не говорил, что вы нажились на посольстве. Итак, если молва правдива, то в устах народа она говорит против вас, а что ей следует верить, что «и Молва ведь богиня» и что мудр был создавший это поэт, растолковал ты сам.

206

243. «…И никогда не исчезнет бесследно молва…» — Цитата из поэмы Гесиода «Труды и дни» (763-764), перевод В. Вересаева.

(245) И еще Эсхин, подобрав ямбические стихи, кончал так:

О том, кто дружбу рад водить с негодными, Я никогда не спрашиваю, ведая, Что он и сам таков, как те, с кем водится.

И еще, поговорив о человеке, который ходит на птичий рынок и разгуливает с Питталаком, 207 он сказал, что, мол, неужто вам невдомек, кем его считать? А теперь, Эсхин, эти ямбы пригодятся мне против тебя, и если я повторю их судьям, это будет правильно и уместно: «кто дружбу рад водить» с Филократом, да еще в посольстве, того «я никогда не спрашиваю, ведая», что деньги он взял точно так же, как Филократ, который в этом сам признался.

207

245. Питталак — государственный раб, устроитель петушиных боев, имевший репутацию развратника.

(246) Далее, Эсхин, стараясь оскорбить других, называет их «наемными сочинителями» и «изворотливыми умниками», но я уличу его в том, что и к нему подходят эти клички. Ямбы взяты из «Феникса» Еврипида, а этой драмы никогда не играл ни Феодор, ни Аристодем, при которых Эсхин обычно был третьим; разве только Молон 208 выступал в ней да кто-то еще из старинных актеров. А «Антигону» Софокла часто играл Феодор, часто и Аристодем, в ней есть превосходные и полезные для вас ямбы, которые сам Эсхин нередко читал и тщательно заучивал, а тут не вспомнил. (247) Вы знаете, конечно, что во всех драмах у трагиков третьим актерам дается как бы особая почесть — выступать царями и скиптроносцами. Посмотрите же, что произносит в этой драме у поэта Креонт — Эсхин и чего он не говорил ни себе самому по поводу посольства, ни судьям. Читай!

208

246. Феодор, Аристодем — актеры на первые роли (протагонисты). Молон — актер старшего поколения (конец V в.).

Нельзя узнать у каждого заранее И мысль, и душу, и сужденье, прежде чем У власти и в законах не испытан он. По-моему, кто правит целым городом И наилучших помыслов не держится, Но чьи уста все время страхом замкнуты, Тот наихудшим и слывет, и слыл всегда. И кто превыше своего отечества Поставит друга, ни на что не годен тот. Да будет Зевсу ведомо всезрящему: Я не смолчу, увидев, что к согражданам Приблизилась беда, а не спасение, И другом мне не стал бы тот, кто зло несет Моей земле, которая, как ведаю, Одна спасет нас, если поплывем на ней Прямой дорогой, и друзей добудет нам. 209

209

247. «Нельзя узнать у каждого заранее…» Софокл, «Антигона» (175-190).

(248) Ни слова из этого Эсхин не сказал себе во время посольства, но Филипповы гостеприимство и дружбу счел полезнее и поставил выше своего государства и потому распрощался с мудрым Софоклом, а увидев, как приблизилась беда — поход на фокидян, он не предупредил и не известил о ней, напротив того, и покрывал, и помогал ему, и мешал тем, кто хотел о нем сказать, (249) и забыл, что родина «одна спасет нас», что, «плывя на ней», его мать 210 правила очистительные обряды, и получала доход от обращавшихся к ней, и на эти деньги вскормила вот каких сыновей, и что его отец, который, как я слыхал от стариков, учил грамоте у храма героя-врачевателя, жил как мог на этой нашей земле, и что сами они, будучи помощниками писцов и услужая каждому должностному лицу, получали деньги, а потом, когда их избрали наконец писцами, два года кормились в Круглом доме, 211 и что сам Эсхин был отправлен послом от нашей же отчизны. (250) Ни на что это он не смотрел, не заботился, чтобы она «плыла прямым путем», — нет, он перевернул корабль и потопил и, насколько это было в его силах, подстроил так, чтобы он оказался в руках врагов. Так не ты ли изворотливый умник? Ты, и еще подлец к тому же. Не ты ли наемный сочинитель? Ты, да к тому же богомерзкий. Слова, с которыми ты часто выступал и точно заучил, ты оставил без внимания, а то, чего никогда в жизни не играл, разыскал на погибель гражданам и вытащил наружу.

210

249. …его мать… — Ср. 199 и «О венке» (259).

211

Круглый дом. — Так называется куполообразное здание Пританея на афинской площади (ср. коммент. к 31).

(251) Давайте-ка теперь посмотрим, что говорил он насчет Солона. 212 Он утверждал, будто Солон являет образец скромности и разумности тех, кто держал тогда речи перед народом, так как рука у него скрыта переброшенным через плечо плащом, и этим порицал Тимарха и упрекал его в разнузданности. Но, по словам саламинцев, нет еще пятидесяти лет, как поставили эту статую, а со времен Солона прошло до сего дня уже двести сорок лет, — значит, не только изваявший его таким художник, но и его дед не жил при Солоне. (252) Насчет внешнего вида Эсхин сказал судьям и встал в такую же позу, но не вспомнил, что для города важнее было бы знать душу и образ мыслей Солона: ведь сам он им не подражал, а действовал наоборот. Ибо Солон, когда Саламин был отнят у афинян и они постановили карать смертью того, кто заговорит о его отвоевании, пренебрег грозившей ему опасностью и пропел свою элегию, чем спас остров для государства и изгладил позор. Эсхин же отдал и продал Амфиполь, хотя его признали вашим все греки и даже царь, 213 и говорил в поддержку предложившего это Филократа. (253) Ему-то и подобало поминать Солона, не правда ли? И не только здесь поступал он так, но и по прибытии туда не произнес даже имени той земли, ради которой отправился послом. Об этом он сам сообщил вам: вы ведь помните, как он утверждал, что, мол, насчет Амфиполя было и мне что сказать, но я промолчал, чтобы дать говорить о нем Демосфену. (254) Я же, выступая, сказал, что он ничего из того, о чем сам хотел говорить перед Филиппом, не оставил на мою долю: ведь ему легче отдать свою кровь, чем уступить слово. Но, конечно, приняв подкуп, нельзя было перечить Филиппу, который за то и платил, чтобы не возвращать Амфиполя. Возьми теперь и прочитай эту элегию Солона, чтобы вы знали, как ненавистны были Солону люди вроде него!

212

251. …насчет Солона. — Пересказ речи Эсхина «Против Тимарха» (25 сл.). По преданию, Солон, чтобы побудить афинян к войне за Саламин, притворился невменяемым (не «скромным и разумным») и продел перед народом свою элегию о Саламине, чем и добился цели. Приводимый ниже отрывок взят не из этой, а из какой-то другой элегии Солона.

213

158. …даже царь… — Речь идет о персидском царе.

(255) Не выступая с речью надо прятать руку под плащ, Эсхин, а будучи послом надо прятать руку под плащ. А ты там протягивал и подставлял ее, опозорив всех, здесь же напыщенно вещаешь и думаешь, что, заготовив жалкие слова и хорошо поставив голос, не поплатишься за такое множество тяжких преступлений? Да ступай ты сколько хочешь странствовать, покрыв голову шляпой, и поноси меня… Читай же!

Наша страна не погибнет вовек по воле Завеса И по решенью других присноблаженных богов. Ибо хранитель такой, как благая Афина Паллада, Гордая грозным отцом, длани простерла над ней. Но, уступая корысти, объятые силой безумья, Граждане сами не прочь город великий сгубить. Кривдой полны и владыки народа, и им уготован Жребий бед много снести за своеволье свое. Им непривычно спесивость обуздывать и, отдаваясь Мирной усладе пиров, их в тишине проводить. Нет, под покровом деяний постыдных они богатеют И, не щадя ничего, будь это храмов казна Или народа добро, предаются, как тати, хищенью, — Правды священной закон в пренебреженье у них. Но, и молчанье храня, знает Правда, что есть и что было: Пусть хоть и поздно — за грех все-таки взыщет она! Будет тот час для народа всего неизбежною раной, К горькому рабству в полон быстро народ попадет: Рабство ж пробудит от дремы и брань, и раздор межусобный: Юности радостный цвет будет войной унесен. Ведомо иго врагов: град любезный оно сокрушает Через крамолу, — она неправдолюбцам люба! Беды какие народу грозят, а среди неимущих В землю чужую тогда мало ль несчастных пойдет, Проданных в злую неволю, в позорные ввергнутых узы, Дабы познали они рабства тяжелого гнет? Так к дому каждого быстро идет всенародное горе, Двери не в силах уже бега его задержать, Через высокую стену оно перейдет и настигнет Всюду, хотя б от него спрятался ты в тайнике. Сердце велит мне афинян наставить в одном убежденье, Что беззаконье грозит городу тучею бед, Благозаконье же всюду являет порядок и стройность. В силах оно наложить цепь на неправых людей, Сгладить неровности, наглость унизить, ослабить кичливость, Злого обмана цветы высушить вплоть до корней, Выправить дел кривизну, и чрезмерную гордость умерить, И разномыслья делам вместе с гневливой враждой Быстрый конец положить навсегда, и тогда начинает Всюду, где люди живут, разум с порядком царить.