Орбинавты
Шрифт:
— Конечно, я верю. — Алонсо даже слегка удивился такому вопросу. — Если мир — это продукт наших мыслей, то почему бы некоторым людям не иметь такой чувствительности к тому, что в нем происходит? Просто я не подозревал, что у тебя есть еще и эта способность.
— Есть, — произнесла Росарио очень уверенно. — Поэтому я за тебя и не беспокоюсь. Если с тобой что-то случится, я сразу это почувствую — ведь нас с тобой теперь соединяет очень прочная нить. Почувствую и приду на помощь.
— А как ты это сделаешь? — растроганно спросил Алонсо. — Если ты не будешь знать, что именно произошло, то как же ты решишь, какое именно изменение необходимо произвести?
— Что-нибудь
Такое же чувство неожиданной внутренней пустоты Росарио испытала четыре года назад, когда в столкновении «святого братства» с разбойниками погиб Фелипе. Она вдруг перестала ощущать связывавшую их нить. Как и в случае с родителями, Росарио не оставляла необъяснимая уверенность в том, что она могла бы уберечь мужа, если бы непрерывно думала о его безопасности. Но как можно все время думать только об одном? К тому же он всегда утверждал, что в его службе в «святом братстве» нет ничего опасного.
После гибели Фелипе к ней стал захаживать их сосед Каспар де Сохо, вдовец, с которым Фелипе приятельствовал. Оба служили в «святом братстве». При жизни мужа Росарио почти не вступала с Сохо в разговоры, предоставляя это Фелипе и не понимая, как он может терпеть общество этого человека. Сосед, несмотря на благообразную внешность римского патриция, пугал ее. Когда он открыто восхищался борьбой инквизиции с еретиками и неверными, когда с восторгом рассказывал об арестах и пытках, в его глазах горело нечто такое, от чего на него было неприятно смотреть, словно он поражен каким-то безобразным недугом.
Теперь Каспар де Сохо стал регулярно появляться в Каса де Фуэнтес на правах соседа, утешающего вдову погибшего друга. Росарио не знала, как вежливо отвадить его. Спустя год он признался ей в любви и предложил выйти за него замуж. Росарио ответила ему, что между ними ничего быть не может, так как ее сын начал ухаживать за его дочерью, и они не должны препятствовать счастью своих детей. С таким доводом Каспар спорить не мог.
Однако весной 1492 года, когда после возвращения Мануэля с гранадской войны стало ясно, что он не намерен возобновлять ухаживания за Долорес, Каспар снова заговорил о женитьбе.
На этот раз Росарио прямо сказала ему:
— Дон Каспар, я не могу велеть сердцу полюбить вас. Это не зависит от моих приказов.
— В нашем возрасте, — не отставал упорный вдовец, — романтическая любовь не так уж и важна. Главное, чтобы муж был опорой жене, а жена — помощником мужу, как сказано в Священном Писании.
— Боюсь, что ни то ни другое не может возникнуть без взаимной привязанности и доверия, — возразила Росарио.
— Вы хотите сказать, донья Росарио, — глаза Каспара потемнели, — что я чем-то вызвал ваше недоверие?! Чем же, позвольте узнать?
Росарио прикусила губу. Про доверие она сболтнула не подумав. Не могла же она сказать ему: «Тем, что вы водите дружбу с инквизиторами»!
— Дон Каспар, вы не можете принудить меня к женитьбе помимо моей воли, — заявила она наконец, решив, что в такой ситуации необходимо проявить твердость. — Если бы я хотела что-то изменить в своей жизни и обратилась к вам с просьбой об участии в такой перемене, я, вероятно, должна была бы как-то обосновать свой поступок. Но я ничего у вас не прошу и ничего не собираюсь менять. Почему же вы считаете, что я должна вам что-то объяснять?
Дон Каспар смерил ее взглядом, поклонился и ушел, ничего не сказав.
На следующий день он прислал со слугой записку, в которой заверял Росарио в том, что по-прежнему испытывает к ней самое искреннее дружеское расположение и что она всегда может рассчитывать на его помощь.
В
апреле 1493 года они неожиданно встретились на балу у герцога Альбы. Каспар рассказал ей о торжественной встрече, которой удостоила королевская чета вернувшегося после первого путешествия Кристобаля Колона. Сохо подчеркнул, что, по рассказам морехода, туземцы на открытых им островах отличаются удивительным дружелюбием и поэтому у Росарио нет причин беспокоиться о судьбе сына, оставшегося на одном из этих островов.Дон Каспар был вежлив, хотя и немногословен. Казалось, он забыл об их неприятных разговорах, чему Росарио была искренне рада.
После этого они не виделись вплоть до того дня, когда Росарио гуляла в лесу с Алонсо и им неожиданно повстречались отец и дочь Сохо в сопровождении слуг. Это было еще до того, как Росарио узнала о своем даре, и уж тем более до того, как Алонсо открыл ей свои чувства. Спустя неделю Каспар пожаловал в ее замок.
— Не желая отнимать ваше время, — заявил он после обмена формальными приветствиями, — я позволю себе сразу перейти к цели своего прихода. В нашей округе, как среди крестьян, так и в дворянской среде, ходят различные толки о том, что к вам зачастил молодой человек, с которым вы познакомили меня неделю назад во время нашей встречи на римской дороге.
— Вот как? — Росарио подняла бровь. — Вы пожаловали сюда, чтобы рассказать мне о досужих сплетнях?
— Я пришел, чтобы предупредить вас, что подобный интерес со стороны молодого человека к женщине вашего возраста сильно компрометирует вас.
— Что ж, я благодарна вам за предупреждение, — ответила Росарио.
— Полагаю, вы примете его во внимание и дадите знать сеньору Гарделю, что его присутствие здесь нежелательно?! — спросил Сохо, испытующе глядя на нее.
От возмущения Росарио на мгновение лишилась дара речи.
— Вы действительно считаете себя вправе давать мне указания о том, что я должна делать и чего не должна?! — изумленно проговорила она. — И думаете, что из-за каких-то сплетен я должна отказать от дома лучшему другу сына? Признайтесь — это какое-то недоразумение. Ведь вы вовсе не это имели в виду?!
— Вы все прекрасно поняли, сеньора Росарио, — с нажимом произнес Сохо, не сводя с нее мрачного взгляда. — Вы пытаетесь представить сейчас ситуацию в таком свете, будто сеньор Гардель — этакий милый, невинный мальчик, трогательно навещающий мать своего друга. Только он не мальчик и уж точно не является невинным. К вашему сведению, это крещеный мавр, который бежал из Гранады за несколько дней до того, как началась осада. Не может быть и тени сомнения в том, что христианство он принял с одной лишь целью уберечь собственную шкуру, а в душе остался мусульманином и, следовательно, нашим врагом. При этом он очень удобно устроился в католической Кастилии. Используя любознательность и любовь нашего народа к чтению, он торгует книгами уже в трех городах — в Кордове, в Саламанке и в Толедо. В Саламанке он постоянно посещает дом некой женщины с сомнительной репутацией. Думаю, что, как мать, вы должны разъяснить все эти факты дону Мануэлю, как только он вернется домой.
— Вы шпионили за сеньором Гарделем?! — Росарио начала догадываться, что, пожалуй, до сих пор плохо знала своего соседа.
— Я навел необходимые справки, — уточнил Каспар де Сохо. — Прощайте, донья Росарио.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел во двор, где его ждали двое слуг и три лошади.
Осадок от разговора еще долго держался в душе Росарио. Но последние драматические события — обнаружение волшебного дара, внезапная юность и счастье любви — погасили ее страх перед Каспаром.