Ордер на убийство (сборник)
Шрифт:
Так прошло несколько минут.
Внезапно на дне колодца Грегори увидел запрокинутое лицо Уоррена.
— Все в порядке, джентльмены. Я выхожу, — сказал он.
— Реактор дезактивирован, — возбужденно воскликнул Нолан. — Мы спасены!
“Да, мы спасены”, — устало подумал Грегори. Но не все. Qt него до Уоррена было двадцать футов, а счетчик Гейгера безумствовал.
Работая как сумасшедшие, они соорудили временный переходник у одной из неповрежденных кают. Загерметизировав каюту и снабдив ее аварийным запасом кислорода, они внесли туда Уоррена и раздели его. Он был достаточно облучен, чтобы добавлять к этому радиацию от скафандра. Тогда же они обнаружили, что он вошел в активную зону и с самого начала. “Радиационная карта”, которую они сняли с него,
— Вот, значит, какой у вас талисман, — проворчал Грегори. Затем он поднялся на мостик, чтобы выяснить, соорудил ли Нолан передатчик. Оказалось, что все в порядке, и Грегори передал срочные инструкции Китли.
“Змей” приблизится к ним немедленно, возьмет на борт заключенного и проследует на максимальной скорости к Титану. Реактор “Декарта” был поврежден, но прямой опасности для корабля нет. “Змей” к тому же оставит им свои манипуляторы, чтобы ускорить ремонт. Тогда они смогут вернуться своим ходом, правда очень медленно. Именно поэтому заключенному нельзя было оставаться на “Декарте”.
Отдав приказания Китли, Грегори вернулся к Уоррену.
— Вы знаете, на какое-то время я решил, что вы намерены нас взорвать, — произнес смущенно Грегори, поднимая забрало шлема. — Когда вы начали двигать стержни…
— У меня не было другого выхода, чтобы вытащить эти чертовы кирпичи, — сказал Уоррен. Он лежал лицом к стене.
Грегори нужно было сказать заключенному слова, которые трудно произнести человеку его профессии и характера. А Уоррен не хотел ему в этом помочь. Грегори сказал:
— Там, на Титане, хороший госпиталь. Они специализируются на этих вещах… Вы там пробыли двадцать минут. Если они возьмутся за вас быстро, а мы постараемся, чтобы так и было, у вас есть шансы выкарабкаться. Я прилечу и попытаюсь уговорить вас согласиться на сеанс воспоминаний…
— Типично для вас, — устало произнес Уоррен.
Физически он не изменился — болезнь концентрировалась в костном мозге, в кроветворных органах, внутри… Наверное, сейчас он уже чувствует последствия облучения. Грегори продолжал:
— Я честно рассчитываю на то, что доклад о характере потока будет исходить от вас и, разумеется, будут учтены ваши заслуги в обнаружении тела капитана “Подсолнечника”…
Уоррен лежал неподвижно.
— Да послушайте, Колфилд! — громко сказал Грегори. И замолчал.
Он подумал, как интересно устроено у человека подсознание. Даже после того как тело настоящего Колфилда было принято на борт, он продолжал называть пленника Колфилдом, и даже потом, когда у него было достаточно времени, чтобы посвятить во все Нолана и Хартмана, он продолжал молчать — а ведь при нормальных обстоятельствах он первым же делом рассказал бы им об этой удивительной истории. А он думал и думал о трагедии “Подсолнечника” и обо всем, что пережил и передумал Уоррен за одиннадцать лет. Наконец, он думал о том, что произошло в реакторе “Декарта”, и понимал, что его подсознание оказалось мягче, чем он предполагал. И что дела куда важнее слов.
Он вынул из кармана личный диск механика Колфилда и надел цепочку на шею Уоррена.
— Желаю удачи, мистер Колфилд, — сказал он сухо, поднялся и вышел из каюты.
Диск — безусловное доказательство того, что пленник лишь выдавал себя за Колфилда. И если Грегори возьмет его себе, то когда-нибудь он может поддаться слабости и лишний раз раскрыть рот, а то и подумать о той славе, которая достанется ему за то, что он распутал такое дело. Значит, оставалось, чтобы никогда не поддаться слабости, либо отдать диск человеку, который уже привык называть себя Колфилдом, либо выкинуть его за борт и забыть.
Но дело в том, что Грегори можно обвинить в разных грехах, в том числе и в невнимании к судьбе вещественных доказательств. Однако одного он никогда не сделает: выкинуть что-нибудь в космос капитан Грегори не способен. Это невозможно.
Сирил Корнблат
ГОМЕС
Все это случилось двадцать два года назад. В одно холодное октябрьское утро
я получил от редакции задание. Ничего особенного, задание как задание — встретиться с доктором Шугарменом, деканом физического факультета в нашем университете. Не помню точно, что послужило поводом — какая-то годовщина чего-то такого: первого атомного реактора, испытаний атомной бомбы или, быть может, Нагасаки. Во всяком случае, в воскресной газете должен был появиться разворот на эту тему.Я нашел Шугармена в его кабинете в квадратной готической башне, венчающей скромное здание физического факультета. Он стоял возле стрельчатой арки окна, неохотно впускавшего в комнату пронзительную глубину осеннего неба. Такой плотный толстячок с пухлыми щеками и двойным подбородком.
— Мистер Вильчек? — расплылся он. — Из “Трибюн”?
— Да, доктор Шугармен. Здравствуйте.
— Проходите, пожалуйста, садитесь. Что вас интересует?
— Доктор Шугармен, я хотел бы узнать ваше мнение по поводу наиболее серьезных проблем, связанных с атомной энергией, контролем над атомным оружием и так далее. Что, по-вашему, здесь самое важное?
В его глазах мелькнула хитринка — сейчас он постарается сразить меня.
— Образование, — изрек он и откинулся назад в кресле — переждать, пока я приду в себя от неожиданности.
Я должным образом удивился.
— Это очень интересный и новый подход к проблеме, доктор Шугармен. Расскажите, пожалуйста, подробнее.
Он был преисполнен важности.
— Я хотел бы выразить беспокойство по поводу того, что широкая публика не понимает значения последних достижений науки. Люди недооценивают меня — я имею в виду, недо-ценивают науку, — потому что плохо представляют себе, что такое наука. Сейчас я покажу вам кое-что в подтверждение своих слов. — Он стал копаться в бумагах и вскоре протянул мне вырванный из блокнота разлинованный и покрытый ужасными каракулями листок. — Вот это письмо, представьте себе, было послано мне.
Я с трудом разобрал написанное карандашом послание.
Уважаемый господин!
Хочу представить себя Вам, ученому-атомщику, как молодого человека 17 лет, с усердием изучающего математическую физику, чтобы дойти в ней до совершенства. Мое знание английского языка не есть совершенно, потому что я в Нью-Йорке только один год как приехал из Пуэрто-Рико и из-за бедности папы и мамы должен мыть посуду в ресторане. Поэтому, уважаемый господин, простите несовершенный английский, который скоро станет лучше.
Я не решаюсь отнимать Ваше драгоценное ученое время, но думаю, Вы иногда можете отдать минуту такому, как я. Мне трудно рассчитать сечение поглощения нейтронов обогащенной бором стали в реакторе, теорию какового я хочу разработать.
Реактор-размножитель требует для обогащенной бором стали
по сравнению с сечением поглощения нейтронов в любом бетоне, с которым я потрудился познакомиться:
Отсюда получается уравнение
означающее только четырехкратный коэффициент размножения реактора. Интуитивно я не удовлетворился такой коэффициент, и отрываю Ваше время для помощи, где я ошибся. С самой искренней благодарностью