Ордынский волк. Самаркандский лев
Шрифт:
Это был самый тяжелый выбор для Тимура до той поры. Сербедары спасли Самарканд и весь Мавераннахр, но кто их остановит теперь, когда они почувствовали свою власть? Он по себе знал это – никто. Только смерть может остановить бунтовщиков. Только смерть… Но простит ли ему Аллах это преступление?
Когда сербедары пришли на той – большой пир в свою честь! – к двум беглецам-эмирам, их, гордых и важных своей победой, накормили на том быстром пиру, а потом схватили и перебили всех прямо на глазах друг у друга. Вырезали как баранов. Кроме ученика медресе Маулина Заде.
А разговор был накануне в том же походном шатре такой:
– Я могу убить ремесленника, но никогда моя рука не поднимется на священнослужителя, – предупредил товарища Тимур. – Слугу Аллаха!
– Все мы слуги Аллаха! – возразил ему Хусейн. – И ты убивал любого, вставшего у тебя на пути, и прежде.
– Нет, не все мы в одной мере слуги его. Шейхи – особая каста, она неприкосновенна. Маулин Заде, если будет на то Божья воля, может стать великим праведником, учителем, пророком, как и мой учитель – шейх Шемс Ад-Дин Кулаль. А вдруг такому суждено быть? – Глаза Хусейна, смотревшего на него, уже горели злобой, он только ждал слова. – Я не хочу лишать землю Мавераннахра возможного духовного учителя.
– Я никогда не понимал твоего пристрастия к шейхам! – взорвался Хусейн. – К этим богословам и мудрецам с четками! И особенно к твоему Шемсу Ад-Дин Кулалю, которого ты слушал так, словно он – новый Магомет! – в довесок прорычал он.
– Не кощунствуй, мой друг, – покачал головой Тимур. – Не упоминай имя пророка всуе. И не оскверняй памяти моего учителя.
– Да нет уж! Хочу и скажу! Я помню, как он, этот Кулаль, владел твоим разумом! Ты словно бредил, когда приходил от него!
– Прошу тебя, Хусейн…
– Взгляни на себя со стороны, Тимур! – усмехнулся тот. – Разбойник, который по ночам грабит караваны, а утром бежит к шейху за душеспасительной беседой! Кто может быть еще более жалким? Даже не знаю! По мне – так надо было выбирать. Либо ты воин и все решаешь мечом, и ты счастлив и горд этим, либо – тварь, готовая только пресмыкаться. Как еще твой Кулаль не заставил тебя надеть паранджу!
– Прошу, если не хочешь, чтобы мы стали врагами, прекрати этот разговор, – повторил Тимур. – Иначе мне придется скрестить с тобой мечи.
Глаза Хусейна гневно сверкали непримиримой ненавистью и злобой, глаза Тимура глухо блестели испепеляющим огнем. Они не понимали друг друга. Возможно, не понимали друг друга никогда.
– Ладно, – гневно кивнул Хусейн. – Будь по-твоему. Забирай жизнь этого ученика медресе – Маулина Заде. Своего будущего пророка! – рассмеялся он. – Она твоя!
Именно тогда черная тень недоверия, уже давно прошедшая через отношения Тимура и его друга и родственника Хусейна, вдруг стала похожа на пропасть. Отныне она навсегда разделила их.
А потом была кровавая расправа над сербедарами, уж точно не заслужившими такой горькой судьбы.
Два эмира вернулись в Самарканд не просто победителями, но палачами. Теперь их не только уважали, но еще и смертельно боялись. Они казнили спасителей Самарканда – да еще подлым обманом, во время пира. Что может быть хуже? Теперь
на них смотрели с затаенным ужасом. Злодеи! Подобное наказание, если кто-то скажет им слово поперек, могло постичь любого жителя Мавераннахра.Тимур чувствовал себя виноватым перед земляками, но не Хусейн. Он словно пытался довести ситуацию до края. Владычество Могулистана над Мавераннахром пало раз и навсегда. Ханы Чингизиды из соседнего царства отступили перед мощью Тимура и Хусейна. Свои, увидевшие расправу над сербедарами, в страхе затаились. Два эмира взяли власть в свои руки. Хусейн достиг желаемого – вернул землю своего деда.
Только на этой земле был еще и Тимур. Как было ужиться двум вождям на одной территории?
И вдруг Хусейн, получив власть, проявил чудовищную жадность и неблагодарность. Многие воины Тимура брали у него в долг, чтобы экипировать себя и свои отряды для борьбы с могулами, но многое потеряли во время Грязевой битвы, и вот Хусейн потребовал этот долг назад. Бекам и простым воинам расплачиваться было нечем – война истощила их запасы, опустошила их земли. Тимур расплатился за них. Он не понимал своего друга. И друга ли? А тот, вернув себе крепость Балх со всей провинцией, какой владел эмир Казаган, вдруг стал укреплять ее, словно готовился к войне. Тимура он всячески избегал. Их войско разделилось, словно они отныне были противниками. Балх разрастался новыми стенами и башнями. В середине выросла грозная цитадель Хиндуван, сама по себе крепость. Эмир Казаган и мечтать не мог о таком оплоте! Туда свозили оружие и богатства. Но не от могулов он укреплял Балх. Тимур поздно вспомнил слова Хусейна, сказанные накануне расправы над сербедарами: «Двум владыкам не бывать на одной земле». Хусейн, считавший Мавераннахр своим по праву, готовился к этому давно.
Он возводил цитадель против своего друга юности – эмира Тимура…
В 1369 году войска Тимура стояли перед крепостью Балх. Они ждали решающего сражения с войсками Хусейна. Как до этого дошло? Несколько лет два вождя то ссорились, то мирились, то сражались друг против друга, когда отношения накалялись до предела, то бились с общими врагами, когда это было нужно.
И вот дело дошло до решающей битвы.
Два года назад из Мекки к Тимуру в Кеш пришел удивительный человек. Священный человек. Сейид и старший шериф Мекки. Один из ее земных охранителей. Потомок самого пророка. Его звали Сейид Барак. Он пришел с дарами – удивительными дарами. Такого подарка не ждал даже сам Тимур. Сейид Барак принес ему от всех шерифов Мекки барабан и знамя султанства – атрибуты шахиншахства.
Его слова пролились бальзамом на душу Тимура.
– Ты – великий правитель, – сказал с поклоном почтенный Сейид Барак. – Мекка видит в тебе это величие. И Мекка выбирает тебя предводителем всех мусульман земли. Прежние вожди не выдержали этой ноши. Теперь ты, хочешь или не хочешь, понесешь знамя Аллаха во все концы света. Но ты хочешь этого – я знаю. Мы знаем! И ты готов к этому. Скажи свое слово нам, потомкам, вечным охранителям города.
Конец ознакомительного фрагмента.