Орел и Дракон
Шрифт:
– Хрёрек уже за него отомстил! – негромко и значительно проговорил Торир и посмотрел на Рери. И тот понял, что в нем изменилось что-то серьезное: не зря же воспитатель, помнивший его ползающим мальчонкой, вдруг назвал его полным именем. – Гордись, сын Хальвдана! Не всем удается так хорошо отомстить за убитого родича – раньше, чем наступит первая ночь!
Харальд тоже отступил от лежанки и крепко сжал губы. Он осознал, что младший брат обскакал его на пути к славе и совершил подвиг, который он, старший, уже никакими силами не отнимет!
А Рери промолчал. Он пока еще ничего не соображал, и долгожданная слава его совсем не обрадовала.
Глава 3
Асгейров двор дружина покинула не сразу. Раненых перевязали, убитых складывали в сторонке. Для погибших викингов Вемунд харсир велел приготовить несколько ям: их было больше полусотни, и в здешней каменистой местности невозможно было выкопать
У него не шли из ума слова Ингвара конунга, сказанные перед битвой. «Напряжение всех сил души и тела пробуждает удачу, заложенную в человеке! Вот и выходит, что смело идти навстречу опасности, даже на хромых ногах, – это наилучший способ победить. Свою судьбу человек выращивает сам, и вскармливают ее решения, которые мы принимаем. Запомните это, дети мои, на тот случай, если мне больше не придется вам об этом сказать!»
Наверное, он знал, что этой случай поделиться мудростью с потомками – для него действительно последний. Наверное, Ингвар конунг видел свою фюльгью – белую женщину, доступную только его взору, появление которой перед человеком означает, что нить его судьбы выпрядена норнами до конца. И он сделал так, как сказал – пошел навстречу самому сильному из врагов, напрягал свои силы до предела, чтобы – одно из двух: либо пробудится удача и даст победу, либо придет смерть. Но даже второй исход нельзя считать неудачным – ведь такой смертью, какой погиб Ингвар, весь его род будет гордиться до скончания века. И именно потому, что он знал о ней заранее, но не уклонился и не дрогнул. Как истинный герой древности. И неправда, что люди нынче измельчали. По мере того как Рери осознавал это все, гордость за дядю почти вытеснила скорбь. Надо будет сказать все это Хильде… когда она будет способна его выслушать.
И он уже мечтал о точно такой же смерти, жаждал доказать, что не уступит родичу твердостью духа, когда придет его срок. Рери даже не понимал сейчас, что уже все это доказал и проверил собственным опытом: ведь и он встал против сильнейшего врага и – победил. Заложенная в нем удача проснулась и привела к победе. А из этой победы, как из зерна, вырастет дерево судьбы.
Когда страшная новость достигла Хельгелунда, фру Торгерд плакала и причитала так, что ее пришлось отправить в девичью. Она-то сразу поняла все значение произошедшего, поскольку переживала подобное не в первый раз. Королева Рагнхильд, напротив, не дрогнула и даже не удивилась: видимо, руны еще накануне открыли ей больше, чем она сказала родичам. А за долгие прожитые годы старая королева научилась стойко встречать удары судьбы. Хильда же была поначалу больше оглушена ударом, чем огорчена, и еще толком не осознала свою потерю. Оназнала, но не понимала по-настоящему, что отец не просто отсутствует сейчас, а не вернется больше никогда. Пока ее отвлекали хлопоты: Рагнхильд раздавала распоряжения насчет погребения и поминального пира, будто ничего особенного не случилось, и внучка невольно брала с нее пример. Если королева, потерявшая в старости последнего сына, не причитает и держится твердо, значит, так надо.
На поминальный пир, назначенный через три дня, снова съезжались толпы людей: все «большие бонды» из четырех харадов, все простые бонды с сыновьями, так что гостей собралось сотен пять. Многие щеголяли новыми мечами, секирами, поясами, украшениями, взятыми у убитых и пленных викингов. Самих пленных, за которых на рабском рынке Готланда можно выручить по марке серебра за каждого, еще не делили, поскольку для этого сперва требовалось оценить понесенные домохозяевами убытки, а также доказать свидетельствами вклад каждого в победу над врагом. Для всего этого требовался конунг. Новый конунг, избранный и признанный тингом взамен погибшего.
Вечером, когда все встали из-за стола, Харальд отозвал Рери в сторону.
– Я тут говорил с одним человеком, – начал старший брат. – И он сказал мне, что многие люди в Смалёнде были бы не прочь увидеть новыми конунгами нас с тобой.
– Вот как? – отозвался Рери. – И кто этот человек?
– Это я, Хрёрек, – сказал сзади знакомый голос. Обернувшись, Рери увидел Берга Одноглазого. – Это я сказал. И не я один так думаю. У конунга остался только один сын, Гудлейв, который сейчас воспитывается у Рагнара лагмана, но он еще слишком
юн, чтобы править по-настоящему. Власть окажется в руках Рагнара ярла, к тому же он Гудлейву дядя по матери и наверняка имеет на него самое большое влияние. Но зачем же нам выбирать в конунги Рагнара? Это многим не понравится, и Гудлейв не получит настоящей поддержки тинга. К тому же тут рядом есть Вемунд харсир. Теперь, надо думать, дочь конунга выйдет за него, потому что ей и всему дому нужна настоящая защита. А после женитьбы на ней Вемунд начнет добиваться, чтобы конунгом признали его. Рагнар и Вемунд будут бороться между собой, и вся наша страна погибнет во внутренних раздорах. А внешним врагам только того и надо. И года не пройдет, как мы увидим возле своих берегов корабли Бьёрна Упландского и будем платить ему дань, как Сёдерманланд, Вестманланд, Даларна и прочие. Короче, нам нужен такой конунг, чтобы и родом, и качествами был достоин этого звания и служил нам настоящей защитой. Вот – вы уже взрослые мужчины и доказали, что способны защитить землю от разорения и обид. Я скажу все это на тинге, и многие со мной согласятся.Рери понимал, почему Бергу так не хочется, чтоб власть захватил Рагнар или Вемунд: его собственный род был слишком знатен, чтобы он согласился терпеть над собой людей, равных ему происхождением, давних соперников в борьбе за влияние и почести.
– А мы имеем не меньше прав, чем даже Гудлейв, – подхватил Харальд, который слушал с самым живым пониманием и одобрением. – Мы тоже внуки Хакона конунга, и по отцу наш род ничуть не хуже. Даже лучше: Гудлейв ведь получил королевскую кровь только со стороны отца, а наши предки с обеих сторон были конунгами!
– А поддержкой мы вас обеспечим, – продолжал Берг. – У меня, если вы помните, подросла внучка, Унн, вы видели ее во время йоля. Ей уже пятнадцать, она хороша собой и обучена всему, что должна уметь хозяйка большого дома. Один из вас возьмет ее в жены, например, ты, Харальд, поскольку ты старше. И уж тогда вы можете не сомневаться, что весь мой харад поддержит моего родича во всех делах. И люди будут знать, что и вы поддержите землю, где живет ваша родня.
– Да, Рери, это все справедливо. – Видно было, что Харальду нравится этот замысел. – Что ты об этом думаешь?
В душе человек горячий и увлекающийся, Харальд, однако, был не так решителен, как младший брат, и всегда с ним советовался, хотя по рожденному упрямству советы принимал не всегда и часто спорил. Сейчас Рери видел, что старший брат уже целиком заглотил Берговы наживки. И хотя Одноглазый говорил красиво и убедительно, в душе Рери шевелился червячок сомнений.
– Что-то вы слишком легко отодвинули Гудлейва, – заметил он. – Ему не три года, а все четырнадцать, он уже два года как носит меч. И он не только внук Хакона конунга, но и сын Ингвара конунга. Ну, допустим, все сложится, как вы хотите и нас, – а скорее, тебя, Харальд, ты ведь об этом мечтаешь? – провозгласят конунгами. Но всего через два-три года Гудлейв станет совсем взрослым и тоже найдет поддержку. Через два-три года он потребует вернуть ему отцовскую власть, и нам будет нечего ему возразить. К тому же наверняка найдутся недовольные тем, что власть в Смалёнде захватили датчане. То есть мы с тобой. И что здесь будет через три года? Нас попросят уйти. Здесь вам, скажут, не Сканей и не Блекинге. Ты захочешь слезать с почетного места, Харальд?
Харальд промолчал, но лицо его дрогнуло, ясно выражая: нет, ни за что!
– Вот видишь! – Рери выразительно глянул на брата. – А если мы не согласимся уйти, будет война. Ты, Берг, ведь хочешь избежать войны между смалёндцами? А вот ее-то мы и получим, если последуем твоим советам.
– А чего хочешь ты? – воскликнул Харальд, в негодовании на брата, который разрушил такое приятное и почетное будущее. – Ты хочешь всю жизнь просидеть за чужим столом?
– Я хочу сидеть за своим столом! – с напором ответил Рери. – Своим, ты понимаешь! А здесь все чужое. Чем разевать рот на дядино наследство и думать, как бы обобрать собственного младшего родича, думай лучше о том, как вернуть наследство нашего отца, нашу собственную землю! Это потруднее, чем сесть на все готовое. Зато если мы вернем Ютландию или хотя бы Съялланд, никто нас не упрекнет и мы сможем смело смотреть в глаза кому угодно!
Харальд ответил не сразу. Младший брат был прав, но ему не хотелось отказываться от соблазнительной возможности получить землю и власть конунга прямо сейчас и без усилий. Ну, почти без усилий.
– Значит, ты нас не поддержишь? – спросил он чуть погодя.
– Мне чужого не надо, – коротко ответил Рери, и по его упрямо сжатому рту, по сердито сузившимся глазам Харальд видел, что уговоры будут бесполезны.
Продолжать он не стал. Хоть Харальд и был старше на два года, не он, а Рери убил Харда Богача и отомстил за Ингвара, и у Харальда не хватало духу с ним спорить. А Рери было бы стыдно перед памятью дяди, по сути, указавшему ему единственную истинную дорогу к чести и славе, согласись он на предложения Берга. А сбить его, если уж он убежден в своей правоте, не смогла бы даже великанша Гевьюн с той бычьей упряжкой, которой она оторвала остров Съялланд от Швеции.