Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934)
Шрифт:
На рубеже 1930–1931 гг. по бывшим морским офицерам было возбуждено несколько уголовных дел в связи с якобы имевшими место фактами вредительства. Органы ОГПУ арестовали тогда председателя Научно-технического комитета (НТК) Морских сил РККА Н. Игнатьева, начальника одного из управлений MC M. Петрова, начальника штаба MC БФ А. Тошакова, начальника Военно-морской академии профессора Б. Жерве.
По данным Особого отдела БФ, за период с декабря 1930 по январь 1931 г. на флоте подверглись аресту 38 бывших офицеров. На Черноморском флоте под следствием оказались командир дивизии крейсеров Г. Виноградский, командир дивизиона эсминцев Ю. Шельтинга, командиры подводных лодок К. Немирович-Данченко, Б. Сдастников, В. Юшко и некоторые другие бывшие офицеры [915] .
915
Черушев Н. Невиновных не бывает. С. 189.
Судебной коллегией ОГПУ указанные лица были приговорены к различным срокам заключения, а трое — к высшей мере наказания. Однако здесь следует учитывать, что осуждение еще не означало немедленного приведения приговора в исполнение, как это однозначно представляет в своих монографиях
916
Шошков E.H. Репрессированное Остехбюро. СПб., 1995.
Таблица 2
Данные о морских офицерах, репрессированных в 1930 -31 гг.
| ФИО | Должность | Дата ареста | Мера наказания | Реальное исполнение наказания |
| Эверлинг А. В. | Начальник отдела опер, упр. MC РККА | 11.10.1930 | 3 года ИТЛ | Досрочно освобожден 14.08.1931 |
| Эмме В. Е. | Член минной секции НТК MC РККА | 20.01.1931 | 10 лет ИТЛ | Досрочно освобожден 16.01.1932 |
| Ломан Г. В. | Пом. нач. отдела технического управления ВМС | 4.08.1930 | — | Освобожден 30.12.1931 |
| Озеров Г. М. | Главный инженер завода «Двигатель» | 7.08.1930 | 10 лет ИТЛ | Досрочно освобожден 14.03.1932 |
| Гончаров А. Н. | Нач. факультета Военно-морской академии | 14.10.1930 | 10 лет ИТС | Досрочно освобожден 18.07.1931 |
| Гарсоев А. Н. | Командир дивизиона подводных лодок | 19.01.1931 | 3 года условно | Освобожден 15.06.1931 |
| Кимбар Ю. Ю. | Председатель минной секции НТК MC РККА | 13.03.1930 | 10 лет ИТЛ | Досрочно освобожден 11.02.1932 |
| Власьев Н. И. | Нач. технического управления MCРККА | 5.04.1930 | 3 года ИТЛ | Досрочно освобожден в 1931 |
| Игнатьев Н. И. | Председатель НТК MC РККА | 5.04.1930 | ВМН с заменой 10 лет ИТЛ | Досрочно освобожден в январе 1934 |
| Жерве Б. Б. | Нач. Военно-морской академии | Февраль 1930 | — | Освобожден в 1931 |
Начальник артиллерии береговой обороны Черного моря бывший офицер Г. Четверухин, арестованный 30 сентября 1930 г. и приговоренный к десяти годам ИТЛ, уже 29 декабря этого же года был освобожден. Судя по его воспоминаниям, освободили в тот день и многих других командиров Морских сил РККА [917] .
В рассматриваемый нами период большинство репрессированных не только было освобождено, но и вновь принято на военную службу, правда, не на командные должности, а на административные и профессорско-преподавательские [918] .
917
Четверухин Г. Сполохи воспоминаний // Морской сборник, 1991, № 11. С. 87–91.
918
Морозов М., Кулагин К. Указ. соч. С. 406.
Безусловно, мы не пытаемся оправдать репрессии 1930–1931 гг. в отношении бывших офицеров, в том числе и флота. Вместе с тем считаем, что, исследуя судьбы пострадавших (в большинстве своем пострадавших невинно), нельзя пренебрегать уже рассекреченными данными, доступными любому историку. Перечисленные нами выше, а также многие другие флотские офицеры были необоснованно осуждены и погибли позднее — в 1937–1938 гг., но это уже другая историческая ситуация.
В поле зрения ВЧК — ОГПУ постоянно находились военнослужащие и командиры запаса, получившие высшее военное образование в академии Генерального штаба при царском режиме либо при Временном правительстве. Сюда же следует отнести и большинство из тех, кто был причислен к Генеральному штабу в первые годы существования Советской власти.
Партийно-советским органам пришлось предоставить ответственные посты в молодой Красной армии именно бывшим генералам и офицерам Генерального штаба, учитывая их значительный опыт службы на самых важных должностях в штабах, административно-хозяйственных органах и в военно-учебных заведениях. Уже в течение первого года Советской власти на службе у нового режима находилось 679 выпускников Николаевской академии Генерального штаба [919] .
Однако, как совершенно справедливо отмечает в своем труде о «военспецах» военный историк А. Кавтарадзе, вопрос о привлечении бывших генералов и офицеров в Красную армию был слишком сложным и трудным в своем практическом преломлении. Поэтому неудивительны сомнения и возражения по данному вопросу у многих видных военных и партийных работников.
919
Каминский
В. Русские генштабисты в 1917–1920 годах. Итоги изучения // Вопросы истории, 2002. № 12. С. 40.В одном из документов, составленном Н. Крыленко и Н. Подвойским, отмечалось, что привлечение офицеров старой армии передает «в бесконтрольное распоряжение бывших генералов» все ответственные посты и стратегические позиции, а вместе с ними и «право распоряжаться вооруженными силами Советской Республики». Авторы призывали к тому, чтобы если и давать полномочия «бывшим», то назначать их только на должности начальников штабов, военными консультантами в оперативный отдел, всегда ставить их в подчиненное положение и заставлять «чувствовать над собой палку» [920] .
920
Кавтарадзе А. Указ. соч. С. 77.
В качестве этой самой палки использовались военные комиссары и сотрудники особых отделов. Оснований сомневаться в абсолютной лояльности генштабистов имелось достаточно. В период Гражданской войны имелось немало фактов измены командиров и штабных работников самого высокого уровня. В связи с этим упомянем статью Л. Троцкого «Красная армия в освещении белогвардейцев», где пространно цитируется попавший в руки большевиков доклад изменника, бывшего командира бригады Котомина колчаковскому командованию. В этом докладе есть специальный раздел «Генеральный штаб». По мнению Котомина, значительный процент генштабистов в Красной армии состоит в подпольной организации «Союз национального возрождения» и лишь немногие честно, за совесть служат новому режиму. «В общем, можно сказать, — пишет комбриг, — что большинство старших офицеров генштаба пристроились в тылу, только более молодые или добровольно, или по принуждению состоят на фронте» [921] .
921
Троцкий. Указ. соч. Т. 2. С. 108.
По разные стороны фронта оказались офицеры и генералы Генерального штаба, близко знавшие друг друга в силу высокой корпоративности выпускников Николаевской академии, а в ряде случаев — связанные родственными узами. К примеру, генерал-майор Н. Махров добровольно вступил в Красную армию еще в апреле 1918 г., а его братья, тоже окончившие академию, служили у Деникина в Вооруженных силах Юга России [922] . Брат полковника В. Моторного, занимавшего высокий пост во Всероссийском главном штабе, служил начальником штаба Саратовского фронта колчаковцев. У командующего 16-й армией (на 1920 г.) генштабиста Н. Соллогуба брат стал начальником штаба одной из польских дивизий. Подобного рода примеры можно продолжать. С точки зрения оперативных отделов ВЧК — ОГПУ, все указанные обстоятельства могли приводить к снижению уровня лояльности генштабистов в Красной армии большевистскому режиму, быть основой разного рода преступных действий. Ведь уже после окончания Гражданской и Советско-польской войн нелегально ушли за границу генералы-генштабисты И. Данилов и М. Фастыковский, Д. Долгов, П. Ягодкин, полковник Н. Десино [923] .
922
Рутыч Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и ВСЮР. М., 1997. С. 152–155.
923
Данилов И.А. Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков // Архив русской революции, т. 14. М., 1999; Голдин В. И. Лихолетье. Судьба генерала М.В. Фастыковского. Архангельск, 2006. С. 67; Тинченко Я. Указ. соч. С. 91.
Большинство исследователей как у нас в стране, так и за рубежом придерживаются той точки зрения, что кадровые офицеры, и прежде всего офицеры Генштаба, служили в Красной армии «не за страх, а за совесть», руководствуясь исключительно патриотическими побуждениями. И с этим нельзя не согласиться, если понимать под этими движущими мотивами любовь к Отечеству как таковому, а не сочувствие идеологии большевизма. Добавим сюда чисто профессиональные соображения: кроме как воевать, руководить войсками, организовывать боевую и мобилизационную подготовку армии в мирных условиях, они ничего другого делать практически не умели, да и не хотели. Они желали определенного карьерного роста и статуса, дающего если уж не старые привилегии, то во всяком случае разрешение многочисленных социально-бытовых проблем. Но то, что статус и уверенность в хорошей перспективе революция у них отняла, не добавляло добрых чувств к новому режиму. Упоминавшийся уже нами бывший полковник Г. Гирс в своих рассуждениях о настроениях многих крупных военных в 1920-е годы подчеркивал крайнее недовольство генералитета и высшего офицерства многократным появлением в большевистской печати статей и заметок, в которых говорилось о «царских генералах и прочей сволочи». По словам бывшего полковника, угнетало их также и чувство поднадзорности, контроль политаппарата. «Этот контроль, — продолжал он, — являющийся неудачным на данном этапе революции, рассматривался везде с оттенком раздражения и приводил в негодование офицерство» [924] .
924
Там же, л. 29.
Введение новой экономической политики в 1921 г. и ее вполне успешное развитие породило у генштабистов и многих других бывших офицеров уверенность в мирном изжитии большевизма, полном отказе партийно-советской элиты от коммунистических форм хозяйствования и неизбежности перерождения Советского государства в демократическую республику. Однако ожидания не оправдались, и с началом индустриализации, а еще более при проведении коллективизации враждебность к большевистскому режиму усиливалась. Хорошо образованные, отличавшиеся (в большинстве своем) достаточной широтой взглядов, самостоятельностью суждений и оценок, многие генштабисты готовы были при благоприятных условиях (интервенция иностранных государств, широкомасштабные крестьянские выступления и т. д.) встать на сторону сил, противостоящих Советской власти. Но готовность не означала активные подготовительные действия, а выражалась в оценках при обсуждении политической ситуации в ходе «приватных» встреч вне службы.