Орион (Орион - 1)

Я чувствовал себя пешкой в великой игре двух могучих противоборствующих сил, суть которой я не понимал. Не оставалось ничего другого, как последовать примеру Аримана и выжидать, пока мне не удастся узнать чуть больше о замыслах моего грозного соперника.

Мои размышления были прерваны настойчивым стуком.

– Кто это может быть?
– спросила Агла, приподнимаясь на постели.

Набросив одежду, я подошел к порогу. Испуганная Агла снова забилась под одеяло.

Отогнув кожаную занавеску, я увидел старого монгола в грязной, поношенной одежде.

– Крепко же вы спите, - сварливо проворчал он.

– Так или иначе, сейчас я уже не сплю, - резонно возразил я.

– Пир, наверное, затянулся до утра, - продолжал брюзжать старик, - а в результате простым людям приходится вставать ни свет ни заря, хотя у них и своих забот хватает.

– Кто вы такой, черт побери?
– не выдержал я.

– Сапожник, кто же еще. А вы кого ждали - самого Великого хана?
– Он протиснулся мимо меня в хижину, не спрашивая разрешения.
– Посыльный Бейбарса приказал мне немедленно явиться к вам, чтобы сшить пару сапог. Как вам это нравится? Как будто у меня нет других дел. Но кого это волнует? Повеление самого Великого хана! Кому охота рисковать своей головой? Приходится подчиняться, нравится вам это или нет. Так что придется потерпеть и вам. Сапоги должны быть готовы уже сегодня к вечеру.

Он уселся на пол хижины и, все еще продолжая бурчать себе под нос, начал раскладывать перед собой инструменты и куски кожи. Несмотря на несносный характер, он оказался настоящим мастером своего дела. В результате к концу дня у меня появилась великолепная пара сапог, но, право, за все время моего пребывания среди монголов я не встречал худшего тирана, чем этот сапожник.

С этого дня я почти ежедневно бывал в шатре Великого хана. Угэдэю нравилось мое общество, и наши встречи становились все более частыми. Однажды он пригласил меня совершить с ним поездку верхом по окрестностям Каракорума.

– Вот это и есть настоящий дом монголов, - сказал он, когда мы оказались посреди бескрайней степи, на которой паслись бесчисленные табуны лошадей и стада баранов.

Глядя на его счастливое лицо, я не мог усомниться в искренности его слов.

– Монгол без лошади - уже не монгол, - продолжал Угэдэй, выпрямляясь в седле и с наслаждением вдыхая чистый, сухой воздух.

Наши совместные поездки скоро стали регулярными. Первое время Угэдэй еще брал с собой нескольких телохранителей, но уже после двух-трех вылазок за город он отказался и от этой меры предосторожности. С каждым днем он все больше доверял мне, и я отвечал ему полной взаимностью. Он любил слушать мои рассказы о народах и государствах Европы, об истории великих империй прошлого и их правителях. Особенно его занимал Древний Рим, и он был искренне огорчен, когда узнал, что коррупция, падение нравов в итоге погубили Римскую империю.

– У нас не могут появиться свои Тиберии или Калигулы, - заметил он. Наши орхоны не чета римским патрициям. Раболепие не в характере монголов.

Со своей стороны Агла умоляла меня не слишком доверять дружбе Великого хана.

– Ты играешь с огнем, - предупреждала она меня.
– Ничем хорошим это не кончится. Рано или поздно Ариман натравит его на тебя, либо он сам напьется и забудет все ваши доверительные беседы.

– Это не в его характере, - пытался защищаться я.

– Он Великий хан, - настаивала она, поднимая на меня свои бездонные серые глаза, - от одного слова которого зависит жизнь и смерть миллионов людей. Что для него значит жизнь отдельного человека, твоя или моя?

Я хотел объяснить ей, что она ошибается, но, заглянув в ее обеспокоенные глаза, полные любви ко мне, запнулся на полуслове и смог только невнятно пробормотать:

– Думаю, что ты все-таки ошибаешься.

Каждый из нас остался при своем мнении.

Время шло, а я все еще находился в неведении относительно замыслов Аримана. В середине лета пришла весть о победе Субудая над армиями короля Белы, а несколько недель спустя в Каракорум начали прибывать караваны верблюдов, груженные оружием и драгоценностями, военной добычей из Венгрии и Польши.

За все это время я ни разу не видел Аримана. Можно было подумать, что мы и существуем с ним в двух параллельных измерениях. Оба мы жили в Каракоруме, регулярно появлялись при дворе Великого хана, но наши пути никогда не пересекались.

Наступила осень, а с ней и сезон дождей. В прежние дни монголы в ожидании зимних холодов откочевывали к южным границам Гоби, но сейчас, когда Каракорум стал столицей, об этом не могло быть и речи.

Помимо всего прочего, осень - традиционный сезон охоты у монголов, и однажды Елю Чуцай пригласил меня в свой шатер и объявил, что Великий хан пригласил меня принять участие в этой потехе.

Шатер Елю Чуцая был небольшим уголком Китая, перенесенным в монгольский лагерь. Изящная антикварная мебель из дорогих пород дерева, инкрустированная золотом, перламутром и слоновой костью, шелка, драгоценный фарфор. Бесчисленные рукописи и карты. Жилище малоудобное для обитания, но вполне способное удовлетворить запросы старого философа.

– Великий хан, очевидно, испытывает симпатию к вам, - заметил Елю Чуцай, усаживая меня рядом с собой и угощая чашкой свежеприготовленного чая.

– Весьма неординарная личность, - заметил я.
– Я бы назвал его необычайно деликатным человеком для властелина огромной империи, если к монголу вообще применимо подобное слово.

Елю Чуцай сделал небольшой глоток чая, прежде чем ответить на мою реплику.

– Он мудрый правитель, - согласился он.
– Угэдэй позволяет своим полководцам расширять границы империи, пока сам утверждает законы Яссы внутри ее пределов.

– С вашей помощью, - любезно добавил я.

– За спиной великого правителя всегда стоял умный чиновник, - отвечал, улыбаясь, Елю Чуцай.
– Собственно, мудрость владыки заключается в его способности правильно выбрать себе помощников. И все же, несмотря на близость, существующую между вами, - продолжал китаец, - Ариман по-прежнему пользуется большим влиянием при дворе Великого хана.

– У Великого хана много друзей, - отвечал я уклончиво.

Старый мандарин аккуратно опустил фарфоровую чашечку на драгоценный лаковый поднос рядом с чайником.

– Я бы не стал называть Аримана другом Великого хана. Скорее его врачом, - заметил он.

Это известие повергло меня в легкий шок.

– Врач? Значит, Великий хан болен?

– Болезнь, применительно к данному случаю, не совсем подходящее слово. Великий хан предпочитает жить в роскоши и бездействии, вместо того чтобы лично вести свои войска на завоевание новых земель.

– Он не может сделать этого, - возразил я, припомнив слова Угэдэя о том, что он устал от вида крови.

– Я готов согласиться с вами. Он не может. Хулагу, Субудай, Кубилай, те всегда находятся во главе своих армий. Миссия Угэдэя - оставаться в Каракоруме и играть роль Великого хана. Если он начнет собирать армии, это может вызвать недоумение среди орхонов. Все земли вокруг давно брошены к ногам Великого хана.

Кажется, я начинал понимать суть проблемы, к которой осторожно подводил меня старый мандарин. Угэдэю нечего было покорять. Китай, Европа, Ближний Восток уже покорились монголам. Любой его шаг мог привести только в возобновлению древней вражды между самими монголами.