Орион реликвий

– М-м-м-м, – я попытался спросить у маячивших перед глазами сестер: «ваши реликвии разговаривают?». Но итог был очевиден.

– Что ты там мычишь? – злобно зыркнула сестрица. – Давай, снимай с шеи, я тебе говорю!

Она приблизилась ко мне и вытянула руку. В этот же момент подключилась вторая и, отталкивая сестру, тоже потянулась за реликвией.

Эй, девчонки, вы че? Я же не умер еще!

– Ты давай, кушай-кушай, – голос опять зазвучал из центра кристалла. – А то достанется этим…

Мне на миг показалось, что кристалл фыркнул. Но самое главное, что я понял, что никто, кроме меня, не слышит этот голос.

Мать схватилась за сердце, глядя, как меркантильные сестры пытаются снять с меня побрякушку. Та самая блондинка Маша, закрыла рукой лицо, показывая, как ей неловко от происходящей ситуации.

– Хватит! – взревела матушка, да так, что я сам невольно дернулся. – Вика, Василиса, хватит! Перестаньте!

Девушки, которые уже крутились клубком возле кровати, замерли. Держа друг друга за волосы.

– Эту реликвию ваш отец перед смертью завещал Косте! Не вам, а Косте!

Это что за имя еще такое, Костя? Как будто кто-то чем-то подавился и пытается откашляться! Вот то ли дело – Балтимор! Или… как там звали последнего нашего принца, которого бобры сгрызли?

О, точно, Владислав!

Называешь это имя и сразу понимаешь, у его владельца крепкие яйца и тяжелый кулак!

Костя… черт.

– Так, он и так щас ноги откинет, – произнесла кто-то из близняшек. – Какая разница, раньше, позже?

– Вы даже с шеи его не снимете, – неожиданно подала голос Маша. – Реликвия к нему привязана наследием. Понимаете? Задушите бедолагу!

– Так облегчим участь! – звонко сказала одна из меркантильных сестер, и они вновь начали кататься по полу.

Идиотки, ей-богу. Как так можно о родном брате говорить? А?

Реликвия, хотя судя по ее размерам, до реликвии она явно не доросла, продолжила меня упрашивать съесть ее. Я попытался ответить ей, ну, промычать, типа зачем мне это, но она не понимала меня.

Все твердила съешь и съешь меня. Умоляла. Даже угрожала:

– Не съешь меня, помрешь! Другого выхода нет!

В последнее я и так верил. Видел обстановку, понимал, как все катится к чертям. И, к слову, а почему бы и нет? Ну, что я сделаю?

Подумаешь, зубы переломаю перед смертью, зато эти сволочи ничего не получат!

Точно, решено, так и быть, разговаривающая побрякушка. Добро пожаловать в пищевод!

– Ты же съешь меня? – голос стал более ласковым. – Ну давай, Владимир, ты сможешь!

Стоп! Откуда это ты знаешь мое настоящее имя? Почему это ты не называешь меня этим… Костей?

Конечно, вместо озвученного вопроса я смог только промычать. Но и то, сделал над собой усилие, чтобы раскрыть рот. Не с первого раза, но все же получилось.

Если я не могу и рта-то открыть, как мне ее жевать?

Когда моя рука растянула цепочку, девушки на полу замерли. Когда я схватил кристалл на ней, Маша отняла руки от лица, а мать замолкла.

А вот когда я поднес кристалл ко рту… послышался женский визг.

Маша смотрела на представление с раскрытыми от удивления глазами. Мать застыла в немом крике, не понимая, что происходит, а сестры… как цепные собачки, по команде, кинулись ко мне.

Увы и ах, бабоньки, я сделал то, что меня просили.

Кристалл на удивление оказался мягким. Его грани не поранили нёбо, когда я зубами с лёгкостью перекусил его. Осколки не впились в язык и щеки.

Вообще, у меня сложилось впечатление, что я жую желейную конфету из барсучьего жира.

Невкусно, но и не мерзко. Желудок набить – самое то.

– Придурок! – синхронно завизжали обе. – А ну, выплюнь!

Они схватили меня и начали поочередно пытаться залезть мне в рот. Но в данный момент меня мало волновало, что они пытаются сделать. Когда кристалл, точнее, его «масса» попала в мой желудок, начали твориться чудеса.

Боль? Нет, не слышал. Смахнуло рукой! Слабость – испарилась. Ноги начало жечь, как и место ниже пояса, а голова стала яснее. Я стал обладателем своего тела, чувствовал его каждый миллиметр и…

Ощущение того, что я жив, было замечательным. Легкость, непринужденность и необычное сильное желание сходить в туалет. Что я и решил сделать первым делом.

Резко вскочил с койки, отмахнувшись одной левой от сестер, да так, что они с кровати посыпались.

Мышцы ног еле-еле слушались, и понимая, что за столько времени без работы мышцы атрофировались, я все же рискнул. Сделал первый шаг и почувствовал, как мышцы что-то обожгло. Спустя секунду, от жжения не осталось и следа.

Это еще что за чудесное излечение?

В два шага я сократил расстояние до мамы и, ухватив ее за плечи, глядя прямо в изумленные глаза, спросил…?

Спросил! Спросил! А не замычал! Я могу разговаривать!

– Мать! Где? Здесь? Туалет?!

Мой голос был грубоватый, но не до конца мужской. Он мне не понравился, но к такому я привыкну. Движения легкие и мягкие. Я словно плыл, а не срывался с места.

Мать только и смогла, что указать рукой себе за спину, не веря в то, что только что произошло.

* * *

Со второго этажа по крутой винтовой лестнице я спустился за секунду. Но, разумеется, упал. Ноги хоть и пришли в норму почти сразу, но все равно… что-то с ними было не то.

Да и не удивительно, столько лет просто лежать. Как я вообще двигаюсь? Как я излечился?

Я замер, рассматривая коридор перед собой и задумался, не пропустил ли что-то на втором?

Нет. Я не ошибся, нужно было на первый этаж. Двери на этом принадлежали трем другим спальным комнатам.

По количеству разбросанных вещей, трусов и всего прочего, тут же понял, что это женские комнаты и принялся искать дальше.

На первом этаже пробежался по узкому, но длинному коридору, почему-то машинально перепрыгивая через ковер, а уже там… тело само меня привело в уборную. Которая выглядела в разы лучше, чем все те комнаты, в которых я побывал.