Орлий клёкот. Книга вторая

Отстояли тогда край свой усилиями патриотов — и дворян, и простолюдинов. Вышло только наперекосяк. Вроде бы не обжили его в союзе с аборигенами, а захватили чужое. И уж ничего не изменить, не поправить — ох как нелегко меняется сложившееся понятие! С тех пор Китай и Япония — в позе обиженных, а Россия стала без вины виноватой. Винтовками да пушками приходилось ей правоту свою утверждать. И кровью русской.

Вот теперь вновь подоспела пора встать стеной за землю свою. За советскую землю, народную. И не убаюкивать себя, что вцепились соседушки друг другу в гриву и не до нас им. Оскал их все одно в нашу сторону. Вот и нужно бить по зубам.

«И крепко! Чтобы скулы трещали! — гневно рассуждал Богусловский. — Как в двадцать девятом на КВЖД. А то: «Буду сыта я. Буду сыта!..»

И вдруг похолодело внутри у него, а на лбу — испарина. Он сделал, как ему показалось, страшное открытие: кому-то не интересно, чтобы кулак бьющий был крепок и смел; кому-то интересно, чтобы при замахе огляд имелся — не осудили бы, не обвинили бы в самочинстве.

Кто-то убаюкивающую песенку благословил на эстраду, кто-то здесь хватает за руку, за справедливо карающую руку — вот тебе и сомнения, вот тебе и робость душевная. Но если даже не робость, то хотя бы отвлечение сил на доказательство очевидных истин.

То, что не дано ему было осмыслить в одиночной камере алма-атинской тюрьмы, то уразумел он теперь…

Нет, по масштабам содеянного для Родины своей он не приравнивал себя к Невельскому, Бошняку, Орлову, Чихачеву и к другим мужественным офицерам, кто вопреки вожжам и окрикам верно делал нужное для России дело, но, оценивая все, что с ним происходило и происходит, он проводил принципиальную аналогию.

Его, честно делающего свое нелегкое дело, вот уже вторично отдают под следствие. И вновь, вдуматься если серьезно в суть звонка, он лишен права выезда. Он снова арестован.

«Нет! Не выйдет! Не возьмете голыми руками! — угрожая кому-то неведомому, сжал кулаки Богусловский. — Не только во мне дело. В принципе дело: смело ли бить врага или оглядываться, не осудят ли ненароком. Не выйдет!»

Песенку, которая игриво лилась из черного круга, Богусловский уже не воспринимал вовсе; он даже не сразу осмыслил доклад дежурного, который, постучав, как положено, в дверь, вошел затем в кабинет и вскинул руку к фуражке:

— Эскадрон к выезду готов. Взвод станковых пулеметов — на тачанках.

Ответил машинально:

— Хорошо. Свободны.

Не совсем поняв ответ, дежурный все же сделал положенный поворот и вышел из кабинета. И только тогда Богусловский вполне осознал, что не полемика с неведомыми вредителями дела сейчас от него требуется, а действие. Ему надлежит решить, выполнять ли распоряжение следователя или ехать с эскадроном.

Он стукнул ладонью по столу, как бы ставя точку своим размышлениям, и упрямо поднялся. Он понимал, сколь сложны окажутся последствия его действий, но шел уверенно. И никто не мог бы определить, как бурно мечется его душа.

— Са-ади-ись! За мной — ма-арш!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Вроде бы вел Богусловский эскадрон аллюром на пределе лошадиных возможностей, а надо же — опоздал немного. Бой на Барковом начался. И что самое неприятное, инициатива — у японо-маньчжуров. Высадили они десант не с внешней стороны острова, где отделение пограничников заставы и небольшой резерв комендатуры приготовились встретить провокаторов, а ввели катера в протоку с тыльной стороны. Двух зайцев тем самым убили: пограничникам пришлось спешно перестраивать оборону, оставив удобную, заранее подготовленную позицию, что поставило их в трудное положение; но самое неприятное было в том, что пограничники на острове оказались отрезанными от берега — не мог теперь начальник заставы переправить через протоку, на что он рассчитывал, подкрепление.

— Не держать же на острове весь личный состав! — оправдывался теперь он перед Богусловским. — Участок без охраны не оставишь.

Все верно. Могло быть и так: шум вокруг острова подняли для отвода глаз, чтобы в ином месте безопасно переправить агента, а то и крупную шпионско-диверсионную группу. Это учитывал и он, начальник отряда. Коменданту этого участка еще несколько дней назад приказал на всех заставах усилить охрану границы.

— Ошибки в ваших действиях нет, — подбодрил начальника заставы Богусловский. — А вот выправлять положение нужно немедленно. Каков ваш план?

— Выход, думаю, один: пулеметами с берега ударить по катерам и под прикрытием огня переправить эскадрон через протоку.

— Нет, подобные действия ожидаемы японо-маньчжурами. Кровопролитны для нас.

— Тогда лодками. Рыбацкими. На внешний берег.

— Это уже выход, — проговорил Богусловский, вглядываясь в схему, которую прекрасно знал, но, как каждый командир, он тоже имел привычку перед принятием окончательного решения «советоваться» с картами и схемами. — Это — выход. Но… Тоже лобовой. Тут бы что похитрей. — И спросил ободрившимся голосом: — Японские катера вот здесь, говорите, в излучине? Хорошо. Почти вплотную можно подгрести незамеченными. Так поступим, — прикрыв ладонью остров, приказным тоном продолжил Богусловский. — Основной десант на лодках высадим на остров, четырьмя лодками обойдем остров и атакуем катера. Отобрать четырехвесельные, обложить борта по носу вещевыми мешками с песком. Людей немного. По пять человек. Два станковых и два ручных пулемета. Я сам поведу группу захвата катеров. А с берега завяжем с катерами огневую дуэль. Для отвода глаз.

— Разрешите мне? Я лучше знаю местность, — предложил начальник заставы, но Богусловский недовольно и резко бросил в ответ:

— Нет!

Затем, после паузы малой, спросил, уже не столь резко:

— А охрану участка кому поручим? То-то. Вы за ненарушимость границы на своем участке сейчас особенно ответственны. Ясно? Ну и хорошо тогда, коль ясно.

Через несколько минут отделение мангрупповцев с ручным пулеметом скакало по тропе к протоке, чтобы повернуть огонь пулеметов с японских катеров на себя и хоть в малой мере помочь оборонявшимся на острове пограничникам; лодки с десантом на остров поочередно отчаливали от берега, и весла сразу же во всю силу начинали вспарывать встречную воду; рыбаки сельские, свободные от службы пограничники заставы и группа захвата катеров передавали, словно ведра с водой на пожаре, вещевые мешки с песком на лодки, где их укладывали по бортам выше скамеек, сооружая одновременно из паел и вещмешков удобные гнезда для пулеметов; спешили все, ибо подстегивала их доносившаяся от острова густая стрельба.

Все четыре лодки отошли от берега одновременно и гуськом потянулись вверх по течению. Вначале было навалились гребцы на весла, но Богусловский попридержал их пыл:

— Пусть десант ввяжется в бой. Не спешите.

Чуть-чуть укоротили гребок пограничники, но прошла минута-другая, и вновь с предельной силой лопатили воду весла. Богусловский и сам готов был как можно скорее броситься на помощь сражавшимся пограничникам, но он был командир и действовать сломя голову не имел права. Не только о том, чтобы поразить врага, думал Богусловский, но и о том еще, чтобы поражение это надолго утихомирило провокаторов. И не любой ценой, а малой кровью победить. Потому он, вопреки настроению подчиненных, понимая, что они подневольно выполнят приказ, повторил его сердито:

— Не спешите! Я же сказал!

Плавный изгиб реки, и — вот он, остров. Последняя лодка десанта нырнула в кустистый заливчик. Метров триста бежать пограничникам для охвата подковой японо-маньчжуров. Можно бы и навалиться на весла, в самый раз будет, да только берег, что за протокой, молчит.

И тут «дегтярь» заработал. А следом — трескучий залп.

— Давай, ребята! — возбужденно скомандовал Богусловский. — Давай!

Вздулись бугристо спины гребцов, гнутся крепкие весла, воронками лихими крутится за веслами вода, тяжелый нос лодки настырно пашет встречные струи. Все стремительней и стремительней бег лодок. Вот и остров позади. Еще немного, еще… Крутой разворот, и теперь не цугом, а в шеренгу выстроилась четверка, пулеметчики ленты и диски поправляют, дыхание успокаивают, готовые нажать гашетки и спусковые крючки, едва лишь покажутся катера. Остальные пограничники винтовки мостят на вещевые мешки, чтобы с упора бить, без промаха. На веслах всего по одному человеку. Удерживают лодки носом к врагу.