Орлы и звёзды
Шрифт:
— Ага! Это имя тебе, похоже, знакомо? Да, это был тот самый легендарный боевик Савинков. Хотя, если верить историческим документам, его здесь быть не могло. Он должен вернуться в Россию несколько позднее. Значит, он сумел оставить этот визит в тайне. Вот ведь авантюрист! Ради того, чтобы побывать на премьере пьесы, с автором которой дружен, подставил голову. Ушёл, правда, по-английски, но, думаю, Зинаида Николаевна ему простит. Он ведь даже усами пожертвовал ради этого приезда! Ну а ты, так просто молодец, — вновь перешёл он на прежнюю мелодию. — Действовала исключительно высокопрофессионально, — ввернул-таки штабное словечко! — Хочешь, я тебе весь наш разговор перескажу?
— Давай, — без особого энтузиазма – всё равно ведь не отстанет – согласилась я.
Глава одиннадцатая
За Савинкова я теперь была спокойна. В обозримом будущем голодная смерть ему никак не грозила. Той лапши, что Мишка навесил ему на уши в «Привале комедиантов», хватит надолго. Смущало иное: половина этой лапши приходилась
— Ты зачем ему про Мексику наплёл? — спросила я у Мишки, развалившегося теперь в кресле с самым благодушным видом. — Ничего проще придумать не мог?
— Мог, конечно, — пожал плечами Мишка. — Вот только не я про Мексику придумал.
— А кто? — удивилась я. — Львов?
— И не Львов…
В глазах Мишки появился азартный блеск, видимо в предвкушении продолжительной игры в загадки. Да вот только я была не в том настроении, чтобы потакать его извращённому вкусу. Видимо мне удалось это выразить во взгляде, потому что Мишка сразу пошёл на попятную.
— Я всё расскажу, — заявил мой друг, — только не смотри на меня с таким укором.
Он набрал в грудь воздуха, потом выдохнул и сказал:
— Постарайся не воспринимать эту информацию как абсолютную истину. Всё ещё может оказаться не так.
Предчувствие того, что он что-то разузнал о Глебе, накатило на меня с такой силой, что я только процедила сквозь зубы:
— Да начинай уже!
Мишка сразу посерьёзнел и заговорил своим обычным голосом:
— Вчера приходил Львов и принёс любопытную информацию.
— Минуточку! — прервала я его. — После спектакля мы, не заходя домой, отправились в кафе. Я – на час раньше. Он к тебе в это время подходил?
Мишка отвёл глаза в сторону.
— Нет. Он приходил домой, до театра, когда ты в уборы наряжалась.
Ну всё понятно. Мишка просто утаил от меня приход Львова. И, как это ни горько признавать, поступил правильно. Времени на обстоятельную беседу у нас тогда не было. Поэтому я просто вздохнула и разрешила:
— Продолжай.
Разговор со Львовым я лучше перескажу от первого лица. Уже по внешнему виду полковника можно было догадаться, что есть важная информация. Когда время, отпущенное на светскую беседу, или, проще говоря, разговор ни о чём, прошло, я обратился к полковнику:
— Теперь выкладывайте, Пётр Евгеньевич, с чем пожаловали?
— Буквально два часа назад, – начал Львов, — зашёл ко мне в кабинет знакомый ротмистр из другого подразделения. Поскольку мы с ним старые приятели, то разговор проходил в свойской манере. «Увидел твой запрос по Каинску и сразу поспешил зайти», — заявил после обмена приветствиями мой приятель. «Есть что-то интересное?» – сразу встрепенулся я. «Да как сказать, — замялся ротмистр. — Ты Кольцова помнишь?» – «Это которого? Того, из вашего подразделения? Ну как же, помню. Тоже, кажется, в ротмистрах ходил?» – «Ротмистром его сделали в последний момент, чтобы с повышением отправить, куда подальше от столицы», — несколько раздражённо пояснил мой приятель. А был тот Кольцов, признаюсь вам дражайший Михаил Макарович, личностью весьма примечательной. Такого лентяя и выдумщика было ещё поискать. До работы вовсе не охоч, зато реляции писал отменные. Начальство его поначалу хвалило, а потом, когда поняло, что реляции те из одной только фантазии и состоят, приложило максимум усилий, чтобы от нас его спровадить. Были у того Кольцова какие-то связи в министерстве, потому и услать его удалось только с чином и званием. Однако вернёмся к моему приятелю. «И что тот Кольцов?» – спрашиваю. «А то, — говорит, — что отправили его как раз в Каинск. Теперь вот он оттуда очередную реляцию прислал. Мой полковник, как прочёл, так сразу весь побагровел, и хотел эту бумагу, было, скомкать, насилу адъютант отстоял. В общем, я её тебе оставлю, поскольку она как раз по твоему запросу, а потом заберу».
– Покажите бумагу, — попросил я полковника.
— У меня её нет, — холодно ответил Львов. — Она уже давно в другом управлении. Вам же придётся довольствоваться моим пересказом.
— Тоже вариант, — кивнул я. — Так я вас слушаю, Пётр Евгеньевич.
— В бумаге говорится, что на ближней к Каинску железнодорожной станции Каинск-Томский не так давно объявился один человек. Пришёл, поговаривают, чуть ли не с Камчатки, а туда попал из самой Америки. А до того, вроде бы воевал на стороне инсургентов в Мексике, да не один, а с женой. Но та, стало быть, по дороге в Россию пропала. И вот этот приезжий наладил в железнодорожных мастерских производство каких-то невиданных карабинов, под названием «Тигръ». Помимо этого он занялся обучением местных рабочих военному искусству. А для того, чтобы всё это оплатить, он отобрал деньги у одного местного купца. И сделал это без единого выстрела. Купец, мол, после беседы с ним, сам деньги и выложил. А в настоящее время отправился этот человек прямиком в Петроград, а с ним ещё шестеро боевиков. И вот что примечательно, написана эта бумага таким языком, что сам Крестовский бы позавидовал. Не мудрено, что полковника чуть удар не хватил. Короче, зная Кольцова, ходу этой бумаге не дали. А вы, я вижу, ею заинтересовались?
Я посмотрел на Львова.
— И даже весьма. А скажите, Пётр Евгеньевич, не упоминает ли сей ротмистр имени этой странной личности?
— Ах, простите! — хлопнул себя по лбу полковник. — Упоминает: Абрамов Глеб Васильевич.
Как хорошо, что я не умею читать по губам, зануда Мишка всё ещё ими шевелит в надежде закачать мне в мозг ещё несколько мегабайт совершенно не нужной мне информации. Он не понимает, что я уже отключила звук и, глядя на его смешно шлёпающие губы, думаю о том, кто является для меня самым главным в жизни. Васич, ты нашёлся! Всё то время, что тебя не было, я почти не сомневалась, что
ты ко мне вернёшься. В Мишкиных словах растворилось, наконец, это проклятое «почти», которое, ещё немножко, свело бы меня с ума. Ну чего ты, Мишенька, так пыжишься? Хоть я тебя и не слышу, но догадываюсь, в чём ты пытаешься меня сейчас убедить. Мол, всё это ещё не точно. А вдруг это досадное совпадение? Чудак ты, Мишка! Какое совпадение, если самая незримая и самая прочная на свете нить вновь связывает наши души. Я не знаю, где он сейчас и что делает, но я знаю, что он с каждой секундочкой, с каждым вдохом приближается ко мне. А до Мишки, похоже, дошло. Он уже не шевелит губами, и лишь смотрит на меня и печально и нежно. Встаю, подхожу к нему, целую в тёплую щёку и скольжу в свою комнату. Нам надо побыть вдвоём.Жадно глотаю морозный воздух, чтобы хоть как-то остудить клокочущее внутри меня возбуждение. Я возвращаюсь в казарму после только что завершившегося собрания партийной ячейки, на котором мне вручили членскую карточку РСДРП. Там всё было по-взрослому. Сначала за меня замолвили слово порученцы: Фрол и товарищ Матвей. Потом было бурное обсуждение. Каверзные вопросы сыпались со всех сторон. Меня, вернее Ежова, тут знали многие, и, в отличие от того же Фрола, совсем не считали подходящей кандидатурой в члены партии. Как я и предполагал, Ежов до возвращения с фронта в революционной борьбе замечен не был. Выручил товарищ Матвей. Он вновь попросил слова, и объяснил присутствующим, что война резко изменила мировоззрение товарища Ежова, и его военный опыт для партии исключительно важен. За короткий срок товарищ Ежов успел высказать несколько ценных мыслей, а по его эскизам сочувствующие нашему делу инженеры с Путиловского уже заканчивают делать чертежи нового пролетарского оружия – услышали бы эти слова чеченские боевики. Его выступление решило исход обсуждения в мою пользу, и меня, пусть и не единогласно, в партию приняли. А уже после собрания, товарищ Матвей отвёл меня в сторону и предупредил, что в первых числах января мне надлежит присутствовать в качестве «приглашённого товарища» на заседании Петроградского комитета РСДРП(б). Он де так меня расхвалил перед комитетчиками, что они сами решили меня послушать. А что, мне есть что сказать. В виду казармы настроение моё заметно упало. Этот Новый год обещал стать самым унылым праздником в моей жизни. Фрол, правда, приглашал в компанию, да и увольнительную дали бы без хлопот, но уходить в загул мне хотелось ещё меньше, чем проводить праздник в казарме.
— А ты в этом прикиде отлично смотришься! — прозвучал над ухом знакомый голос.
Я стремительно повернулся. Прямо передо мной, упакованный барином, стоял и лыбился Мишка – Михаил Макарович Жехорский – Шеф.
Адрес «общаги», — а чем казарма не общага? Кто не согласен, пишите, поспорим – в которой обитался Николай Ежов, Львов мне выдал как раз в канун Нового года. Я решил сделать Ольге сюрприз, потому ничего говорить не стал. Тому была и другая причина. Ольга, на мой взгляд, излишне эмоционально восприняла известие о Глебе, твёрдо уверовав в его скорое пришествие. А вот я, грешным делом, сомневался. И теперь, идя в сторону Путиловского завода, решил загадать: окажется Ёж Ершом, значит и Глеб подлинный, а, коли, нет, то не знаю, что я буду делать с Ольгой. До казарм добрался ближе к вечеру, как раз к концу смены. Я знал, что Ежов служит механиком в Запасном автомобильном бронедивизионе и днём работает в мастерских. Однако когда солдаты возвратились в казарму, Ерша я среди них не заметил. Расстроился, конечно, однако решил проверить. И не зря. Оказалось, что Ежов сразу после работы ушёл в увольнительную. Когда стрелки моего «Паши Буре» оказались в опасной близости от конца срока увольнительной вижу, идёт, родимый! И так мне вдруг стало хорошо, я разве что не прослезился. Ёрш меня, конечно, не узнал, да и не смотрел он по сторонам, торопился. И как только он со мной поравнялся, я и выдал: «А ты в этом прикиде отлично смотришься!» – ничего, значит, умнее придумать не смог. Ёрш аж крутанулся на месте. Смотрит на меня, а глаза у него, на глазах, — забавно: «глаза на глазах» – увеличиваются в размере и нижняя челюсть постепенно отвисает. Он тоже не умнее меня оказался, спрашивает: «Ты как здесь?» – умора! Отвечаю в тон: «Так же, как и ты». Испугался: «Что, тоже грохнули?» Тут я не выдержал и говорю: «Ёрш, тебе не кажется, что мы разговариваем как два идиота?» Он кивает: «Кажется, Шеф, ох, как кажется!» И полез, наконец, обниматься. Потом мы зашли на КПП, Ёрш отметил увольнительную, и мы ещё час просидели в комнатёнке для посетителей. О многом поговорить не успели, зато договорились Новый год отмечать у меня на квартире. Я ему про Ольгу не рассказал, очень захотелось посмотреть на их рожи во время встречи. Записал ему адрес, спросил: «Найдёшь?» Ухмыляется: «А то!» Спрашиваю: «С увольнительной помочь?» Оглядел меня критически: «Ты и здесь уже в начальники выбился?» Ответил его же словами: «А то!» Рассмеялся, но помощь отверг: «Сам, — говорит, — с усам!» На том и расстались.
Стала я какая-то рассеянная. Пока ёлку украшала, две игрушки разбила. Мишка молчит. Моё состояние ему понятно. Он молодец. Взвалил все заботы по встрече Нового года на себя. И ёлку приволок, и игрушки раздобыл. Они у них тут такие чудны́е, никогда таких не видела. Теперь вот на кухне копошится. Я помогаю, как могу, но, честно говоря, всё время ощущаю себя где-то за бортом. Вчера ездила на Николаевский вокзал, смотрела расписание поездов. Мишка спросил: «Ты, надеюсь, не собираешься ежедневно встречать все поезда?» Я даже немножко обиделась: «Ты меня совсем за дуру-то не держи. Буду встречать один». — «А как определишь, какой?» – «А закрою глаза и ткну в расписание пальцем. Сердце, оно подскажет» Мишка только головой покачал. «Делай, — говорит, — как знаешь. Деньги на извозчика брать не забудь». Он всё-таки замечательный.