Орлы или вороны

Поднялся на пятый, прислушался — за дверью тишина. Посмотрел на часы: 23:20, до нового года ещё сорок минут. Как скромный тинэйджер потоптался у двери минут пять, не решаясь позвонить. Приложил ухо к замочной скважине. В квартире кто-то тихо разговаривал. Слышался Настин голос. Слов было не разобрать, но она явно чего-то рассказывала вполголоса. Вот придумал приехать! А ну-ка она там вдвоём с кавалером каким-нибудь, а он тут нагрянет и всё испортит? Постоял ещё, послушал. Настя замолчала. Вообще тишина.

— Да ладно, чего уж, — Сиплый ещё раз глянул на часы. До нового года полчаса. И он нажал на кнопку звонка. Раздался громкий, неприятный звук — как ножом по краю стекла.

«Ну и звонок противный у Зевса», — подумал он, и в этот момент дверь открылась. Настя в ярком, нарядном голубом платье, вся праздничная и обворожительная, в туфлях на высоком каблуке, стояла перед ним, открыв рот от изумления. Они так молча и смотрели друг на друга. От неё просто было не отвести взгляд. Сиплый уже в который раз по-доброму позавидовал своему другу. Зевсу везло на девчонок. Настя первая пришла в себя от шока, открыла широко дверь и просто сказала:

— Заходи, Саша.

Как она его назвала? Саша? Захотелось поднять её на руки и расцеловать. Сиплый зашёл в прихожую, поставил пакеты на пол и протянул Насте букет роз:

— С Новым годом, Настюха, — сказал он и потянулся, чтобы поцеловать.

Она подставила щёку, взяла букет, улыбнулась.

— Ничего себе, какие красивые. Да так много! Спасибо, Александр.

— Саша, — поправил он, разуваясь. — А я подумал, почему бы нам вместе Новый год не отметить. Погоди, а ты чего, одна, что ли? — только сейчас Сиплый заметил, что в квартире полумрак.

Свет горел только в коридоре. В комнате на табурете стояла небольшая ёлка, украшенная гирляндой, и мерно моргала разноцветными огоньками. На кухне на столе блёкло горели две свечи в подсвечниках. Настя, казалось бы, немного стушевалась, вроде как он застал её врасплох за чем-то неприличным. Но деваться было некуда, и она сказала:

— Проходи, конечно, раз приехал. Меня звали подруги из универа. Они с ребятами квартиру сняли специально на праздник, чтобы вместе отметить. А я сказала, что дома побуду, а потом подойду к ним. Может быть, подойду, — она прошла на кухню, включая свет.

Сиплый с пакетами шёл сзади.

— А ты вроде с кем-то разговаривала, как мне показалось, — сказал он, заходя на кухню.

— Вон, с ним, — Настя показала рукой на портрет Зевса, стоявший на столе.

Стол был красиво сервирован на двоих. Тарелки на льняных полотенцах, приборы: вилки и ножи. В двух изящных бокалах пузырилось шампанское. Сиплому стало не по себе. Ему стало стыдно за себя. Он как-то быстро смирился с потерей друга, успокаивая себя, типа: а что я могу сделать? А Настя продолжала бороться. Она не хотела мириться с потерей любимого человека. Они были знакомы всего несколько месяцев, а она продолжает любить его и ждать. Молодая, красивая девчонка. Она сидит здесь одна в новогоднюю ночь, нарядная и обворожительная, и разговаривает с фотографией Зевса. В это невозможно поверить. Сиплый присел на край дивана, что стоял у стола.

— Наверное, не стоило приезжать.

— Почему? Молодец, что приехал. Я рада тебя видеть. Ты как какое-то приятное звено, связывающее меня и Витьку. Глядя на тебя, я как будто немножко вижу его.

— Прикинь, я чувствую то же самое, — сказал он, удивляясь, как Настя в точности повторила его мысли.

— Давай уже встречать новый нод, раз не успели проводить старый, — она нажала кнопку на пульте, и в телевизоре появился Путин. Он как раз начал свою новогоднюю речь. Пробили куранты, где-то на улице загрохотали петарды, кто-то из соседей громко закричал: «С Новым годом!» Чокнулись, выпили шампанского.

— Ладно, я такая голодная, давай есть, хватит горевать! — сказала Настя с деланым задором. — Давай, Саня, говори, чего тебе положить, у меня много всего. Я хочу за тобой поухаживать. Может, тебе водки налить? У меня есть какая-то. Я её не пью, но купила, пусть будет.

— А я тоже привёз, — оживился Сиплый.

Достал две бутылки «Абсолюта», одну поставил в холодильник, вторую на стол.

— Куда хоть столько! — удивилась Настя.

— Нормалёк, я одну выпью, а ту, что в холодильнике, не трогай. Зевс вернётся, вместе выпьем, — бравым голосом сказал Сиплый.

— Хорошо, — сказала Настя. — Даст Бог, так и будет.

И они принялись за еду. У Сиплого после трёх рюмок развязался язык, и он много рассказывал и про детдом, и про учёбу Витьки в Череповце. Как они гуляли направо и налево, умалчивая о пикантных подробностях. Рассказал даже про Машку, которая, зараза, не пошла за него замуж, а укатила в Швейцарию. Болтали почти до утра. В конце концов Настя сказала:

— Знаешь Саня, я полюбила тебя как брата, поэтому нам с тобой так легко. Мы с тобой никогда не сможем быть вместе, я хочу, чтобы ты это понимал и не питал никаких иллюзий. Но ты всегда будешь желанным гостем в моём доме. Запомни это, брат Саня.

Сиплый в изумлении открыл рот. Потом закрыл. Сказать было нечего. Эта молоденькая девочка Настя в нескольких предложениях легко расставила все точки над «i». Мужику, который в два раза старше её, который столько всего повидал на своём веку. Вот так всё просто и без лишних недомолвок. Он, пожалуй, тоже уже полюбил эту девчонку. Теперь он понимал, почему Зевс так быстро к ней привязался. Она, правда, была необыкновенная, не такая, как все. Что ж, пусть он будет любить её как сестру. Хоть так. По телевизору фоном шла музыкальная программа, и как раз включили медляк. Саня взял пульт, сделал погромче и сказал:

— А потанцевать с сестричкой хоть можно?

— Конечно, братик, — улыбнулась она, — с удовольствием.

И они танцевали, плавно кружась под музыку. Настя давно уже сняла свои праздничные туфли, оба были босиком. Когда танец закончился и кавалер проводил даму обратно за стол, Настя вдруг сказала:

— Я понимаю, что Витя уже не вернётся. Что-то ужасное случилось. Скорее всего, это волки, а может, ещё какая беда. Я понимаю, но всё равно верю, а вдруг какое-то чудо. Вдруг Бог даст нам ещё один шанс быть вместе. Я не знаю, как, но ведь случаются же чудеса?

— Случаются, — подтвердил Сиплый. Может быть, без особого энтузиазма, потому что вряд ли он сам верил в чудеса.

— Я молюсь Богу, чтобы Он каким-то, ведомым только ему одному, способом, всё вернул, как было. Вернул тот день, когда мы расстались. Я бы тогда его не отпустила или бы поехала с ним. Понимаешь?

Он кивнул. На улице время от времени проходили шумные компании, где-то продолжали хлопать петарды, а здесь, на маленькой кухне, медленно догорали две свечи, по телевизору о чём-то шутили юмористы. И эта девочка из деревни, судьба которой каким-то чудесным образом пересеклась с судьбами двух друзей, Зевса и Сиплого, сидела за новогодним столом и продолжала верить в своё личное чудо.