Оруженосец

Фередир опять захихикал, косясь на Эйнора. Гарав продолжал:

Оруженосец, тихо в сторону: — Что за кретин! Тут разве есть куда бежать? Попробуй сам — авось бы потерялся! Рыцарь, грозно: — Эй ты, бездельник! Снова замечтался? А ну, вперед! Не вздумай лорду возражать!

На этот раз захохотали оба. Гарав возмущённо завопил:

— Ну мне дадут продолжать?! Чего ржёте?! — но тут же засмеялся сам, ощущая, что на душе становится полегче — и не сразу опять настроился на исполнение. — В общем, рыцарь!

Озабоченно и удивлённо: — Простите, леди, вынужден прервать письмо. На горизонте — чья–то ГОЛОВА!.. (Подходят поближе. Из песка действительно торчит голова). Оруженосец, яростно: — Какая сволочь закопала здесь вот ЭТО? И должен ли я это откопать? Рыцарь: — Не рассуждай, бездельник! На том свете За добрые дела должны воздать. Оруженосец, презрительно: — Да это харадрим! Может, его убить? Рыцарь, задумчиво: — Можно и убить.

Хохот снова раздался над стоянкой. Гарав отчаянно замахал рукой: ну слушайте же!

— В общем, оба разглядывают голову сараци… гм, это — харадрима.

— Харадрим в пустыне знойной Вогнан по уши в песок. Эк скрутило бедолагу, Хоть бы кто–нибудь помог! Оруженосец: — Господин, ведь мы не знаем, Что за грех лежит на нем! Рыцарь, небрежно махнув рукой: — Для начала откопаем, А потом, глядишь, убьем. Эй, харадец, как тебя зовут? Харадрим: — Саид. Рыцарь: — Кто тебя закопал? Харадрим, яростно, с жутким акцентом — примерно так: — Нуменорская собака в чёрном плаще со звездой. Отца убил, брата убил, последнего барана в свою веру обратил! Совсем плохой, слюшай да. Встретишь его — не трогай, он мой!

— У харадримов нет имени Саид, — заметил Эйнор и вдруг по–детски прыснул. Но тут же принял достойный вид: — Что там дальше?

Пустыня. Меж барханов опять бредут двое… Рыцарь: — Любезная Катрин! Уже который день мой тяжкий путь лежит через пустыню. Здесь солнце белое и желтые пески… Оруженосец, с надрывом: — Мой лорд! Харадец спер последние портянки! Рыцарь, злорадно хихикая и потирая руки: — Надеюсь, он скончался в страшных муках!

На этот раз хохот был подобен обвалу. Гарав тоже не удержался — опять. Но всё–таки усилием воли скрутил ржачку и продолжал:

Рыцарь мечтательно продолжает: — Простите, леди, за вульгарный слог, Но проза жизни снова грубо вторглась. Оруженосец, вглядываясь вперед: — Прошу простить, что прерываю этот бред, Конца которому, боюсь, вовек не будет. Там, впереди, — девица на верблюде. Держите крепче верности обет! Рыцарь, свирепо: — Ну ты, наглец! Закрой покрепче пасть, А то зубов тебе недосчитаться! Оруженосец, обиженно: — Ну вот, опять — чуть что, так сразу драться, А без меня давно бы мог пропасть. Рыцарь, горделиво: — Но не пропал. Поэтому — заткнись!!! Тут появляется девица на верблюде. Рыцарь тихо обалдевает. — Попридержите, леди, скакуна, Ваш лик прекрасен в ярком свете солнца! Девица, жалобно: — Ах, сударь, мой верблюд вот–вот загнется, Среди пустыни, сударь, я одна! Рыцарь, недоверчиво: — Одна? Девица, с нажимом и убедительно: — Одна. Рыцарь, гордо выпрямляясь: — Позвольте вас сопроводить! Вам путь, клянусь, покажется короче! Девица, с робкой надеждой в голосе: — Вы не спешите? Рыцарь совсем гордо выпрямляется: — Ради вас — не очень! Девица, радостно: — Ах, рыцарь — как мне вас вознаградить? Рыцарь: — Вознагради… ах, вознаградить? Я весь у ваших ног! Такое дело тонкое — Восток! Процессия разворачивается и медленно удаляется в противоположную сторону. Рыцарь, мечтательно вслух: — Любезная Катрин! Простите за задержку. Я весь горю от жажды встречи с вами… Оруженосец (подсказывает): — Душа моя давно уже сгорела… да, сгорела… И сердце изнывает от ожогов… ох, изнывает!.. Рыцарь, патетически: — Но здесь война! И долг пред Нуменором священен! (Нежно улыбается) [48]

48

Вся постановка принадлежит перу и исполняется бардами Тэм Гринхилл и Йовин.

Гарав пригнулся, пропуская над собой фляжку Эйнора. И тут же сделал вид, что кланяется.

— Благодарю за внимание.

Правда в следующие две минуты он всё равно вынужден был бегать вокруг бивака от рыцаря, который носился следом, да ещё и швырялся разными предметами.

— Фляжка… — комментировал Фередир, помешивая в котелке. — Сапог… Эйнор, сам будешь искать… опять фляжка… а это что?.. О, надо же, сумку не пожалел… овёс не просыпался?.. Опять сапог… Меня за что?!

— Чтоб не болтал, — сел к огню Эйнор и второй раз треснул Фередира крагой. С показной сердитостью обулся.

— Мне уже можно подходить? — осведомился из темноты Гарав. — Я есть хочу.

— Подходи, — хмыкнул Эйнор. Гарав сел напротив. Эйнор протянул руку и хлопнул оруженосца по плечу: — Когда вернёмся — выступишь перед князем.

— Я?! — испугался Гарав. И огляделся, словно князь уже стоял возле огня.

Но вместо князя к огню вышли четыре человека. Бесшумно. Один за другим.

Это были рыжие холмовики. В кольчугах, клетчатых плащах, с оружием и щитами. Двое молодых мужчин, двое мальчишек постарше Гарава. Всё произошло так быстро и обыденно, что Гарав не успел толком удивиться. Фередир опустил миску, но больше ничего не сделал. Эйнор остался невозмутим и неподвижен… хотя Гарав на миг увидел на его лице замешательство и даже… страх, что ли?

Холмовики остановились сбоку от огня, держа руки на виду, не на оружии. Гарав снова ощутил нелепость ситуации — а точнее, какую–то её нереальность. Вышли к костру люди и стоят, смотрят. Как будто это тут обычное дело.

Или правда обычное?

— Hela, [49] — сказал Эйнор, пошевелив ногой ветку в костре.

— Hela. Oyst tyja? [50] — отозвался тот из мужчин, что постарше. Вполне мирным голосом.

Эйнор показал рукой на северо–восток.

49

Привет.

50

Привет. Откуда вы?

— Karn Dum. [51]

— Farst raydda. [52]

— Yo. [53]

— Wimma steppa? [54]

Эйнор покачал головой.

И в этот миг рыжий ударил мечом.

А дальше всё смешалось. Вроде бы Фередир кинул углями в лицо второго нападающего. Мимо прокатился какой–то клубок, пророс стальным шипом. Гарав крутнулся на месте, вскакивая и рывком за рукоятку сбрасывая с меча ножны — пояс полетел в сторону. Пнул бросившегося на него во вторую атаку парня в колено и вскочил, подхватывая левой рукой щит.

51

Карн Дум.

52

Дальний путь.

53

Да.

54

А по каким делам?

Кто–то рухнул рядом с костром. Лязгала сталь и слышались ругательства. Но это всё уже отдалилось от Гарава. Сейчас в мире остались он — и его противник.

Человек. Рыжий парень. С длинным мечом…

…Как это ни смешно и ни странно, но только теперь Гарав понял, зачем воины носят доспехи. По–настоящему понял, не умом, а — почувствовал.

Противник был выше и сильней Гарава. И драться умел, пожалуй, лучше — хотя мальчишка пришёл сюда, в этот мир, с кое–какими навыками, а уроки Эйнора впитывал, как губку.

И выше, и сильней, и дерётся лучше… Но только достать Гарава как следует — не мог. А ведь дважды доставал, несмотря на щит — так, что это могло кончиться глубокими ранами — и оба раза сухо шуршала безотказная сталь доспеха. И Гарва, после первого такого удара — в правое бедро — было струхнувший, осмелел. А после второго — по левому плечу — ответным выпадом достал противника сам, в локоть. В правый — левше Гараву было легче наносить такие удары.

И увидел, как на лице рыжего парня появилось и стало расти отчаянье. Он ещё отмахивался, но потом перебросил меч в левую — и сразу стал отступать, не в силах противостоять натиску осмелевшего и разошедшегося Гарава. Лёгкая кольчужка и такой же лёгкий шлем — немного против латника…