Оружие фантома

– Налей-ка и мне, начальник. Рабочий день закончился. Можно? – У Пацифеева слегка дернулось правое веко, и он отвел взгляд в сторону.

– Как скажешь. Тебе видней, – смиренно промолвил лодочник и потянулся к бутылке. – А мы предложим с превеликим удовольствием.

Пацифеев встал, прошелся по комнате и приблизился к окну. Вглядываясь в темноту, он испуганно отшатнулся:

– Дед, а кто это у тебя в пристройке шарит?!

– Что?! Где?! – Старик соколом взвился над табуретом и через мгновение уже прижимал лоб к холодному стеклу. – Где?

Бутылка была импортная, толстостенная, поэтому не разлетелась вдребезги, а лишь глухо ухнула, когда врач с силой обрушил ее сзади на затылок начальника лодочной станции.

В его очередном плане главным условием было сохранение жизни старику. Старик сейчас крайне необходимый лжесвидетель, поэтому врач туго связал его веревкой и для верности замотал в зеленую рыболовную сеть с поплавками из пенопласта. Очевидно, «хранитель реки» имел слабость к браконьерству…

Пульс лежащего был в порядке, дыхание ровным. Пацифеев убедился, что старик без труда дышит через нос, и сунул ему в рот найденную в углу суконную рукавицу.

Еще десять минут ушло на поиски канистры с топливом. В пристройке, используемой как склад ГСМ, находилось около тридцати канистр. Пацифеев бродил в темноте, с грохотом роняя одну за другой, и вполголоса ругался. Зажигать огонь в этом помещении с характерным спертым запахом было чистым безумием, поэтому Пацифеев по очереди отрывал емкости от земли и встряхивал…

До «своего» катера было рукой подать; он перекинул через борт канистру, сунул за пазуху карту местности и быстрым шагом отправился на поиски бомжа в тельняшке, которого видел всего час назад. И на эти поиски не ушло много времени. Бомж лежал на крыльце все того же домика, укрывшись старым бушлатом. Около него стояли две пустые бутылки пива и опорожненная бутылка «Абсолюта». Поскольку бродягу никто не гнал, даже подкармливали и, как нетрудно было убедиться, подпаивали, становилось очевидным, что этот «моряк» – на своем берегу. Это Пацифеев определил сразу.

– Здравствуй, странник. Как дела? – приветствовал он лежащего.

– Живем, хлеб жуем, – уклончиво ответил бродяга.

– Пятьсот рублей хочешь заработать?

Бомж резко скинул с плеч бушлат и сидя стал энергично расчесывать грудь под тельняшкой…

Глава 7

Много времени понадобилось Степному, чтобы принять решение. Копаясь в закоулках своей памяти, он пытался вспомнить фамилию человека, назначившего ему встречу в чертовски дорогом ресторане Слянска. Зинченко. Он, Степной, услышав эту фамилию от своего человека, почувствовал, как что-то зазвенело струной в его памяти. Он знал, что судьба сталкивала его с неким Зинченко, но это было так давно, что, перелистывая год за годом в обратном порядке архив памяти, Степной даже чувствовал, что молодеет.

Его человек сказал:

– Степной, если ты согласишься встретиться с ним по делу, которым ты занимаешься сейчас, то перезвони мне. Если не помнишь его – я о нем расскажу, когда перезвонишь. Только перезвони обязательно, если не хочешь «попутать масти»…

Последнее означало, что человек, ищущий встречи, – «красный». ФСБ, «уголовка», военный – неважно. Он в погонах, а значит – мент. Все, кто в погонах, – служители власти, а по-старому, по-воровскому – менты. Что нужно менту от вора-»законника»? Тем более по этому делу. Кто еще знает о харьковских «камнях»? Макей колонулся на смертном одре? Или с погоста маляву прислал?

Зинченко…

Степной еще не решил, стоит ли соглашаться на встречу, но уже мчался в «Мерседесе», идущем в колонне из трех машин, в Слянск. Вор сознательно не перезванивал «своему», пытаясь заставить свою память работать.

Зинченко… Харьков… Камни…

– Остановись! – почти крикнул он водителю.

От неожиданности тот резко увел машину с трассы, и колеса зашуршали по щебенке.

Харьковский «важняк»!

Следователь по особо важным делам прокуратуры города Харькова – Зинченко Николай!

Степной откинулся на кожаную спинку сиденья и рассмеялся. По-стариковски глухо, с прикашливанием. Его смех длился достаточно долго для того, чтобы водитель и телохранитель, сидящий впереди, предположили: у дедушки – старческий маразм. Смех Степного закрепил их уверенность – «хозяин» постепенно слетал с катушек. Эти ненужные пытки заболоцкого лоха Морика, его бессмысленная смерть… После всех уверений в том, что «кровь» и «вор» понятия несовместимые, приказ Степного «задавить» и «укрыть от глаз людских» совершенно не владеющего информацией пацана выглядел как симптом очевидного диагноза – авторитет умирает не только телом, но и умом. Именно поэтому его охрана спокойно сидела в микроавтобусе и джипе, даже не интересуясь причиной столь внезапной остановки в странном месте.

Но именно в этом и была сила старого вора. Он был достаточно мудр для того, чтобы не демонстрировать окружающим свой ум. Его главная заповедь – никогда не говори того, о чем думаешь, и делай все для того, чтобы окружающие чувствовали твою беспомощность. Ты беспомощен – значит не опасен, и для борьбы с тобой нужно мало сил, мало бдительности. Именно тут и ошибались почти все, кто не желал добра Степному. Почти сорок лет носить «корону» – это не заводской или милицейский стаж. В ментовке тебе простят глупость, и ошибку простят, и слабость. А в этом мире за те же самые грехи враз «лоб зеленкой намажут»…

Долго искал он свои алмазы. Но не камни нужны ему были, не то несметное богатство, которое они в себе таили. Степной и без них имел все, что хотел. Он искал своей правды. Вор не имел права умереть, не вернув себе то, что у него несправедливо отняли.

И вот теперь, сквозь года, в его память снова вернулась эта фамилия. Зинченко. Следователь по особо важным делам прокуратуры города Харькова.

И сейчас он ищет встречи с ним. «Важняк», сумевший «сшить» дело, по которому его, Степного, двадцать два года назад «приземлили» на «строгий», под Салехардом. Ювелир в Харькове, антиквар в Чернигове, музей в Коврове. Доказательств у Зинченко было мало, но много уверенности в своей правоте. Может, и не «придавил» бы он Степного тогда ни очными ставками, ни парой непроданных картин, что в квартире вора нашли, да вот… Какая-то сука в это же время две церкви под Ковровом «обнесла». Для мента что музей, что храм – один закон: сто сорок четвертая, часть третья. А для «законника» церковь «обнести» – все равно что ребенка убить. Но накопали бесы из харьковской уголовки дерьма по закоулкам, да и снесли этого «шнягу» Зинченко. Честь и хвала ему за то, что не поверил он в вину Степного. Выкупил тогда вор у Зинченко обе церкви за большую цену. За ювелира в Харькове, за антиквара в Чернигове да за музей в Коврове. А что было делать? Нельзя с таким грузом на зону. За мать и за церковь больше одной ночи на нарах в бараке тебе спать не дадут.

И вот сейчас Зинченко назначил ему встречу.

Зачем? За алмазы Степной уже отсидел. Теперь они по праву – его, потому что дважды за одно и то же не судят.

Встречи хочешь, старый «друг»-прокурор? Будет встреча! За те две церквушки долг тебе отдать нужно. Степной свои долги помнит. Как и чужие.

– Трогай, Сережа, трогай, дорогой. У нас сегодня дел ой как много будет. А сейчас давай домой. И подай мне телефон, человечку своему позвоню…

И эта встреча состоялась.

Они встретились в ресторане «Русь». Двое пожилых мужчин, в дорогих костюмах, белоснежных рубашках и галстуках. Они не поздоровались за руку, как могли предполагать окружающие. Ведь для несведущих эта встреча была не что иное, как бизнес-ланч двоих солидных воротил. Ничто не указывало на то, что за одним столом собрались пообедать прокурор города и криминальный авторитет. А у них не принято здороваться за руку. У таких людей контакт идет не от сердца, а от разума. У них нет ничего общего, они живут разными жизнями и руководствуются противоположными по содержанию законами.