Ощепков
Шрифт:
Так что Ощепкова беспокоило как раз то, что боевая часть его системы оттесняет на задний план спортивную, и в письме он, наоборот, просил увеличить ему количество часов на преподавание дзюудо как борьбы. Василий Сергеевич с грустью и разочарованием отметил, что начиная с 1931 года никто из спортивного руководства — от директора Института физкультуры до главы Спорткомитета страны ни разу не присутствовал на соревнованиях по дзюудо. Это, по мнению Ощепкова, привело к плачевным последствиям и откату в развитии борьбы на позиции начала 1930-х: к 1937 году, когда «вольная борьба» советского стиля вроде бы начала завоевывать долгожданные прочные позиции в армии, дзюудо исключили из программы физкультурных техникумов, из учебного плана институтов физкультуры на 1937–1938 годы, была сорвана встреча клубов Москвы и Ленинграда. Он снова и снова просил вернуть преподавание дзюудо, открыть дополнительные курсы, дать возможность дзюудо дышать полной грудью. Тщетно: все это писалось тогда, когда сам по себе любой термин японского происхождения звучал как приговор.
7 июля на окраине Пекина произошла стычка между японскими и китайскими солдатами — так называемый инцидент на мосту Марко Поло (Лугоуцяо). Завязалась перестрелка, длившаяся… более восьми лет — началась Вторая
В июле повторно пришли за Николаем Петровичем Мацокиным. После освобождения в 1934 году он уволился из разведки и занимался наукой. Получил квартиру напротив Матросской Тишины, каждую ночь слышал, как с лязгом открываются и закрываются ворота, впуская очередную порцию обреченных. Стараясь выглядеть как можно более лояльным власти, со всей силой своей энергичной натуры набрасывался в печати и на собраниях на коллег, недостаточно, по его мнению, преданных делу коммунизма. Не помогло. Мацокина расстреляли 10 октября в Москве.
В начале августа вышел очередной, 14-й номер журнала «Спутник агитатора» с разгромной статьей одного из самых речистых воинствующих безбожников Союза ССР Бориса Кандидова. Статья называлась «Церковные шпионы японского империализма». Четыре страницы убористого текста были посвящены разоблачению связи Японской православной церкви с врагами советской власти, Советского государства. Многое в этой статье правда, многое — ложь. Разбирать, где что, в 1937 году никто не собирался. Упоминалась в ней и Токийская православная духовная семинария, в которой учился Василий Сергеевич и о которой еще в 1917 году посольский священник Петр Булгаков писал: «…школа в Токио, носящая название “православная духовная семинария”, в свое время издала руководство для разведчиков-японцев с целью помочь делу допроса русских» [330] . Правда, «товарищ Кандидов» был не в курсе, что в семинарии учились русские подростки, а потому обрушился только на японских ее выпускников: «Воспитанники Суругадайской семинарии, получившие образование за счет миссии… командируются переводчиками в японские полки, находящиеся в Сибири, где благодаря недурному знанию русского языка оказывают немалую услугу по изучению столь интересующего японцев материка. <…>…услуги, которые японские церковники оказывали оккупационной армии, выражались не только в “изучении материка”, но также в самой разнообразной шпионской деятельности и содействии войскам. Благодаря знанию русского языка и своему церковному званию японские православные попы устанавливали нужные связи, собирали шпионские сведения, активно участвовали в борьбе с партизанским движением, помогали японским генералам… “Религиозная программа” японской разведки встречала и встречает поддержку со стороны ряда церковников и сектантов, мечтающих о свержении Советской власти и реставрации капитализма. Через своих агентов японская военщина много раз оказывала материальную поддержку религиозным организациям, которые она совершенно правильно считает одним из надежнейших орудий реакции и контрреволюции…»
330
ГАРФ. Ф. P-5973. Оп. 1. Д. 114. Л. 33.
В ночь с 15 на 16 августа арестованного Романа Кима спросили об Ощепкове. Сломленный пятью месяцами допросов, он признался, что был знаком с Ощепковым с 1929 года «на базе джиу-джицу», но последние пару лет с ним не встречался — некогда было. Когда потребовали «признаться», что Ощепков и Юркевич японские разведчики (значит, уже вели их, ждали!), Ким, безуспешно пытавшийся в тюрьме покончить с собой, чтобы прекратить мучения, подтвердил и это [331] . Сразу скажем, что никакого прямого влияния на судьбу Василия Сергеевича и Трофима Степановича слова арестованного контрразведчика не оказали или, во всяком случае, не успели оказать. Но вопрос о том, почему, откуда, из каких документов на следствии Кима вообще всплыла фамилия Ощепкова, остается открытым — ответа на него нет, как нет пока ответа на вопрос, упоминался ли Ощепков в допросах других людей. Для того чтобы узнать это, надо «перелопатить» дела арестованных «харбинцев», а их много. Очень много — не один десяток тысяч.
331
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-23731. Т. 1. Л. 53–54.
20 сентября нарком внутренних дел Николай Ежов подписал оперативный приказ № 00593. Вот его краткое содержание (полный текст легко можно найти в Интернете) [332] :
«Органами НКВД учтено до 25.000 человек, так называемых “харбинцев”…
Учетные агентурно-оперативные материалы показывают, что выехавшие в СССР харбинцы в подавляющем большинстве состоят из бывших белых офицеров, полицейских, жандармов, участников различных эмигрантских шпионско-фашистских организаций и т. п. В подавляющем большинстве они являются агентурой японской разведки, которая на протяжении ряда лет направляла их в Советский Союз для террористической, диверсионной и шпионской деятельности…
332
Например, на сайте Сахаровского центра. —rov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=876. Дата обращения: 18 мая 2017 года.
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. С 1-го октября 1937 г. приступить к широкой операции по ликвидации диверсионно-шпионских и террористических кадров харбинцев на транспорте и в промышленности.
2. Аресту подлежат все харбинцы:
а) изобличенные и подозреваемые
в террористической, диверсионной, шпионской и вредительской деятельности;б) бывшие белые, реэмигранты, как эмигрировавшие в годы гражданской войны, так и военнослужащие разных белых формирований…
е) служившие в китайской полиции и войсках как до захвата Манчжурии японцами, так и после образования Манчжоу-Го;
ж) служившие в иностранных фирмах, прежде всего японских, а также белогвардейских (фирма ЧУРИНА и друг.)…
3. Аресты произвести в две очереди:
а) в первую очередь, арестовать всех харбинцев, работающих в НКВД, служащих в Красной армии, на железнодорожном и водном транспорте, в гражданском и воздушном флоте, на военных заводах, в оборонных цехах всех других заводов, в электросиловом хозяйстве всех промпредприятий, на газовых и нефтеперегонных заводах, в химической промышленности;
б) во вторую очередь — всех остальных харбинцев, работающих в советских учреждениях, совхозах, колхозах и проч….
5. Следствие по делам арестованных харбинцев развернуть с таким расчетом, чтобы в кратчайший срок полностью разоблачить всех участников диверсионно-шпионских и террористических организаций и групп.
Выявляемую в процессе следствия харбинцев новую сеть шпионов, вредителей и диверсантов — НЕМЕДЛЕННО АРЕСТОВЫВАТЬ.
6. Всех арестованных харбинцев разбить на две категории:
а) к первой категории — отнести всех харбинцев, изобличенных в диверсионно-шпионской, террористической, вредительской и антисоветской деятельности, которые подлежат расстрелу…
8. После утверждения списков НКВД СССР и прокурором Союза приговор приводить в исполнение — НЕМЕДЛЕННО…
11. Операцию закончить к 25 декабря 1937 года.
12. В отношении семей репрессируемых харбинцев руководствоваться моим приказом № 00486 от 15 августа 1937 года…»
Правомерно ли было применить этот приказ к Ощепкову (дикость самой идеи уничтожения людей по географическому признаку мы не обсуждаем)? Судите сами. Василий Сергеевич был мобилизован Колчаком. Служил в японской армии. Хотя в приказе речь шла о китайской, причастность к службе в японской для НКВД была еще лучше: во вражеской аж с 1904 года армии служить мог только предатель — однозначно. Ощепков формально был реэмигрант, так как в 1926 году впервые получал советский паспорт, числясь с 1923 года гражданином Японии (да, это понадобилось для прикрытия при выезде в командировку с разведывательной целью, но для следствия это никакого значения не имело). Работал он и в японской фирме, а до революции и вовсе был сотрудником царской контрразведки — жандармом в категориях, которыми мыслили в НКВД образца 1937 года. Стоит заметить, что мыслили широко: органы ОГПУ — НКВД публиковали совершенно секретные (гриф «Хранить наравне с шифром»!) «Списки контрразведчиков, милиции, официальных чинов министерства внутренних дел белых правительств», в который попадали и разведчики, и провокаторы, и даже агенты ВЧК. Ни Ощепкова, ни других героев этой книги в известном автору рассекреченном справочнике нет, но зато среди 3491 человека, перечисленных на 234 страницах, оказался Алексей Луцкий — бывший начальник Василия Сергеевича по харбинской контрразведке, работавший на большевиков, казненный белоказаками и японцами в апреле 1920 года вместе с Сергеем Лазо и Всеволодом Симбирцевым во Владивостоке [333] . Наконец, Василий Сергеевич был военнослужащим Красной армии, а затем преподавал в вузе, имеющем оборонное значение, был бывшим белым офицером, которые находились на особом негласном учете, а значит, подлежал изъятию из жизни в первую очередь.
333
ГАРФ. Ф. P-9427. Оп. 1. Д. 374. Л. 57.
Те, кто впервые сталкивается сегодня с историей сталинских репрессий, могут задать наивный, но неизбежный вопрос: как же так — ведь он был советским разведчиком? Об этом должны были быть документы! Его должны были немедленно выпустить! Снова — увы. Почти все его друзья и однокашники (Крылов, Плешаков, Мацокин, Ким и многие другие) были советскими разведчиками с такими заслугами перед родиной, которые она никогда не должна была бы забыть. Но право решать, что хорошо для родины, а что — плохо, присвоил себе НКВД, поэтому об этих заслугах просто не вспомнили. Точнее, не разрешили вспомнить. В следственных делах Юркевича и Плешакова совсем отсутствуют упоминания о том, что они были разведчиками. Да, людей, далеких от реалий сталинской эпохи, это шокирует, но на самом деле такова была узаконенная практика: в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом тех лет, упоминание подследственным своей секретной работы приравнивалось к разглашению государственной тайны и автоматически добавляло еще одно обвинение, увеличивало тяжесть вины, удлиняло срок… Причем следователь и оперативный работник часто был одним и тем же лицом, и если на какого-либо обвиняемого заводилось оперативное дело (например, на основании доноса), то, в соответствии со статьями 93, 97 и 109 УПК РСФСР от 1923 года, получивший его чекист, выступая уже в качестве следователя, мог допрашивать обвиняемого на основе имеющихся материалов, по собственному желанию предъявляя или не предъявляя арестованному «доказательства» и не подшивая их в уголовное дело [334] . «Доказательствами» же могли служить зафиксированные, например, службой наружного наблюдения встречи с иностранцами — не важно по какому поводу! — или перехваченная и перлюстрированная переписка — хотя бы по поводу установления связи с Кодоканом в Токио. В двухтомном уголовном деле Кима вся его работа вывернута наизнанку и каждый эпизод вербовки японца, например, рассматривается как, наоборот, вербовка японцем. В деле Крылова тому, что он разведчик, вообще не придано никакого значения. И так было со многими. Сменовеховец, «харбинец», реэмигрант, японский шпион, бывший жандарм Василий Ощепков был обречен в любом случае, по любому из пяти возможных (и десятку невозможных) пунктов обвинения.
334
Мелешин К. Ю. Процессуальный аспект осмысления опыта политической полиции Российской империи по использованию в доказывании сведений, полученных негласным путем, органами ВЧК — ОГПУ — НКВД. Доклад на XIV Всероссийских исторических чтениях «Гороховая, 2»: «Отечественные спецслужбы в эпоху войн и революций. XX век. 20–21.04.2017». (В печати).