Оседлать чародея

Нет, неверно было бы утверждать, что угорийцы вовсе никак не отметили границу. Были и шильды, и рогатки, любовно, хоть и криво выкрашенные в черную и белую полоску, были скучающие стражи, собиравшие дань с проезжих купцов – не слишком, впрочем, на этом тракте многочисленных. Но все это жалось к крупным селам, к большому жилью. Здесь же, в окрестностях Умчи, люди селились негусто, маленькими деревеньками, а то и вообще заимками. Так повелось еще с тех времен, когда Эриант простирал свою власть над всеми здешними землями. А почему – этого конек не знал.

Перейти Умчу и выйти, таким образом, за границу Угорий труда не составило. Речке было все равно, в чьих владениях она протекает и чьи подданные мутят ее воду. Она бежала по долине, то торопливо снуя между корявыми ветлами, то разливаясь вширь и с журчанием переливаясь через собственные же песчаные намывы. Там, где копыта коней и колеса подвод за десятилетия разбили прибрежную дерновину, Умча сделалась шириной саженей в десять – двенадцать, зато глубиной от силы до середины голени.

Виан, и так большую часть пути несший сапоги на плече, закатал штаны и шагнул в студеную воду. Три дюжины шагов – и Угория осталась позади, проводив путника столь же равнодушно, как встретил его чужой берег.

– Здесь переночуем или пройдем еще? – поинтересовался конек, отряхивая ноги от речной воды.

– А сколько мы за сегодня отмахали? – встречно спросил Виан, оглядывая приречное редколесье. – Перекладов, пожалуй, четыре по десять, а то и более…

– Это называется сорок, – вставил конек.

– Ну да. Я бы и здесь остановился, но вон там, похоже, деревенька какая-то. Видишь, дым из-за деревьев поднимается? Может, там люди добрые пустят на постой – надоело что-то на земле да на листьях спать.

Конек присмотрелся, а потом и прислушался.

– Точно, – сказал он, – деревня: собака лает.

– Ну так пошли, чего время тянуть.

Деревня была довольно большая и не на угорский манер окружена частоколом. В спокойной Угорий строили частоколы или насыпали земляные валы лишь вдоль побережья, боясь нападения пиратов, или по самой границе степи, где, случалось, в голодный год шли в набег степные племена. В остальном же государстве справедливо рассуждали, что ежели какой неприятель сможет преодолеть порубежные крепости, частокол против него – плохая защита. Лучше уж загодя поклониться чем-нибудь, чем земля одарила, ближайшему боярину или храму, а в трудную годину уйти всем за прочные стены – замковые либо монастырские.

Ворота, впрочем, заперты не были – похоже, никаких набегов давно не случалось и в скором времени не предвиделось. Виан с горбунком осторожно прошли во внутреннюю часть ограды. У ворот, пусть даже и незапертых, могла бы стоять стража. Однако частокол, видать, и вправду окружал деревню больше по местной традиции, «на всякий случай», и никакой стражи Виан не заметил. А может, дозорный и был, но сидел где-нибудь повыше, на одной из примкнутых к частоколу башенок, и не счел нужным спускаться ради одинокого путника.

Широкая улица вела от ворот к тому, что можно было бы назвать центральной площадью, – вытоптанному кругу пыльной земли шириной саженей тридцать. Здесь, видимо, происходили все наиболее значительные общественные события, включая торги, ежели таковые вообще случались, всевозможные празднества, народные гулянья и народные же собрания. Площадь была окружена домами, принадлежавшими, надо полагать, наиболее важным представителям здешней общины, включая, разумеется, и старосту. На ступеньках новенького, не успевшего еще потемнеть крыльца Старостиной избы сидели и важно беседовали трое мужиков в возрасте Вианова отца.

– Здравствуйте, люди добрые! – Виан поклонился. – Не найдется ли в деревне места для ночлега усталому путнику?

Мужики прервали беседу и переглянулись.

– Здравствуй и ты, путник, – проговорил один из них. – Доброму человеку грешно не оказать гостеприимства и не найти угла на ночь. Однако скажи сначала, кто ты, да без утайки.

– А то, может, ты не такой уж добрый, – проворчал второй, косясь на горбунка.

– Таить мне нечего, – ответил Виан. – Я Виан, сын Нарна, служу ныне младшим конюшенным у государя-царя Нижней Угорий Власа, держу же путь на восток, посланный им на поиски некой диковины.

– Что же это государь своего конюшенного посылает за диковинами? Да одного, без свиты, без отряда? – поинтересовался первый. – Или совсем обеднело Угорийское царство?

– Царство не обеднело наше, да так уж вышло, пожал плечами Виан, – что до выполнения просьбы царевой впал я в немилость.

Он немного помолчал, набираясь решимости, потом спросил:

– А скажите, отцы, отчего это у вас столь строгая ограда вкруг деревни, а надзора за воротами нет никакого?

– А к нам сейчас не особо люди заезжие заглядывают. Днем еще да, купец какой может завернуть, даже и с обозом, аль гонец переночевать останется. А ночной люд-то наш край стороной обходит.

Виан удивленно покосился на конька, но тот ответил ему таким же удивленным взглядом и чуть заметно пожал плечами.

– Змей огненный у нас завелся, – пояснил третий из мужиков, пока еще в беседу не вступавший. – Как зазеваешься ночью либо в сумерках, так он и схватит да и сожрет. Вот он-то всех татей лесных и приел. Хоть какая польза от окаянного!

– А как же вы? – Виан про себя решил, что если то, что рассказывают об огненных змеях – правда, то деревянный частокол – защита явно ненадежная. Видимо, эта мысль достаточно явно отразилась на его лице, потому что первый мужик – надо полагать, сам староста – ответил:

– А мы откупаемся от него. Дань платим. Тяжкую, да только змей нас после этого не трогает, а и никто другой на нас не лезет. А вот скажи, – переменил тему мужик, – что это за животное у тебя такое, добрый путник? Ни разу подобного не встречал! Вроде на лошадь похоже…

– Это… – Виан несколько мгновений соображал, что бы сказать, – редкостный боданский горбатый лошак. Невелик, да дюже умен и вынослив.

Староста лишь покачал головой.

– А где же, – вернул разговор в прежнее русло Виан, – этот змей живет? Слыхал я, они в пещерах подземных только и водятся.

– Да есть у нас пещеры, – сказал мужик. – Вон, – указал он пальцем на темнеющее небо, – отсюда плоховато видно, но есть там гора. Так и называется – Змеев Палец. В ней пещерами все изрыто. Там-то он и поселился.

Виан внимательно посмотрел туда, куда указывал собеседник. Даже в сумерках можно было разглядеть нечто, бугром выступающее над черной стеной леса и торчал этот бугор почти точно там, куда направлялся Виан.

Ночевать «доброго человека» определили все ж не в избу, а на сеновал. Впрочем, Виан сам отказался от домашнего ночлега, не пожелав расставаться коньком. Сеновал был на удивление чистый, гнильцой в нем не воняло, а мыши хоть и шуршали в соломе, вели себя деликатно и по лицу бегать не порывались. К тому же Виана накормили от души, грех был жаловаться на хозяйку дома и сеновала.