Осень для ангела

Понятно теперь, чего он за те души цепляется. Не он им нужен, а они ему. Вместо того, чтобы жениться вовремя, да детишек наплодить, придумал себе забаву — привидений на своем кладбище копить, да глупыми разговорами развлекать.

С другой стороны, какая дура за директора кладбища замуж пойдет, в чем тут престиж и уважение? У меня муж — директор завода, похвалится одна; мой автослесарем работает, иномарки ремонтирует, золотые руки — с гордостью скажет другая; а мой на кладбище все с покойниками — встрянет его жена.

Хотел бы жениться, давно нашел бы себе другую работу, чай не дурак, чай инженером был. Не стал искать другой работы, значит не хотел. Создал вокруг себя вакуум, закрыл к сердцу дверь, выстудил душу. А свято место пусто не бывает. Вот и заполнился твой мир, товарищ директор, мертвыми цветами, да неупокоенными, как и ты сам душами.

По всему выходит, что не спаситель ты и не отец родной тем душам, а обманщик бессовестный. Получается, что не уговаривать тебя нужно, а на скамью подсудимых сажать и судить судом… интересно, а каким судом его судить нужно?

Божьим? Так это еще когда будет? Людским? Вроде не за что! К прокурору бежать? Не поймут, в психушку отправят на старости лет. Как не крути, а сам ты себе, Иван Васильевич и суд и приговор. Может быть и последняя инстанция.

А посему получается…

— Ваша взяла! — горестно махнул он рукой и, шмыгнув носом, отвернулся. — Делайте, что хотите!

Слеза скатилась из глаза, да за собой другую потянула, в носу мокро, на душе погано, хоть ложись и помирай. Почему бы и нет, чем не выход? Пусть что хотят, то и делают, — решил Иван Васильевич, с тоской оглядывая бескрайние ряды столпившихся вкруг него душ, — пойду и покончу эту жизнь позорную раз и навсегда.

— Всем говорю и не говорите, что не слышали! — прижав шапку к груди, глухо заговорил Иван Васильевич. — Отправляйтесь домой, туда на небо, там ваш дом! Негоже под себя мир кроить, не по совести это, не по-божески. Путь вам легкий и светлый, люди добрые! Если обидел чем, зла не держите!

Сказал и отвернулся, продолжая думы тяжкие про жизнь напрасную и бестолковую. Кому такая жизнь нужна, кончать такую жизнь нужно поскорее, чтобы другим примером не стала.

А способ? Способ придумать не сложно. В его возрасте очень даже легко уснуть и не проснуться, особо и напрягаться не требуется. Только подозревал Иван Васильевич, что такое с ним не приключится. Придется что-то хитрое придумать, снотворного что-ли напиться, как школьница забеременевшая.

— Иван Васильевич, голубчик, что-то вы загрустили. Обидели мы вас чем-то? — с искренним сочуствием в голосе спросила Смерть.

— От меня что-то требуется еще? — вопросом на вопрос ответил директор. — Если нет, то я пойду, пожалуй… на работу завтра… устал я что-то и нездоровится. Видать замерз нонече, как бы не простудиться…

Иван Васильевич не замечал, что бормочет это все себе под нос, удаляясь все дальше и дальше по пустынной аллее от призрачной компании. И никто не кричит ему вслед «Останься! Не уходи!» Обидно! Только на себя обижайся, черт старый, тяжело вздохнул он.

Вздохнул и в первый раз за многие годы ощутил неимоверную тяжесть, давящую на плечи, сгибающую спину. Атмосферный столб давит, мысленно улыбнулся он, вспомнив изречение Остапа Бендера. Улыбнулся и немного легче на душе стало.

Жить нужно, как все люди живут, нечего заморачиваться на потустороннюю суету. Не дело живого человека, что по ту сторону бытия происходит. Живи и живых радуй своими делами, им это нужнее. Жизнь, как полет метеора в атмосфере, в сравнении с вечностью, что душе дана.

Каждое мгновение той жизни ценно общением, разговором, чувством. Так делись всем этим щедро с тем, кто рядом с тобой живет. Второго шанса не будет, хотя, если попросить… нет, не будет. Ни к чему все это, баловство.

От такой философии посветлело на душе Ивана Васильевича. И не только на душе. Сквозь пелену, что глаза застилала, увидел он свет ясный все более разгорающийся прямо перед ним.

И звук появился, нестройная какофония, словно большой оркестр перед концертом инструменты настраивает.

Смахнул он слезу и остановился, как вкопанный в изумлении. Все души, сколько их есть на его кладбище, собрались перед ним высоким амфитеатром. Лица торжественные просветленные, веет от них радостью и счастьем.

Непохоже, что уговаривать собираются, больше на торжественные проводы похоже. Без слез, без печали.

Словно по сигналу невидимого дирижера замерли звуки, хрустальная тишина разлилась в округе. Кажется, скажи слово и зазвенит оно мириадом маленьких колокольчиков.

Красиво, аж душа замирает.

Обернулся Иван Васильевич, чтобы слово благодарности высказать, да и замер с открытым ртом.

Толстенькая Кудряшка волшебным образом преобразилась. Пропала несуразная сорочка, что скрывала два белых ангельских крыла. Раскрылись крылья широко, как у птицы на взлете. Волосы белокурые вьются в потоке ветра, глаза лучатся радостью и счастьем. Фигурка стройная обнаженная радует глаз совершенством линий. Ни малейшей греховной мысли в голове не мелькнет, только счастье.

По правую руку от ангела Смерть стоит. Только Смерть ли это? Молодая высокая женщина в темных расшитых самоцветным жемчугом одеждах смотрит в небо. Не коса в ее руках, а посох из струящихся сверкающих ниточек, то ли золото, то ли сам огонь струится, рисуя причудливый узор.

По левую руку от ангела воин могучий в доспехах сияющих. Что за черт, точнее, куда черт подевался? Откуда воин явился? Неужто все это личной было?

Взмахнул ангел светлый ручкой тонкой и мощный аккорд прозвучал за спиной Ивана Васильевича.

Обернулся он и видит зрелище волшебное. Стремительно взлетают призрачные фигурки в небо, вспыхивают разноцветным всполохом и тают в ночи. И каждый с собой звук несет, кто выше, кто ниже, кто тише, кто громче. Все вместе рождают они музыку небесных сфер — величественную, пронзающую душу чистотой и верой в лучшее.

Мириады самоцветных каменьев вспыхивают на черном бархате ночного неба, звучит музыка и сердце Ивана Васильевича наполняется беспредельным восторгом и счастьем.

Прощальный салют, прощальный концерт. Уходят. Не за спиной тишком, да молчком, а с благодарностью, радуя старика на прощание. Сами ли решили или так было свыше указано, какая разница?

Интересно только, что сейчас в городе думают те, кто не спит по ночам. Те, кто любит ночью выйти на балкон покурить или просто на небо ночное полюбоваться? Что они чувствуют? Может и в их сердцах пробуждается радость и счастье?