Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости

Минут на двадцать Михаил отвлекся на поиск книг для Насти, но потом всё началось сначала: я стою вот здесь, ты здесь, я иду сюда, ты идешь туда.

— Миша, да успокойся уже, — после очередного Мишиного «Так, давай еще раз повторим» Андрей немного рассердился, — ты как девица перед первым свиданием. Взрослый же дядька уже, в игрищах вся служба прошла, сам же рассказывал, а тут перед какой-то ерундой, даже не передачей материалов, разволновался.

— Андрюха, ты меня не трогай. У меня предчувствие хреновое. Что-то может пойти не так. Так что лучше потерпи до вечера, вот пройдет всё как следует, я сразу и успокоюсь.

— Ладно, вижу, не отстанешь, пойдем тогда на кухню, я супчик какой сварганю, перекусить надо, Настя вон, сидит голодная, от тебя прячется.

— А ты готовить умеешь?

— Уж всяко лучше твоей яичницы с колбасой, только желудок портить. Я же после армейки сначала в мединститут учиться пошел, четыре курса отучился, пришлось уйти, потом на скорой три с лишним года катался, ну а после скорой в ресторане работал, там кое-чему научился.

— Официантом?

— Чуть что, сразу официантом. Нет. И не мойщиком посуды. Помощником повара. Итальянская кухня — паста, пицца, ризотто, минестроне, лазанья, равиоли. Уходил когда, отпускать не хотели. — Андрей, пока рассказывал, успел начистить картошки и лука. — Не сиди, на вон, морковку почисти, — пододвинул он Михаилу нож и морковь.

— Андрей, если честно, то на кухне я кроме яичницы и картохи в мундирах ничего не умею. Микроволновкой еще пользоваться могу, но у нас ее нет. Так что лучше сам, — и Михаил отодвинул морковку назад.

— Настя морковку чистить, скорее всего, умеет, но лучше я сам.

— Дядя Андрей, а про что ты вот это сейчас рассказывал? Пицца вот эта, ризотто? Я никогда про это не слышала? Вкусно? На что это похоже? Ты сделаешь?

— Что-то сделаю, что-то нет. У нас духовки нет, испечь ничего не получится. Но как-нибудь попробуешь всё, Настя, не переживай, — Андрей, рассказывая, бросил в кастрюлю последние ингредиенты. — Ну вот, минут десять покипит и можно есть, а то одни разговоры с утра. А пустое брюхо к ученью глухо, так еще древние говорили.

После обеда Настя вдруг спросила:

— Дядя Миша, а ты обещал новое платье мне купить, помнишь? Когда пойдем в магазин?

— А вот сейчас и пойдем. Надо развеяться немного, а то, и правда, достану я вас, — сказал, поднимаясь из-за стола, Михаил.

— А куда пойдем? — спросил Андрей. — Магазины промтоварные, небось, закрыты все, да и вряд ли там что есть сейчас. В ЦУМ, может?

— В ЦУМе сейчас армейские части квартируют, никакого магазина, одна большая казарма, я вчера видел, — ответил Михаил, обуваясь. — В ГУМ пойдем, там часть магазина еще должна работать сейчас. До середины октября, по крайней мере, пока не начнется, должны работать.

— А что в середине октября случится, дядя Миша? — Настя собралась в поход за новым платьем быстрее всех и уже стояла у двери.

— Большая московская паника начнется, нам бы спокойно пережить ее, ладно, время есть, позже займемся припасами.

— И почему паника начнется?

— Настя, уже объясняли ведь, фронт приблизится к Москве, начнется массовое бегство из города. А мы никуда не побежим, у нас и здесь работа найдется. Хватит про это, успеем насмотреться, пойдемте уже, — и Михаил открыл входную дверь.

ГУМ, в отличие от зданий на другой стороне Красной площади, никак не маскировали, может, очередь не дошла. Знаменитый фонтан на первом этаже не работал — его заложили какими-то ящиками. На входах в несколько галерей красовались фанерные таблички с названиями учреждений, которые переехали в магазин, под табличками сидели вахтеры. Покупателей в магазине почти не было, как сказала одна женщина, у которой они спросили дорогу — сейчас всё по карточкам только, ничего и не осталось почти.

Михаила, впрочем, это не остановило ни на секунду. В магазине готового платья он пошептался о чем-то с продавщицей, откуда-то появилась заведующая и из торгового зала они всей компанией переместились в какую-то каморку, куда заведующая с продавщицей, движимые, несомненно, исключительно внезапно вспыхнувшими любовью и альтруизмом, принесли три платья, зимнее пальто, теплую куртку, белье и чулки для Насти, увенчав всю кучу сверху меховой кроличьей шапкой, а на пол поставили ботиночки и сапожки на меху.

После этого представления наступила очередь Андрея, которого нагрузили вполне приличным полушерстяным костюмом, зимним пальто, пятью или шестью рубашками, кепкой, кучкой белья и черными ботинками. Приблизительно то же самое получил и Михаил.

Упаковав все приобретения в серую упаковочную бумагу и перевязав бечевкой, заведующая посмотрела на образовавшуюся кучу и выдала вердикт:

— Не надо вам с этим всем по магазину ходить. Вы, товарищи, сейчас из магазина выйдете, идите до Исторического музея, там до метро Площадь Революции дойдете, а Зинаида вам все ваши свертки туда поднесет. Не беспокойтесь, накладок не случится, — при этом взгляд ее следил за выражением лица Михаила, а улыбка не сходила с губ, очевидно, ей очень хотелось понравиться этому замечательному человеку, который вызвал у нее абсолютно необъяснимую симпатию.

И через каких-то десять-пятнадцать минут у метро Зинаида, обвешанная свертками как новогодняя елка, озираясь по сторонам, будто это помогло бы ей, случись кого заметить, передала им обновы с рук на руки у метро.

— А теперь — домой, мне надо все эти красивые вещи еще раз померить, — скомандовала Настя и никто с ней не поспорил.

***

Вышли из дома за час до намеченного срока. Настя осталась дома, выполнять самую тяжелую часть операции: ждать их возвращения. До метро добрались уже в темноте, пару раз на них наткнулись прохожие. Из-за соблюдающейся светомаскировки фонари не зажигали, люди, которым приходилось выходить вечером на улицу, передвигались медленно, по стеночке — луну, оставшуюся единственным источником света, временами закрывали тучи.

На встречу Михаил с Андреем пришли загодя, на станцию зашли порознь. Андрей занял место у перехода, в его задачу входило сказать Коновалову идти за ним на улицу и довести его до сквера возле Большого театра, где его поджидал бы Михаил, который, в свою очередь, оставался у входа, чтобы контролировать, нет ли за подполковником хвоста.

На станции метро оборудовали бомбоубежище, как и говорил Михаил: возле стен стояли сложенные деревянные настилы, которые устанавливали между рельсами, рядом стояли сдвинутые, чтобы не загромождать проход, лежаки и маленькие детские кровати.

Возле Андрея остановилась молодая женщина с мальчиком лет семи, у которого развязались шнурки на ботиночках.

— Мама, а мы сегодня опять будем здесь ночевать?

— Не знаю, сына, надеюсь, что дома, — шнурок порвался и женщина зашнуровывала ботиночек заново, чтобы можно было завязать бантик остатками шнурка.

— А мне понравилось, мы с ребятами до тоннеля добежали, только дальше нас не пустили.

— Не крутись, дай мне завязать этот шнурок уже, — немного раздраженно сказала женщина. Наконец-то шнурок поддался и она, взяв мальчика за руку, повела его к выходу.

Коновалов появился на станции в пять минут девятого. Основной поток людей уже давно схлынул, так что и Андрей, и Михаил заметили его сразу. Алексей Адрианович, одетый в немного мятый гражданский темно-коричневый костюм и порядком ношенную мягкую фетровую шляпу, рубашку с небрежно повязанным галстуком, в черных ботинках, с рыжим портфелем с сильно потертыми углами в руке, выглядел скорее как счетовод с небольшого завода или мелкий чиновник из министерства, но никак не походил на кадрового военного из разведуправления. Он остановился чуть не доходя до Михаила, посмотрел в зал, не останавливая взгляд на Андрее, который неспешно двинулся ему навстречу, постоял несколько секунд, после чего развернулся через левое плечо и так же спокойно ушел к эскалатору, едущему к выходу, встал на него и уехал, все так же не поворачивая головы.