Осень в Пекине

Первым, скроив кислую мину, отвернулся Грыжан. Анжель продолжал разглядывать тощее, бессильное тело, серую кожу, дряблые мышцы и несколько хилых черных волосков на груди. Он заметил торчащие костлявые коленки, кривые ноги, грязные подошвы студента и сжал кулаки. Потом он повернулся к Атанагору, и тот положил руку ему на плечо.

— Этот парень был совсем другим, когда приехал... — растерянно проговорил Анжель. — Неужели пустыня на всех так действует?

— Нет, не на всех. Не казните себя, друг мой, — сказал Атанагор. — Операция — это малоприятная процедура.

Аббат Грыжан подошел к одному из окон длинной комнаты и выглянул наружу.

— По-моему, там пришли за телом Баррицоне, — сказал он.

Карло и Марен приближались к отелю, таща что-то вроде носилок.

Профессор сделал несколько шагов и тоже посмотрел в окно.

— Да, это технические исполнители, — сказал он. — А я подумал было, инспекторы.

— Они, пожалуй, справятся и без посторонней помощи, — предположил Анжель.

— Разумеется, — поддержал его Грыжан. — Нам лучше навестить отшельника. Собственно говоря, профессор, мы пришли, чтобы позвать вас с собой.

— Операция много времени не займет, — сказал Жуйживьом. — Инструменты уже готовы. Но только с вами я все равно не пойду. Вот закончу с рукой — и поминай как звали. — Профессор засучил рукава. — Я сейчас начну резать. Если вам неприятно — не смотрите. К сожалению, иначе нельзя. Я думаю, впрочем, что он в любом случае загнется. В его-то состоянии.

— Что же, ничего нельзя сделать? — спросил Анжель.

— Ничего, — ответил профессор.

Анжель отвернулся; аббат и археолог последовали его примеру. Жуйживьом перелил красную жидкость из колбы в другой сосуд, напоминающий плоский кристаллизатор, и взялся за скальпель. Присутствующие услышали, как лезвие со скрежетом вонзилось в кости запястья; все было кончено. Жуйживьом промокнул кровь ватным тампоном, смоченным в эфире, схватил культю и сунул ее кровоточащим концом в кристаллизатор; на обрубке сейчас же образовалась защитная корка.

— Что вы там такое делаете? — спросил Грыжан, осторожно оглядываясь.

— Это воск с берегов Миссисипи, — ответил Жуйживьом.

Двумя никелированными пинцетами он аккуратно подцепил отрезанную руку, опустил ее на стеклянную тарелку и облил азотной кислотой. Над тарелкой поднялось рыжее облако едких испарений, и профессор закашлялся.

— Теперь все, — сказал он. — Надо его отвязать и привести в чувство.

Анжель бросился распускать ремни, сжимавшие студенту ноги, аббат стал высвобождать ему шею. Но тот все еще не шевелился.

— Похоже, окочурился, — сказал Жуйживьом.

— Как это могло случиться? — спросил археолог.

— Анестезия... Не исключено, что я слишком сильно ударил. — Профессор засмеялся. — Шучу. Гляньте-ка на него.

Глаза студента широко распахнулись, будто над ними подняли глухие заслонки. Он сел.

— Почему я голый? — спросил студент.

— Откуда я знаю? — ответил Жуйживьом, расстегивая халат. — Я всегда подозревал, что вы склонны к эксгибиционизму.

— Вы что, заболеете, если вдруг перестанете говорить мне гадости? — огрызнулся практикант и посмотрел на обрубок своей руки. — И это вы называете чистой работой?

— Ну, поехали! — сказал Жуйживьом. — Вот и делали бы сами.

— В следующий раз именно так и поступлю, — заявил студент. — Где моя одежда?

— Я ее сжег, — сказал Жуйживьом. — Только заразу разносить.

— Что же мне теперь, мать-перемать, так и ходить голым?

— Ну все, хватит! Мне это уже надоело.

— Не надо ссориться, — сказал Атанагор. — Я уверен, какая-нибудь одежда обязательно найдется.

— Эй ты, старый хрыч, — сказал студент, — отвали!

— Так! — проговорил Жуйживьом. — Может, вы наконец заткнетесь?

— Да что же это такое? — спросил аббат. — Раз-два-три-четыре...

— В жопу! — сказал студент. — Катитесь вы все в жопу с этой вашей галиматьей. В гробу я вас видел...

— Но это неправильный ответ, — сказал Грыжан. — На раз-два-три-четыре надо отвечать: всех нас грамоте учили.

— Не тратьте на него время, — сказал Жуйживьом. — Он неуч и дикарь.

— Зато не убийца, как некоторые, — прорычал практикант.

— Разумеется, — сказал Жуйживьом. — Сейчас я сделаю вам укол.

Он шагнул к столу и проворно стянул на студенте ремни; тот не решался протестовать из страха как-нибудь повредить свою новую, залитую воском культю.

— Не давайте ему меня трогать... — взмолился студент. — Он меня сейчас прирежет. Вы даже не знаете, какая это гнусная старая гадина.

— Угомонитесь, пожалуйста, — сказал Анжель. — Мы не хотим сделать вам ничего дурного. Просто надо вас немного полечить.

— Чтобы меня лечил этот живоглот? — вскричал студент. — Мало он мне крови попортил со своим дурацким стулом! Посмотрим, кто теперь посмеется.

— Я посмеюсь, — сказал Жуйживьом и ловким движением всадил иглу студенту в щеку.

Тот резко вскрикнул, тело его обмякло и перестало двигаться.

— Ну вот, — сказал Жуйживьом. — Теперь пора уматывать.

— Он немного поспит и успокоится? — спросил аббат.

— У него впереди вечность, чтобы успокоиться! — ответил Жуйживьом. — Это был закарпатский цианид.

— Активная разновидность? — осведомился археолог.

— Именно так, — подтвердил профессор. Анжель смотрел, ничего не понимая.

— Что это значит? — спросил он. — Выходит, этот парень умер?

Атанагор потянул его к двери. Аббат Грыжан поспешил за ними. Жуйживьом остался снимать халат. Он склонился над практикантом и ткнул ему пальцем в глаз. Тело осталось бездвижным.

— Никто бы не смог ему помочь, — сказал профессор. — Посмотрите сюда.

Анжель с порога обернулся. Бицепс на той руке, где была культя, треснул и раскрылся. Края расщелины вздулись зелеными валиками, и из непроглядных недр зияющей раны били ключом кипящие пузырики.

— Прощайте, дети мои, — сказал Жуйживьом. — Жаль, что эдак вышло. Я не ожидал такого поворота событий. Собственно говоря, если бы Дюдю куда-нибудь исчез, как мы надеялись, все сложилось бы совсем иначе и студент-медик вместе с Баррицоне были бы сейчас живы. Но нельзя войти дважды в одну и ту же реку. Вода течет. И потом... — Он посмотрел на часы. — И потом оказывается, что ты слишком стар.

— Прощайте, доктор, — сказал Атанагор. Жуйживьом грустно улыбнулся.

— Прощайте, — сказал Анжель.

— И главное, не волнуйтесь, — сказал аббат. — Все полицейские инспекторы — дураки набитые. Может быть, хотите место отшельника?

— Нет, — ответил Жуйживьом. — Я устал. Пусть все будет, как есть. Прощайте, Анжель. Бросьте валять дурака. Я оставлю вам свои желтые рубашки.

— Я непременно буду их носить, — сказал Анжель. Они вернулись в комнату и пожали профессору руку.

Потом, пропустив аббата вперед, стали спускаться по скрипучей лестнице. Анжель шел третьим. Он в последний раз обернулся. Жуйживьом махнул на прощание рукой. Уголки его губ выдавали волнение.