Осень

— Ты пытаешься согреть свои пальцы или просто полапать меня? — пробормотала я, глаза по-прежнему были закрыты.

— И то, и другое, — ответил он, царапая мою шею своей щетиной.

Я отпрянула, фыркая, когда он запустил вторую руку мне в штаны и сжал попку.

— Можешь представить себе колледж, Белла? Каждый день может начинаться с этого.

— Мой отец никогда не позволит мне делить комнату с тобой. — Я зевнула.

— Хорошо, мои родители тоже. Но это не значит, что мы не могли бы ночевать вместе.

— И выгонять наших соседей из комнаты каждую ночь?

— Разве не так все делают?

— Я не знаю… — Я остановилась, нахмурившись. — А если мы не будем делать это?

— Богохульство.

— Я серьезно, Эдвард. Все твердят, что колледж — это сумасшествие. Там будут девчонки повсюду, и у тебя, скорее всего, будет сосед по комнате и друзья из братства…

— Я никогда не говорил, что присоединюсь к братству.

— И все будут пить и заниматься сексом на лестничной клетке, и ты устанешь от меня.

— Нет, ты мой стейк. (прим. пер.: Этот идиот додумался сказать ей это! *ладонь-лицо*)

— Что?

— Мой стейк. — Он согнул пальцы и толкнул их внутрь, заставляя меня дернуться.

— Это… действительно странный и немного грубый эвфемизм, — проговорила я.

Он стянул тренировочные штаны вниз вместе с банановыми трусиками. Я чувствовала, что он все еще голый и очень, очень возбужденный.

— Я должна проверить Эмбри, — прошептала я, отодвигаясь.

Он притянул меня назад.

— Там радионяня. Я ничего не слышал.

— Да, но…

— Я уже проверял его.

— Лжешь, — сказала я, глядя через плечо. Он находился всего лишь в дюйме и в следующую секунду набросился на меня, опрокидывая на спину. — Эдвард, остановись.

— Я был там некоторое время назад. Я проверял его, когда ходил писать.

— Ты либо ходил голым, либо оделся, а потом снова разделся.

— Бинго. — Он подчеркивает это слово небольшим толчком.

— Слишком уверен в себе, не так ли? — спросила я, глядя на него в голубоватом свете.

— Разве мы когда-то делали это утром? — спросил он, поглаживая мою щеку. — Если мы не сделаем этого, то я весь день буду ходить с синими «шарами».

— Нет, ты просто пойдешь дрочить в душ.

— Правда, но это стоит на втором месте после секса с тобой.

Я улыбнулась, покоренная его остроумием. И его заспанными, красивыми зелеными глазами.

— Ты заставляла меня бегать за тобой всю нашу жизнь, Белла.

— Да? — Старые воспоминания о беготне по школьному двору и шалостях заполнили мой разум. — Скорее всего, заставляла.

— Помнишь наш первый поцелуй?

Это был второй раз, когда он задал этот вопрос за последние двадцать четыре часа. Мое сердце затрепетало. На этот раз я ответила иначе.

— Конечно, я помню. Ты говоришь, что я заставляла тебя бегать за мной всю жизнь, но я так долго ждала, когда же ты меня поцелуешь.

— Я знаю, — сказал он, улыбаясь. И накинулся на меня с поцелуями. Без языка, потому что нам все еще надо было почистить зубы, и меня не волновало, каким очаровательным он был и как долго мы встречались, но утреннее дыхание было ужасным. — Я помню. Ты сидела и сидела, и, когда я наконец пошел на это, ты все еще просто сидела там.

— Я нервничала, дурак! — шепотом прокричала я, ударяя его по обнаженной груди.

— Я тоже нервничал, — сказал он серьезно. — Но я должен был сделать это. Пришло время пойти на этот шаг.

— Я рада, что ты это сделал, — сказала я, аккуратно царапая его кожу ногтями.

Дрожа, он лег на меня сверху, отодвигая край футболки и целуя шею.

— Почему ты снова одета?

— Мне стало холодно.

— Я могу согреть тебя, — проговорил он, поднимая вверх футболку и захватывая в рот мой сосок.

Я застонала, кусая губу.

— Это похоже на обещание.

— Да, — пообещал он, скрываясь под одеялом.

Секундой позже его лицо оказалось между моих ног. Я закусила край одеяла, потому что, черт возьми, это ощущалось божественно.

— Ты на вкус как латекс, — объявил он, его голос был приглушен. — Именно поэтому я не люблю презервативы.

— Почему это? — выдохнула я, выгнувшись.

Пальцы, язык, тепло. Я никогда не забуду, когда он сделал это в первый раз. Лето перед десятым классом. Мы все время зависали во дворе Калленов, в сарае (который уже снесен), слушая грязные истории Эммета о кино, которые он смотрел. Не успели все разойтись, как Эдвард повалил меня на спину и задрал юбку, пробуя меня. Он был небрежен, но эффективен.

Годы спустя он все еще мог довести меня до блаженства за пять минут. Мои бедра сжимались вокруг головы Эдварда, что заставляло его, вероятно, видеть те же звезды, что и я. Он свободно пошевелился и отстранился от моего тела, тяжело дыша.

— Пожалуйста, позволь мне оказаться внутри тебя, — сказал он, хорошо и правильно целуя меня, будьте прокляты утреннее дыхание и мой вкус. — Пожалуйста.

— Ты уже внутри меня, — ответила я.

И он был там. Он всегда был, и мне кажется, что всегда будет. Он, казалось, верит в это всем сердцем, и я не могла лгать: я тоже верила.

*

Ройс перевел подозрительный взгляд с Эдварда на меня и с меня на Эдварда.

— Я знаю, что вы сделали это, ребята.

— Доказательства или этого не было, — безразлично сказал Эдвард, даже не отрывая взгляд от своего телефона.

Я шлепнула Ройса по голове, когда проходила мимо.

— Прекрати себя так вести, или я расскажу твоей маме, что у тебя извращенный ум и грязный рот.

Он поморщился.

— Мне все равно.

— Да, все равно, — спародировала я, изо всех сил стараясь не ходить странно. Узкие джинсы после нашего специального предложения «два для одного» доставляли неприятные ощущения.

— Можно мне еще Eggo (прим. пер.: Марка вафель)? — прочистил горло Райли. — Пожалуйста? — Все, что ему не давало покоя вчера, кажется, прояснилось, потому что все утро он был милым.

Кивнув головой, я закинула пару вафель в тостер. Эмбри выглядел так, словно тоже был готов к еще одной порции вафель.

— Конечно, держи.

Домашний телефон зазвонил. Эдвард подскочил, чтобы добраться до него, и, слыша его разговор со стороны, я поняла, что это был его отец.

— Они скоро вернуться? — спросила я, как только он закончил разговор.