Осени не будет никогда
Шрифт:
Она шла, чуть цокая каблучками, смотрела на своего научного руководителя, ответно улыбаясь милому лицу, и мечтала сохранить к восьмидесяти годам такую же, как у Наума Евгеньевича, моложавую осанку, физическую силу и ясность ума.
Он приобнял ее, потрепав по волосам, словно маленькую внучку.
– Новенький?
– Ага, – подтвердила, наслаждаясь теплом его большой и сильной ладони.
– И чего там?
– Похоже, амнезия на фоне травматического шока, – сообщила Сашенька неуверенно. – Я такого человека в жизни не видела!
– Какого – такого? – поинтересовался профессор, глядя
А Сашенька не знала, как объяснить необычность лысого. Она просто чувствовала, а как выразить чувства…
– Знаете, он ручку стальную от двери отломил!..
– Сплошь и рядом, – профессор посмотрел дальше по местности, за забор, где начиналось государство, со всеми его мирскими законами, которые не действовали здесь, в психиатрическом больничном комплексе. – Частенько даже пьяные, допившись до «белки», отламывают ручки дверей лифта и падают в шахты. На моем веку раз десять такое случалось. А один раз пятидесятилетний шизофреник поднял трехсоткилограммовую бочку с бетоном и…
Профессор Фишин не договорил, за него продолжила Сашенька.
– И бросил ее на шесть метров сорок сантиметров. Я читала вашу монографию о резком возрастании физической силы при некоторых психических расстройствах.
– Да-да, – кивнул головой старик. – А вы знаете, Сашенька, что ее год назад засекретили?
Девушка сделала лицо удивленным, проверила изящную сережку на изящном ушке и принялась ждать объяснений.
– Пришел этакий мужчина с серым неприметным лицом под цвет костюма, показал удостоверение подполковника ФСБ и поинтересовался, каким тиражом выходила моя монография… Теперь, Сашенька, вы ее ни в одной библиотеке не найдете, даже в Интернете ошметков не осталось…
– Зачем же?
– О том нам не сказывали. А я и не спрашивал. Я этих ребят хорошо знаю. Двадцать лет не выезжал за границу…
Он не докончил, а Сашенька не стала уточнять за что наказание. Оба смотрели, как в больничные ворота медленно вползает автобус с зашторенными окнами.
– К нам что, автобусами пациентов завозить стали? – удивился профессор.
Она не успела ответить, потому что пазик, скрипнув тормозами, остановился, и из дверей посыпались вооруженные автоматами люди в масках и камуфляже. Они живо рассредоточились по территории больницы, а двое, с открытыми лицами, видимо, старшие, направились прямиком к корпусу, где располагалось начальство.
– К нам идут, – проговорила Сашенька.
– Может быть, какое-нибудь ЧП в больнице?
Но девушка уже чувствовала, что она каким-то образом связана с приездом ОМОНа. Слегка заволновалась, но тотчас заставила себя успокоиться…
Так они с профессором простояли минут семь, пока не увидели заведующего третьим отделением, указывающего на Сашеньку:
– Вон она…
Из-за спины заведующего появились военные. Один из камуфляжных кивнул головой, а второй быстро-быстро заговорил что-то по рации.
Лицо первого, жирного телом, как кастрированныи певец, показалось Сашеньке знакомым. Она судорожно попыталась вспомнить, где встречала эту мерзкую, гадливо улыбающуюся харю?.. Она узнала мента, когда тот уже ударил ее кулаком в лицо. В глазах потемнело, она отлетела к стене, но устояла
на ногах, удержав сознание почти ясным.– Ну что, козявка?! – лыбился возле самого ее лица старшина Пожидаев и пыхал луковым духом изо рта. – Собираемся на спецпоселение, или сразу в крытку?!
Она чувствовала, что рассечена бровь, что кровь сочится по щеке. Ей очень хотелось сесть, прислониться к прохладной стене и потерять сознание.
Сашенька вдруг увидела мертвенно-бледное лицо профессора Фишина. Она смотрела, словно в рапиде, как он шагнул к старшине и как сжатым кулаком вдарил менту по виску, как по бычьей башке молотом, отчего тот, крякнув, осел мешком с салом на линолеум и завращал ошарашенными глазами. Профессор Фишин вновь замахнулся, желая добить сволочь, но его занесенную для удара руку перехватил капитан-омоновец. При этом шея офицера напряглась, и чуть выше кадыка открылся тонкий бледный шрам.
– Не надо, дедушка! – попросил он, подумав, что в дедуле силы, сколь и в медведе, услышал щелканье затвора АК и заорал. – Отставить!!!
Пожидаев, целящийся в живот профессора, вопросительно поглядел на офицера и увидел ногу в сапоге, выбивающую из его ослабевших рук автомат. Совсем не понял, что происходит!.. Фигня какая-то!.. Преступники налицо, а капитан… Сука!!!
Дальше разбирались в кабинете главврача.
– Мы забираем вашего пациента, – констатировал капитан, показывая бумаги.
В это время Сашенька находилась в ординаторской, где ей зашивали рассеченную бровь.
– И девушку забираем, – продолжил омоновец.
– По какому праву? – рыкнул пожилой главврач, привыкший к тому, что Кащенко есть государство суверенное и командовать в нем может только он.
– По праву выданного мне постановления. Я человек спокойный, военный, рычать на меня не надо, все равно, что приказано – сделаю.
– А Сашеньку-то за что? Извините, Александру Игоревну Бове?..
– Она подозревается в пособничестве преступнику, ранившему сотрудника милиции.
– Чушь какая-то!
– Я военный и приказов не обсуждаю, – повторил капитан. – Нам нужен сам подозреваемый. Корпус, палата?
– Да я понятия не имею! – развел руками расстроенный психиатр, автоматически отметив на шее офицера бледный шрам. – У меня тысячи больных!
– Тогда мои люди будут вынуждены прочесать всю больницу.
– Вы с ума сошли! Там же сумасшедшие! Последствия ваших действий непредсказуемы! После этого их надо будет целый год успокаивать! Все второе отделение станет омоновцами…
– Дайте тогда информацию, – попросил капитан. – Ваша девушка знает. Бове…
– Да-да, конечно… Она на четвертом этаже, в ординаторской…
– Пожидаев! – крикнул омоновец. – Пожидаев!..
В кабинет ввалился старшина, половина лица которого заплыла синяком.
– Я Пожидаев…
– У тебя наручники есть?
Главврач вжался в кресло и вытянул губы трубочкой.
– Пять пар.
– Ползи на четвертый этаж и забирай эту самую, Бове…
– Козявку? – обрадовано уточнил старшина.
– Действуй в рамках закона, а то я сам на тебя целую книгу напишу!
– Ага…
Пожидаев почти вывалился за обитую свиной кожей дверь, когда его нагнали последние напутственные слова капитана: