Осени не будет никогда

Младший сержант поднес ко рту рацию и принялся вызывать «восьмого», сообщая, что на бульвар необходима «скорая», пострадавшему отрезали ухо, сильное кровотечение.

– Какой бульвар? – проскрипела рация.

Хренин огляделся, кивнул вопросительно Душко, тот пожал плечами.

– За «Пушкинским» кинотеатром, – нашелся мент.

– Страстной, лимита! – сообщила рация. – Пол?

– Чей?

– Пострадавшего, – со вздохом уточнил «восьмой». – Твой я знаю, или поменял? Ха-ха!..

– Мужской, – с обидой почмокал по рации Хренин.

– Лет сколько?

Старший сержант быстро обошел лавку и поглядел на пострадавшего.

– На вид тридцать пять – сорок.

– Ждите, – приказала рация. – И протокол не забудьте правильно составить! Чтобы доктора расписались!

– Есть, – вяло отозвался Хренин и отключился от общения.

Он походил взад-вперед, казалось, забыв про лысого, а потом произнес сакраментальное:

– Москвичи поганые!

Душко с удовольствием подлил масла в огонь:

– Лимита, она и есть лимита! Правильно тебе сказали!

– А ты-то кто?! – вытаращил глаза Хренин. – Самая последняя лимита! Я-то хоть предпоследняя, а ты рядовой привокзальный ментяра! И всю жизнь тебе рядовым быть!

– Чего это?

– А того, что я на тебя рапорт напишу!

– У меня автомат, – опять предупредил Душко.

Он не заметил, как побледнел Хренин, как глаза его налились кровью, как заколотило мелким ознобом тело младшего сержанта. Душко в этот момент отвлекся на девушку, выбегающую из бутика. Она показалась ему прекрасной и свежей, как ананасовый сок за девять долларов в отеле «Мэриот», куда он зашел как-то в штатском и попробовал из высокого стакана при нем выдавленный нектар.

– Вам в хайболе? – высокомерно поинтересовался бармен. – Или в обычном?

– В обычном, – нахмурился Душко. В армии таких наглых в натуре матрасами ночью обкладывали и били нещадно.

Он до этого ананас видел только по телевизору, а тут свежий сок из него.

Махнул стакан одним глотком, как водку, и от зажима даже не почувствовал вкуса.

– Еще, что-нибудь? – предложил бармен.

– Хватит.

– Тогда девять долларов.

У Душко аж желудок свело. В кармане брюк располагались смятыми две десятирублевки. Он вытащил из пиджака удостоверение МВД и показал его, не раскрывая.

– На работе я. Начальство заплатит.

Бармен отлично знал эту породу нищих ментяр, прекрасно видел, что деревенская дешевка врет, но предпочел не поднимать скандала, а отпустить убогого с миром. За смену он не дольет пару литров сока, унесет с собой семь килограммов ананасов, а наутро жена сдаст их в ближнюю палатку, хоть и за рубли.

Разглядывая удаляющуюся девушку, Душко думал, что предложи ему, то он и ее как следует не распробует, уверенный, что второй раз ему от такой не обломится… Он хмыкнул над собой, дважды уверенный, что и первого раза не будет, и тут услышал выстрел…

«Кто стрелял?» – подумал и обернулся на Хренина. Тот стоял бледный, а в трясущейся руке у него болтался «Макаров». И здесь пришла боль. Пуля попала Душко в бедро, и на форменных брюках быстро расплывалось красное пятно.

– За что? – удивленно проговорил рядовой, падая на бок.

Здесь Хренин разом пришел в себя и понял, что натворил.

Он бросился на колени и заговорил быстро-быстро:

– Прости, прости, прости!!! Душко! Друг мой детский! Прости! Нашло что-то! – тараторил. – Сам не знаю… С самого детства меня доводишь! Издеваешься… Прости… Этот лысый посмотрел на меня такими глазами!.. Рука сама… Пистолет… А я тоже человек, меня нельзя все время лажать… И в армии ты подтягивался… Я только считал… Прости ты меня…

Хренин почти рыдал, из носа его текло, а рот спекся, будто клеем покрылись губы.

– Что делать-то? – прошипел сквозь скрежещущие от боли зубы Душко.

– Возьми на себя, дружок! – нашелся Хренин.

– Как это?

– Ведь меня в тюрьму-у! – скулил младший сержант. – А на моем месте столько другой бы не выдержал… Пятнадцать лет!

– Чего хочешь? – заорал Душко.

Хренин наклонился к самому уху раненого и, чуть ли не залезая внутрь языком, зашептал:

– На себя возьми, ты же друг мне! Скажи, что пистолет посмотреть попросил, а он стрельнул.

Хренин вложил ствол в дружескую руку.

– Держи пистолетик! А я тебе все деньги скопленные отдам… У меня есть!..

– Да пошел ты! – мучился от боли Душко, зажимая рану свободной рукой.

– Не выдашь? Друг!..

– Отвали!

Он лежал на асфальте в утепленных штанах и отчетливо сознавал, что не выдаст этого гада Хренина. Его же из ментов попрут, и придется ему возвращаться в свой поселок Рыбное…

– Вот спасибо тебе, друг! Друг ты мой!!!

Завыла, приближаясь «скорая». Пока она искала въезд на бульвар, Хренин связался с «восьмым» и сообщил, что Душко по неопытности произвел выстрел из пистолета и самого себя ранил.

Из рации хлынуло такое матерное извержение, что даже Душко, изнемогая от боли, пришел в восхищение. Этому оратору с импровизациями надо на эстраде выступать, а не в ментовской служить!

– Еще «скорая» нужна, – сообщил младший сержант рации.

– Куда стрельнул? – немного пришел в себя голос на другом конце.

– Да легко, в ногу…

– Высылаю…

Докладывая в рацию, под сирену «скорой», Хренин вдруг увидел, как лысый встал со скамейки и пошел по дорожке, ускоряя шаг.

– Стоять! – заорал он. – Стоять!

Но лысый, казалось, не слышал окриков, продолжал идти, зажав окровавленную ушную дыру большой ладонью.

Навстречу удаляющемуся коммунальщику на бульвар вырулила «скорая». Скрипнула тормозами перед самым его носом, чуть не сбив с ног, даже бампер коснулся колен.

Открылась дверь «мерседеса», из нее друг за другом вышли двое мужчин в белых халатах.

– Держите его! Лысого! – закричал Хренин, перетаскивая Душко с асфальта на лавку. – Это он пострадавший!

Глядя на коммунальщика, санитар и фельдшер испытали некоторое нервное расстройство, как если бы их обработали звуком очень низкой частоты. Им показалось, что перед ними какой-то монстр стоит весь в крови. А еще он выше их был на полторы головы и без уха, так что ребят можно было понять, когда они неловко взяли пострадавшего за руки. И они, и даже Хренин – все поняли, что сейчас произойдет нечто ужасное, из другой жизни, какая-нибудь такая вещь, перед которой даже ранение Душко ерунда. Небеса разверзнутся, или наоборот, земли разойдутся…

Лысый зашевелил плечами, поднял лицо к небу, завыл тоненько…

Во всех душах стало холодно.

В этот момент из кабины «мерседеса» ловко сошла на асфальт небольшого роста докторица, со стетоскопом на груди и медицинским чемоданчиком в руках.

– Что случилось? – спросила. – Зачем вы его схватили? Отпустите!

Санитар с фельдшером тотчас подчинились команде и, сделав шаг назад, словно от пропасти отступили.

Пространство разжижилось до обычной плотности, небеса по-прежнему мирно протекали над головами, а земля московская, как была сейсмически безопасна, так и осталась.