Осенние визиты. Спектр. Кредо

Она тихонько сползла с кровати, оделась, боязливо оглядываясь на спящих. Выбежала в тихий широкий гостиничный коридор. Лифты были заняты оба, пришлось с минуту ждать. Здесь, наверное, жизнь не затихает ни на секунду. Ресторан, казино, кто-то приезжает под утро, кто-то уезжает ни свет ни заря.

Анна не знала, куда идет. Выбежала из гостиницы во влажное осеннее утро. Секунду постояла, жадно глотая воздух.

Почему ее так страшат любовь и доброта, что снизойдут вскоре на мир?

Заров прекрасно понимал, что общаться с детьми не умеет. Абсолютно.

Более того, люди, ухитрявшиеся находить приятность в подобном общении, вызывали у него легкое удивление. По его мнению, разница между детьми и взрослыми была столь велика, что наводила на мысли о двух конкурентных расах, к счастью, постоянно пополняющих ряды противников.

Кирилл по крайней мере был ощутимо развитее ровесников. И все же детскость постоянно прорывалась в нем, заставляя Зарова в очередной раз думать – правильный ли выбор он совершил?

– Можно, я кетчуп возьму? – спросил Корсаков.

Ярослав молча пододвинул ему флакон. Мальчишка наклонил его над бутербродом и замер, словно осененный внезапной мыслью.

– А если все пол-литра выпить, то что будет?

– Понос, – предположил Визитер.

– Нет, правда, Ярослав Сергеевич? Правда, что будет?

– Попробуй – узнаем. – Заров смотрел на Кирилла, не понимая, тот ли ребенок перед ним. Который ухитрился вчера сказать: «Разве это обязательно?» Который, по словам Славы, писал действительно хорошие стихи. Который трижды ускользал от убийцы-профессионала.

– Не, не буду. – Кирилл театрально-испуганно отставил кетчуп. – Хочу, но не буду. Ярослав Сергеевич, а расскажите, что в «Солнечном котенке» дальше было? А то вы на самом интересном месте оборвали!

– Кирилл, а давай ты почитаешь стихи. Громко так, с выражением.

Мальчишка надулся.

– Вот. – Заров кивнул. – Не думай, что рассказывать собственные книги интереснее, чем читать вслух стихи.

– А ничего дальше и не было, – ехидно заметил Визитер. – Вы просто не придумали. Книги – не стихи. Стихи сами родятся, а книги сочиняют. Садятся за машинку и думают: сегодня я напишу про то, как звездолет садится на планету, завтра – как герой встретится с инопланетянином.

Он подумал мгновение и добавил:

– Я, конечно, утрирую.

– Ты еще скажи, что вначале пишут план, как в школьном сочинении. – Ярослава охватил легкий азарт. Как всегда при споре с читателями, правда, со взрослыми. Несколько раз ему доводилось выступать в детских библиотеках, но все это было не то. Вставала девочка в выглаженном платьице или растрепанный мальчик и излагали: я прочитал… прочитала вашу книгу, и она мне очень понравилась. Я буквально жила… жил этой книгой. Мне хотелось оказаться на месте героев. Особенно мне понравился образ… Заров вместе с кем-нибудь из коллег вежливо улыбались девочкам-мальчикам, стараясь не замечать, как в сторонке ведутся легкие потасовки и перекидывания записочками. Нарядные и взволнованные женщины-библиотекарши тихонько кивали следующим активистам, и те начинали свое выступление. Под конец, как правило, пунцовый от смущения ребенок, безжалостно комкая руками тоненькую тетрадку, спрашивал, легко ли стать писателем. И Заров врал, что уже с детства пробовал писать и это крайне помогло его становлению…

– Нет, не обязательно, – решил Визитер. – Это уже мелочи, на бумаге делают план или в голове.

– Ребята, я вам могу назвать десять человек, которые заранее придумывают весь сюжет, и десять, которые ничего наперед не знают. Могу назвать хорошие книги, которые писались на спор или ради денег, а могу назвать чушь, которую творили от души и по вдохновению. Все это ерунда.

– А… – Визитер махнул рукой. – Ладно. Не хотите, не надо. Кириллу и впрямь было интересно. Он ведь сам придумывал, что дальше было… не пихайся!

Заров почувствовал злость.

– Не хочу? Почему же. Солнечный котенок погиб. В бою. Лэну надоело шататься по мирам, он завел лавку и стал торговать темными очками и керосиновыми лампами. А Даниил до сих пор бродит и пытается вернуться домой. Только у него не получается – он уже давно забыл, где его дом. Еще он начал спиваться.

Визитер застыл, хлопая ресницами.

Кирилл молча отложил недоеденный бутерброд. Сказал:

– Это неправда.

– Правда, малыш. Если я напишу, это все станет правдой. Навсегда. И ты можешь плеваться и порвать книжку, но уже никуда от этого не денешься. Все это превратится в истину.

Ярослав развел руками, как бы извиняясь. Ему хотелось смеяться.

Детишки решили дать ему бой? На его собственном поле?

В мире, который он когда-то нарисовал двумя красками – черной и белой, быстро и небрежно, как всегда, торопливо сводя нити повествования в напряженную и почти счастливую развязку?

– Так не могло стать, – терпеливо сказал Кирилл. – Котенок, Лэн, Данька – они не такие были.

– Но они такими станут. – Ярослав изо всех сил старался не улыбаться. Он понимал, что занимается самым откровенным психологическим садизмом, но сейчас на это было плевать. Кто-то посмел покуситься на его мир – где лишь он был Богом. – Я так вижу. – Он не удержался от того, чтобы вколотить последний, древний и бесспорнейший писательский аргумент.

– Вы просто ревнуете, – сказал Кирилл.

– Что?

– Вам обидно. – Кирилл отвел блеснувшие глаза. – Обидно, что любят не вас, а ваши книжки. Что без них вы – никто. Никому не нужны и не интересны. Что для читателя важно совсем не то, как вы живете и о чем мечтаете, а то, что вы пишете! Вот и отыгрываетесь на них!

Кирилл перевел дыхание и выпалил:

– И если завтра вы умрете, то пожалеют не человека Зарова, а те книжки, что он не успел написать!

– Мальчик… – Ярослав протянул руку, касаясь его плеча. – То, что ты сказал, очень досадно. Но неужели ты думаешь, я этого не понимаю?

– Лучше бы не понимали!

2

Когда-то давно, работая психологом в торговом представительстве крупной японской фирмы, Скицин привык вставать рано. Поневоле. Просто там это было священной традицией – всему персоналу явиться раньше начальства и уйти позже. Порой он спал по три-четыре часа в день.

С тех пор, как он занялся частной практикой, Степан мог позволить себе высыпаться. Но иногда словно включалась заложенная двумя годами работы программа, и он вскакивал до зари, начинал торопливо одеваться, готовый ехать на другой конец города, боясь не успеть до приезда господина Казуфуми…

Сегодня он тоже проснулся рано. Полежал, скрестив руки на животе и размышляя о Зарове.

Какая муха его укусила? Вероятно, обиделся на его психологический этюд. Скицин крякнул, поворачиваясь на бок. Честно говоря, он надеялся, что их отношения позволяют подобный уровень взаимной иронии…

Несколько минут Скицин размышлял о том, добрался ли Заров до Бибирева, где он пересаживался с ветки на ветку, могли ли возникнуть какие-то проблемы… С милицией, например. Все-таки незаконное ношение газового оружия.