Осенние

— Встань за Костей! Быстро! — испуганно сказала я. — Да побыстрей!

— Эй, кто тут хозяин вот этих? — громко спросил парень в бейсболке, не разгибаясь, на наше счастье, от портретов Жени.

Пока друзья Жени оглядывались в поисках художника, который только что был рядом, я поспешила к незнакомцу и, не давая открыть рот тем, кто уже хотел сказать, выпалила:

— Его срочно вызвали! — и быстро посмотрела на знакомых ребят. Те удивлённо подняли брови. Но кое-кто видел, как мы с Костей звали Женю, после чего он пропал, и сообразили, что бразды правления ситуацией лучше пока отдать мне. — Но вы не бойтесь, — уже спокойней сказала я. — Здесь художников много — выбор большой, так что…

— А ты? — пальцем приподняв козырёк кепки и насмешливо разглядывая меня, спросил парень. — Нарисуешь портретик?

Только хотела сказать, что я не профессиональный художник и что ему могут не понравиться мои примитивные рисунки, как вдруг вспомнила, что рядом со мной — весомая отмазка! И, мило улыбнувшись, объяснила:

— Если муж разрешит — тогда буду.

Костя подошёл ко мне со спины, обнял, прижимая к себе (я, не оглядываясь, сразу вцепилась в его руки — надёжно!), и самодовольно сказал:

— Угу.

Парень, кажется, разглядел на наших пальцах обручальные кольца и разочарованно отвернулся от нас, а мы не сразу, осторожно повернулись к Женьке, который сидел на корточках, прячась за нашим камнем, и внимательно рассматривал густо заштрихованный чёрным карандашом рисунок.

— Как ты думаешь — что это? — снова встревоженно спросила я.

— Ну, я на рисунке жив, здоров… — медленно сказал Женя. — А этот появился в бейсболке среди чёрного. А что, если… Костя, у тебя время ещё есть?

— Выходной — сколько угодно могу работать и здесь, — сказал Костя и улыбнулся. — Если только не забежать погреться кофейком где-нибудь. (Я машинально выдохнула ртом и проследила за быстро исчезающим прозрачно-белым облачком пара. Мда… Кофеёк сейчас — это здорово!) Что придумал?

— Сейчас перезвоню нашим: пусть сделают скидку побольше этому парню — я ребятам доплачу потом. Но только бы не упустили его — нарисовали бы, — вслух рассуждал Женя, быстро сообразив ситуацию. — А мы с Алёной попробуем нарисовать его одновременно. Я спрячусь подальше, чтобы он меня не заметил. Да и чего меня замечать, если он не знает, кто я… А Алёна будет писать его с этого места. Я скажу ребятам, чтобы его повернули к ней лицом. Что-то мне кажется… — Он вопросительно посмотрел на меня.

— Думаешь — это предупреждение? — задумчиво сказала я. — Было бы здорово. Тогда те, кому грозит опасность, не будут сердиться, что им не дают их же портретов. Костя, ты согласен подождать?

Он посмотрел на камень и кивнул.

— Приступайте. А я тут за вами пригляжу.

Не очень-то прячась (парень ведь и в самом деле не знает в лицо не знает, чьи рисунки рассматривал), просто не оборачиваясь, Женя, серьёзный и собранный, как никогда, быстро ушёл чуть в сторону. С собой, чтобы ему не возвращаться к своему месту, мы дали ему мою папку и несколько чистых листов. Карандаш у него был свой — машинально взял, когда мы его позвали к себе.

— Знаешь, что самое интересное? — пробормотала я, пристраивая сумочку на колени вместо опоры папки — для листов. — А ведь этот парень шёл именно к Женьке. Хороших портретистов на курсе у Женьки много. И он сам говорил, что не очень охотно рисует портреты. Конёк у него всё-таки акварель… Спросить бы Михаила, шёл ли он целенаправленно именно ко мне…

— Они как будто за помощью к вам идут, — тихо подытожил Костя, приглядываясь к парню в бейсболке, который уже сидел на камне, а кто-то из предупреждённых однокурсников Жени начал его рисовать. — Или их тянет именно к вам. Подсознательно. Ты позволишь посидеть рядом? Посмотреть, как это будет?

— Он ещё спрашивает, — проворчала я, отодвигаясь.

Он сел, но не просто рядом, а положил одну руку на плечо мне — так, что я словно в кресле оказалась — в мягком и тёплом.

Я взглянула на «натурщика». Тот сидел всего метрах в пяти от нас. И, видимо, ему сказали, что сидеть может спокойно и свободно. Поэтому он время от времени посматривал по сторонам, а однажды даже к нам с Костей повернулся — улыбнуться. Его друзья тоже позировали ребятам неподалёку.

Кончик карандаша коснулся белой бумаги. Бейсболку парень снял, и я неуверенно провела первые линии его лица, собираясь затем заняться его длинноватыми волосами, которые сразу начал трепать ветер…

… Кто-то сильно держал мои руки и не давал двигаться. От испуга и неожиданности я начала вырываться из рук неизвестного.

— Отпусти! Ты что?!

— Пришла в себя? — тихо спросил Костя, крепко обнявший меня — и так, будто спрятав меня всем своим телом. — Точно — пришла? Сиди смирно — я пошёл к Женьке. Кажется, у него то же самое. Э, нет. Лист я забираю с собой. Пока не вернулся — не смей рисовать его. Ясно?

— Ясно, — прошептала я ошеломлённо. Но сидела на месте недолго — быстро вскочила с камня и побежала за Костей. Мне необходимо было увидеть, как выглядит человек в момент автописьма. Как выглядит человек, который рисует смерть. Рисунка моего я не видела ещё, но сообразила сразу, что именно там получилось и почему Костя так резко вывел меня из автописьма.

Женя сидел на скамье, неподалёку от своих ребят. Здесь было много кустов шиповника, уже облетевших, хотя кое-где всё ещё цвели на корявых ветках сладко пахучие маленькие розы бледно-малинового цвета.

Чуть обогнав Костю, но взяв его за руку, я подошла с ним к скамье.

Молодой художник сидел, глядя на натурщика отстранённо. Неподвижные зелёные глаза словно заледенели на одной точке. Не на бумаге. Но руки… Они двигались так, что при общем бесстрастии Жени казалось — живы лишь они. Выглядел он мало того что странно, так ещё и даже пугающе. В общей толчее этого пока никто не замечал, но ведь на него в любой момент обратить внимание могут!

Неужели и я так выгляжу, когда меня застаёт автоматическое письмо?!

Костя облизал губы, остановился, снова повелительно кивнув мне стоять на месте. Затем приблизился к Жене и легко ударил ребром ладони по его кисти. Секунды… Пальцы Жени разжались будто сами. Карандаш выпал и, ударившись о землю, рикошетом отлетел куда-то под ближайший камень. Рука с распяленными пальцами застыла в воздухе. Левая продолжала сжимать листы.

Холодные глаза Женьки будто облились жизнью. Он заморгал — и я вспомнила, что делаю то же самое, когда уходит состояние автописьма. Неужели в этом состоянии глаза не моргают и поэтому сохнут? Из-за этого кажутся колючими…

— Жень, — тихо позвала я, присаживаясь рядом. — Ты как?

Костя, чем-то раздражённый, сел рядом со мной и высказался:

— Так нельзя! Вы оба в таком состоянии беспомощны. А если кто-нибудь подойдёт и что-нибудь с вами сделает? Дураков на свете много! Ну ладно — Алёна под моей защитой, а ты? Нужен кто-то, кто бы тебя сторожил во время автописьма!

— А кому довериться? — хмуро спросил Женя, разглядывая рисунок.

Я тоже осторожно вытянула из пальцев Кости свой лист.

И мгновенно перевернула его. Не хочу видеть такого! Не хочу!