ОСЕННИЙ ЛИС

– Да сам Влашко полез, – нехотя признал он. – А мы не разобрались спьяну, что и как. Оно, конечно, зря полезли. Волох это, не иначе. А только прав он, че говорить…

– Волох, не волох, а задираться не след! – Шелег оглядел побитую троицу. – Хороши богатыри, неча сказать – один малец четверых побил… Звать-то тебя как, прохожий человек?

– Жуга, – поколебавшись, ответил тот, роняя ударение на "а". Все невольно посмотрели на его рыжую шевелюру, смекая, что к чему.

– Влашек озоровал, – признал старик. – Хоть и вырос, да ума не нажил. А и ты тоже хорош – где кудесничать решил! Ты смотри, не балуй! А за проход да погляд денег не берем – дело известное… Откуда идешь, да чего ищешь?

– На постой остановиться хотел, да работу сыскать на время. А сам с гор я, иду издалека, долго рассказывать.

Шелег нахмурился, пожевал усы.

– Ну, добро, – наконец решил он. – Поступай, как знаешь, мы угроз чинить не будем… Да крест-то есть на тебе? – вдруг спохватился он. Жуга кивнул, похлопал себя ладонью по груди. Старик совсем успокоился. Зашевелились и другие – мало ли что на свете бывает!

– Ну, пошли, что ль, – сказал Шелег и первым направился в кабак. Остальные поспешили за ним. Илеш задержался на секунду, наклонился к Влашеку.

– Слышь, ты это… вставай, – неуверенно сказал он, словно боялся, что тот уж никогда больше не встанет. Влашек оперся оземь дрожащими руками, поднялся на четвереньки, затем встал во весь рост.

И только теперь заметил, что штаны у него мокрые.

Насквозь.

* * *

Корчма была светлой, с белеными стенами и низким, но чистым потолком. В воздухе витал холодный табачный дым – многие, вернувшись, снова закурили трубки. Летали мухи. На столах тут и там стояли глиняные кружки с недопитым пивом. Жуга направился в угол у окна, сел за стол. Поселяне с легким опасением поглядывали, как он развязывает мешок. На столе появились хлеб, лук, кусок козьего сыра, короткий, с резной ореховой рукоятью нож. Видимо, деньги у прохожего паренька все таки водились, что бы он там ни говорил Влашеку. Кабатчик – добродушный лысоватый толстяк по имени Михеш, сейчас, правда, несколько мрачноватый, подошел к нему, когда о доски столешницы звякнула медная монетка.

– Будь здоров, путник, – сказал он. – Чего желаешь?

– Будь и ты, хозяин, – ответил Жуга. – Почем пиво твое?

– На менку кружку налью… – Монета не двинулась с места. – Э-э… две, – поспешил поправиться тот. Кругом заусмехались.

– Годится, – одобрил Жуга. – Принеси одну.

Менка скрылась в кошеле у Михеша, а перед пришельцем появилась глиняная кружка с шапкой пены и полушка на сдачу. Жуга пригубил, кивнул довольно: «Доброе пиво», – и принялся за еду. Ел он неторопливо, совершенно обыкновенно, и вскоре это зрелище всем наскучило. За столами возобновились прерванные разговоры, сдвинулись кружки. Кто-то засмеялся чему-то. Забрякали кости в стаканчике.

– Хлеб да соль, – послышалось рядом.

Жуга поднял взгляд.

У стола стоял такой же, как и он, парень лет двадцати, с курчавой русой бородой, одетый в длинную черную свитку. Кружку свою он уже поставил на стол и теперь усаживался сам на скамейку напротив. Жуга не стал возражать, лишь кивнул в ответ.

У его нового собеседника были веселые карие глаза, добродушное лицо и длинные волосы, некогда, впрочем, подстриженные «под горшок». Сложением он был покрупнее, чем Жуга, а вот в росте уступал заметно; говорил он, сильно окая, и вообще выглядел не здешним.

– Меня Реслав зовут, – меж тем продолжал он.

– Жуга, – кивнул Жуга.

– Откуда родом будешь?

Жуга обмакнул луковое перо в солонку, с хрустом сжевал. Запил пивом. Ничего не ответил, лишь покосился мельком на посох у стола – здесь ли. Но собеседник оказался не из обидчивых.

– Я сам-то с севера, с Онеры-реки, может, слыхал? Тоже, вот, брожу по свету. Видел я, как ты драчуна-то потянул. Ловко! Где волхвовать-то сподобился?

– Где – про то долго рассказывать, – нехотя ответил Жуга, – да и зачем тебе?

Реслав широко, по-доброму улыбнулся.

– Это можно. Ходил я в Марген, к Тотлису-магу, думал колдовской премудрости обучиться, потому как сызмальства к наукам тягу имею…

Жуга так резко вскинул голову, что мелькнул в разлете волос шрам на виске.

– К магу… – прошептал он, и уже нормальным голосом спросил: – И что у мага? Учился?

– Да в учениках у него недолго пробыл, – усмехнулся Реслав. – Как деньги кончились, уйти пришлось. Может, еще поглядел бы этот маг, оставить меня при себе, или обождать, да приятель мой – Берти Шварц, бестолочь, даром что папаша у него богатый – взорвал всю его лабораторию, ну, Тотлис и осерчал. Я в чудесах не мастак, но чему успел – научился, потому и интересуюсь – ты тоже, вижу, в этом кумекаешь.

Жуга слегка расслабился, черты лица смягчились.

– С гор я иду, – сообщил он.

– Это-то я вижу, что с гор, – кивнул Реслав. – Посошок, вон, твой на макушке стертый, там, где валашка была – топорик ваш горецкий… А вот какого ты роду-племени, в толк взять не могу. На волоха вроде не похож. Карваши, хоть и с ведовством знаются, черноволосые все, как дегтем намазаны. Вазуры одеваются не так и бороду носят, а у ладов серьга в ухе и ростом они пониже тебя… Кто ты будешь?

– У волохов я рос. – Жуга отодвинул кружку. – А что лицом с ними не схож – не моя в том вина. Как отца с матерью звали, то мне не ведомо – подкинутый я. Старик один меня вырастил – сам травознай да заговорник был, он и учил всему, что знаю… Потом пастухом был. Такое вот…

– А-а…

Реслав помолчал, заглянул в кружку, покачал на ладони тощий кошель. Вздохнул.

– Лет-то тебе сколько?

Жуга пожал плечами:

– Я не считал, другие – и подавно. А тебе?

– Мне-то? Девятнадцатый идет… Ты, я слыхал, подработать хотел?

– Было дело.

– А что ты делать умеешь? Грамоту, цифирь знаешь?

– Какой же пастух счета не знает! Только, наверное, ни к чему это здесь. Что умею? Ну… Пасти могу, само собой. Белить-красить тоже. Дрова рубить могу, сено косить… Изгородь ставить…

– А крышу?

– Что?

– Крышу крыть можешь? Меня тут один хуторянин зазывал – хату у него наново перекрыть нужно. Я бы взялся, да одному вот несподручно. Видишь, вон он сидит, усатый.

Жуга печально покачал головой:

– На крыше не смогу. – Он похлопал ладонью по ноге. – Боюсь: не дай бог грохнусь, колено век не заживет.

Реслав посмотрел с пониманием, кивнул.

– Где калечил-то? – спросил он. Жуга закряхтел, но ничего не ответил. – Ну, ладно, на крышу я сам полезу. Снизу-то подмогнешь?

– Надо думать… А платят сколько?

– Сейчас прознаем… – Реслав повернулся к соседнему столу. – Довбуш! Эй, Довбуш!

Через полчаса оба уже шагали вслед за Довбушем на недалекие выселки, подрядившись работать за харчи, ночлег и десять менок на брата – хозяин клюнул на дешевизну.

Стемнело. Высыпали звезды, яркие, мерцающие в теплом воздухе. Реслав старался не спешить, приноравливаясь к спутникам. Жуга, казалось, видел в темноте что твоя кошка, в то время как хуторянин поминутно спотыкался и поругивался втихомолку. Довбуш был полноват, пыхтел, отдувался – немудрено, что сам не мог починить крышу.