Осенний мост
Шрифт:
А кто ваши родители? — спросила настоятельница.
И тут молодой человек поступил совершенно неожиданно.
Он расхохотался.
Это хороший вопрос! — сказал он. — Очень, очень хороший вопрос.
ГЛАВА 5
Бегство Чайнатаунского Бандита
Ничто в жизни — как в этой, так и в будущих — не причинит вам такой боли, как любовь. Если кто-либо скажет вам обратное, то знайте: они лгут.
Либо они до сих неопытны в подобных вопросах.
Либо им необычайно везло в выборе возлюбленных.
Пока что.
1882 год, Чайна-Таун, Сан-Франсциско
Мэттью Старк остановился у входа в китайскую прачечную, расположенную на углу улиц Вашингтона и Дюпонта и вдохнул
Старк — с его современным двубортным пиджаком из шерстяной ткани, черным, с отделкой из черного же бархата и с пуговицами, обтянутыми тканью, с жилетом из темно-красного шелка, надетого поверх белой шелковой рубахи, с шерстяными брюками, с элегантными подтяжками, фетровой шляпой, с черным шелковым, нетуго завязанным галстуков, с довольно длинными, но аккуратно подстриженными волосами, что на висках уже отливали сединой, — выглядел в точности как любой преуспевающий джентльмен из быстро растущего города Сан-Франциско. Единственным отличием были небольшие выпуклости под пиджаком, у правого бедра и на груди, слева. Там скрывались кобуры с двумя револьверами тридцать восьмого калибра, со стволами длиной один в пять, а второй — в два дюйма; первый он носил ради его точности, а второй — ради компактности. Он проверил их, прежде чем двинуться через площадь к “Нефритовому лотосу”, самому значительному увеселительному заведению в этой части города.
Старк не ожидал сейчас никаких проблем — во всяком случае, ничего такого, что могло бы потребовать применения огнестрельного оружия. Но старые привычки держатся крепко. Когда он был семнадцатилетним мальчишкой, сбежавшим из приюта в Огайо и пытавшимся стать ковбоем в западном Техасе, его едва не убил мошенник, которого он поймал за жульничаньем во время игры в карты. И единственная причина, по которой Старк убил этого мошенника, а не наоборот, заключалась в том, что револьвер того типа дал осечку. После того случая Старк обзавелся привычкой носить при себе второй револьвер — просто так, на всякий случай. С тех пор ему четырежды приходилось стрелять из обоих револьверов сразу на протяжении одной стычки, и все четыре раза — тогда, в Японии. Трижды он спасал свою жизнь и жизнь своих друзей. Последний же раз это вовсе не было продиктовано необходимостью. Старк разрядил свой кольт сорок четвертого калибра и смит-и-вессон тридцать второго в беспомощного человека, которого он уже и без того смертельно ранил. В его понимании, в этом заключалась величайшая ирония судьбы — в том, что любовь с легкостью способна привести человека к ненависти, а возникшая в результате этого ненависть способна заставить человека совершать неразумные поступки, не колеблясь ни мгновения.
Старк шел на встречу с У Чун Хин, одним из самых богатых людей Сан-Франциско. Являясь китайцем, У Чун обладал привилегией жить в кварталах, раскинувшихся вокруг Портсмутской площади, вместе с двадцатью тысячами своих соплеменников-китайцев, и был достаточно осторожен и благоразумен, чтобы не щеголять своим богатством перед американцами. Старк слыхал, будто У Чун происходил из влиятельного китайского семейства, в молодости приехал в Соединенные Штаты, дабы продолжить образование, и застрял здесь после того, как его родные сгинули во время одного из мятежей, с незавидной регулярностью прокатывавшихся по стране. Но каким бы ни было его подлинное прошлое, в настоящем У Чун был владельцем множества ресторанов, борделей, игорных домов и опиумокурилен. Поскольку деловые интересы Старка лежали в совершенно другой сфере, и поскольку он не нуждался ни в товарах, ни в услугах, предоставляемых У Чуном, они никогда не заключали сделок и никогда не конфликтовали. Старк понятия не имел, отчего вдруг У Чун пригласил его на эту встречу.
Прошу простить меня за то, что я попросил вас прийти сюда, — сказал У Чун.
Старка провели в гостиную, расположенную на втором этаже. Она была обставлена,
словно небольшая библиотека в доме какого-нибудь университетского профессора, если судить по изобилию книг. Да и вообще, вся обстановка наводила на мысль, что комната принадлежит какому-то преуспевающему американцу, работнику умственного труда. Впечатление завершал наряд У Чуна, вполне способный посоперничать с нарядом гостя по вкусу и качеству. Вокруг не было ни единого намека на Азию, если не считать лица У Чуна. Волосы хозяина дома были аккуратно подстрижены. Никаких хвостиков — что вы, что вы!В настоящий момент обстановка такова, что с моей стороны было бы неблагоразумно выходить за пределы моего района.
Из-за Чайнатаунского Бандита, — сказал Старк.
Да, — сказал У Чун, всем своим видом выражая согласие с гостем, — хотя он и не из Чайнатауна.
Газеты утверждают, что он отсюда, — сказал Старк.
Газеты! — фыркнул У Чун. — У них всего лишь две цели. Продать как можно больше экземпляров и послужить интересам их корыстолюбивых хозяев. Из-за газет мы имеем китайский налог на кубический метр, китайский налог на горнорабочих, китайский полицейский налог. Разве это справедливо? Ведь нету же, к примеру, мексиканского налога на кубический метр, немецкого налога на горнорабочих, ирландского полицейского налога — разве не так? И вот теперь, из-за всей этой болтовни о “Чайнатаунском Бандите” общественное мнение вновь настроено против нас.
Это весьма прискорбно, но вполне понятно, — заметил Старк. — Некоторым людям только и нужно, что повод, и Бандит им его дает. Я думал, вы быстро прикроете эту историю.
Я бы и прикрыл, если бы он был китайцем, поскольку если бы он был китайцем, он никак не мог бы остаться неизвестным мне.
Мне не хотелось бы показаться невежливым, мистер У Чун, но все описывают его как китайца. Не могут же абсолютно все ошибаться?
Могут, если… — начал было У Чун, но затем, очевидно, ему пришла в голову мысль получше, и он начал заново. — Этот преступник пристает к богатым парам, отловив их поблизости от их собственных домов, угрожает им револьвером и ножом…
Мясницким ножом, — сказал Старк, — того типа, который часто встречается в китайских ресторанчиках.
Да. Подручные средства, привлеченные исключительно для создания обманчивого впечатления. Преступник выставляет напоказ револьвер и мясницкий нож, и забирает у женщины какую-нибудь драгоценность. Если мужчина пытается оказать сопротивление, он что-то выкрикивает — предположительно, по-китайски, — и либо сбивает его на землю ударом ноги, либо бьет ножом плашмя. — У Чун скривился. — Антикитайские настроения растут день ото дня. Я полагал, что погромы четырехлетней давности были пределом несчастий, но предел лежит куда дальше, чем я думал, настолько далеко, что я даже не в силах его разглядеть. Когда город и штат принял уголовное законодательство, уже стало достаточно плохо. Теперь же конгресс Соединенных Штатов собирается принять закон о высылке китайцев и запрете для китайцев въезжать в США. Если они его примут, что с нами будет? Нас вышлют? Посадят в тюрьму? Отнимут у нас наши жалкие пожитки? Положение и так ужасно, и ни один китаец не осмелился бы ухудшить его подобными преступлениями.
Ни один китаец, пребывающий в здравом уме, — возразил Старк. — Возможно, этот человек не в здравом уме.
У Чун покачал головой.
Он — не китаец.
Старк пожал плечами.
Я готов поверить вам на слово, и я вместе с вами надеюсь, что он остановится прежде, чем ситуация окончательно выйдет из-под контроля. А теперь, если вы не возражаете, давайте перейдем к тому, ради чего вы меня вызвали.
У Чун несколько мгновений спокойно смотрел на Старка, потом сказал:
Мы уже к этому перешли, мистер Старк.
Старк нахмурился.
Боюсь, я не вполне вас понимаю.
В силу разнообразия моего бизнеса, — сказал У Чун, — я поддерживаю рабочие взаимоотношения со многими офицерами полиции. Они с самого начала обратились ко мне за помощью, а в ходе расследования делились со мною информацией. В том числе — некоторыми любопытными фактами. Бандит знает имена своих жертв. Он знает, где они живут, и даже способен описать их комнаты, вплоть до хозяйской спальни, как это произошло в одном случае; это заставляет предположить, что он с какой-то целью наведывается домой к своим жертвам, прежде чем ограбить их на улице. Жертвы преисполнены ужаса и негодования. До сих пор полиция утаивала эти подробности от прессы. Но если они всплывут, вскорости на Чайнатаун хлынут разъяренные толпы, и мы получим повторение зверств семьдесят седьмого года.