Ошейники для волков

Они ушли в глубь камеры, где у окошка стояли аккуратно застеленные шконки. Воры, обступив муровца, подвели его к этим шконкам и расселись полукругом возле пахана. Яковлев остался стоять под их перекрестными взглядами.

Прекрасно зная, что тюремная почта работает безотказно, Яковлев отвечал на все вопросы правдиво. Да и нечего ему было скрывать от блатных.

– …еще Скользкого на меня вешают, – закончил муровец свой рассказ.

– Ну нет. Скользкий не твоих рук дело, – сказал пахан. – Ты, значит, брал этих людей? – кивнул он на воров.

– Да. Брал. Да разве в этом дело? Меня сюда под пресс бросили, так что рассусоливать?

– А ты не спеши на тот свет. Я не подписывался куму с ним в карты играть. Кто тебя знает? Может, за дверью менты с автоматами ждут, когда мы тебя кончать начнем… Еще неизвестно, кому этот пресс уготован… Слыхали вы еще такое, братва, чтобы заместителя начальника конторы в «черную» кидали?

Раздался приглушенный ропот:

– Да хрен этих ментов разберешь! Что-то маклюют…

Пахан поднял руку, и все замолчали.

– Косяк, держишь ли ты на этого мента зло? – начал разборку пахан.

– Как не держать. Взял меня тепленьким. Только я с похмелюги после скока глаза продрал, а он у постельки стоит, доброго утречка желает. Хотел ему в рожу шарахнуть – и на пяту, да где там, спортивный, зараза. Опять же лавы предлагал и хорошую сумму. Не стал брать. Но побриться разрешил и марухе позвонить. Теперь вот с гревом сидим. Так что не знаю, Стах, с одной стороны, конечно, мент. С другой – человек.

– Ясно. Что скажешь ты, Дрель?

– То и скажу – человек. Ты знаешь, у меня язва. Когда прихватили меня они, тут и обострение подоспело. Загибался я конкретно. А он мне кефир носил на допросы и творог со сметаной. Я, бывало, со злобы и от боли юродивым его обзывал…

– И что?

– Да ниче. Скажет: сам дурак. А назавтра опять пакет тащит.

– Что имеешь ты сказать, Шило?

– Мать у меня была при смерти. Ну под следствием свиданка не положена. Так он, перед тем как следаку меня передать, мамашу привез… Да ну!…

Шило махнул рукой и ушел в сумрак камеры, чтобы не показать братве своей нечаянной слабости – выступивших слез.

– В самом деле, ребята, – спросил несколько растроганный Яковлев, – зачем вы это? Все равно ведь, если выйду и из МУРа не выпрут, буду вас ловить.

Воры негромко рассмеялись. Дрель заметил:

– Михалыч, это мы еще посмотрим, опыт – сын ошибок трудных! Капица сказал. Академик!

– Это не Капица сказал! Пушкин! – возразил подполковник.

– Вас, ментов, еще и литературе учат? – шутливо восхитился Дрель.

– Нет, самообразованием занимаюсь в свободное от работы время, – улыбнулся Яковлев, почувствовав перемену в настроении воров.

– Шел бы в частный бизнес бакланов жирных охранять, – заметил пахан. – А то, видишь, свои же подставили…

– Смотря какие свои, – возразил Яковлев. – Мне Грязнов Слава – свой. Он за многих из вашей братвы просил, чтоб я по-человечески относился…

– Ну ладно, – подвел итог разговору пахан. – По жизни ты – мент, а здесь – просто зек. Будешь жить в «черной», как все.

– Спасибо! – искренне сказал Яковлев.

– Э, – махнул рукой пахан. – Себя благодари!…

Черный факс фирмы «Панасоник», стоящий на приставном столике в кабинете Турецкого, требовательно телькнул.

Поднимая трубку, следователь вспоминал, от кого он сегодня ожидал сообщения, но запамятовал.

В это же время зазвонил еще один телефон. В трубке раздался голос Трауберга.

– Нам с вами необходимо срочно встретиться! – срывающимся голосом сказал бизнесмен. – Я звоню из автомата, поэтому с долгими расспросами повремените, – нервно добавил он. – Вы можете принять меня прямо сейчас?

– Да. Приходите, я закажу на вас пропуск, – согласился Турецкий.

Положив трубку, следователь задумался. В душе появилось чувство тревоги. Ему вспомнился день, когда погиб Сергей Колобов. Сегодняшняя ситуация походила на ту…

«А может, Трауберг просто хочет сбросить ему какую-нибудь второстепенную информацию? – подумал Турецкий. – Каждый раз он что-то обещал сказать следователю, но уходил от откровения. Может, настал момент, когда тянуть уже нельзя и операция „Ошейники для волков“ входит в завершающую фазу, которая может стоить жизни и ему, Траубергу…»

– Да ну вас! – в сердцах сказал вслух Александр Борисович. – Меркулов прав. Сегодня же начну устраивать очные ставки… – Но через минуту он остыл. Чутье подсказывало ему, что с Авдеевым торопиться нельзя. На этого волка можно надеть ошейник, лишь прихватив его на месте преступления, переделал фразу про волков на свой манер Турецкий.

Следователь спустился вниз и сам заказал пропуск на Трауберга. Потом он вышел на улицу и стал поджидать визитера.

Первый снежок сыпал на мокрый асфальт. На улице было неуютно. На противоположной стороне припарковался белый «мерседес». Открылась передняя дверца, и на проезжую часть вышел высоченный парень в кожаной куртке. Он внимательно осмотрел улицу, дома, скользнул взглядом по крышам.

Охранник, догадался Турецкий. Чей? Уж не Трауберга ли?

А тот долго и внимательно смотрел на Турецкого, затем, вероятно окликнутый пассажиром, нагнулся…

У Турецкого сложилось впечатление, что стреляли с трех сторон. Расширившимися глазами он, как в замедленной киносъемке, наблюдал быстрое и профессиональное убийство. Стреляли с глушителями, поэтому звуков не было слышно. Просто лопнули и осыпались лобовое и боковые стекла, череда пуль вспорола натянутую на спине куртку охранника. Изогнувшись от боли, он оперся спиной о машину, успел еще достать пистолет и попытался прицелиться в Турецкого. Но еще две пули раскололи ему голову. Рука с пистолетом безжизненно повисла, палец рефлекторно нажал спусковой крючок. Первый громкий выстрел послал пулю в асфальт, от него она ушла в сторону, выбив снопик искр.

Схватив Турецкого за локоть, дежурный милиционер втащил следователя внутрь помещения, затем стал звонить в милицию, приговаривая:

– Ну, блин, совсем оборзели! Возле Генпрокуратуры стрельбу затеяли!

Турецкий обессиленно уселся на стул. Он был уверен, что в «мерседесе» сейчас умирает Трауберг. Минут через сорок, после того как опергруппа и ОМОН оцепили квартал и, очистив его от любопытных, стали вынимать из продырявленного салона автомобиля тела, он увидел знакомую фигуру бывшего военного разведчика, вялую и нескладную, будто тряпочную. Ее вытащили, положили на расстеленный брезент. Турецкий увидел, что у «куклы» в дорогом, но сильно испачканном костюме лицо директора «Каскада» Аркадия Трауберга.