Ошибка «2012». Мизер вчерную

Вот ведь девочка с характером.

— Иди, — кивнула Алёна, проводила дочку взглядом и еле слышно вздохнула. — За что, Господи?..

— Каждому воздаётся по делам его, если не в этой жизни, так в следующей! — торжественно проговорил старый партизан и повернулся к Колякину. — Ты, мил-человек, не брезгуй нами, будет настроение — заходи. Мы теперь тебе завсегда рады, поскольку ты отныне настоящий майор. Всамделишный, не липовый, без изъяну и обману… Вот так, значит, таким макаром, в таком разрезе. Ну всё, Георгий, вперёд! — И прежде чем изумлённый Колякин успел открыть рот, старик поднялся из-за стола, взял палку и потянул цепь. — Пошли, животное, пошли, люди ждут.

Звякнул колоколец, хлопнула дверь… Настала тишина, только трёхпрограммник выводил голосом Боярского:

— Пора-пора-порадуемся на своем веку красавице и кубку, счастливому клинку…

— Ого! — Колякин глянул на часы. — Спасибо, хозяйка, за привет и тепло, только мне бежать надо — служба…

По идее, конечно, нужно было ещё посидеть, поговорить по-простому, по душам, — глядишь, Алёне и стало бы легче. Однако часы показывали девять сорок пять, пора было ехать… за африканской чумой.

На улице было славно. Ярко светило солнышко, весело чирикали птицы, а откуда-то из-за кустов смородины доносилось Ксюхино пение. Тоненьким таким, звенящим голоском, будто хрустальный колокольчик звучал. Мелодия была простенькая и щемящая, но Колякин вдруг ощутил, как невидимая рука снимает с его души скверну, расправляет согнутое, зажигает негасимый свет…

А ещё он мог бы поклясться, что Ксюха пела не одна.

Колякин, Мамба, Мгави

По мнению классика, нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся. Этим выражением охотно прикрываются любители бесконтрольно болтать языком, а также трусоватые злословы, которых вечно «не так поняли». На самом деле — очень даже дано. Если сперва как следует думать, а рот открывать уже потом, то процентов на девяносто. Остальное будем считать скидкой на особо талантливых инквизиторов, способных что угодно вывернуть наизнанку. А вот предвидеть, когда и каким боком всплывёт информация из давно и случайно попавшей на глаза статьи, — похоже, действительно не дано.

Ещё в бытность свою курсантом Колякин вычитал в журнале, что, если гориллу наголо обрить, кожа у неё под шерстью окажется чёрного цвета. Самые то есть насущные сведения для российского милиционера. А вот поди ж ты — при виде Бурумовой родни майор сразу вспомнил прочитанное. Даже обложка журнала мелькнула перед глазами. Тут ещё не то можно было вспомнить. И всю теорию Дарвина, которую сейчас так любят опровергать, и байки о реликтовых гоминидах. Массивные мосластые тела, широкие сплюснутые носы, недобрые, очень внимательные, оценивающие, глубоко посаженные глазки… Ну натурально гориллы, только выбритые до гуталинового блеска и одетые во всё белое.

— Гутен морген, — откашлявшись, начал майор. — Сульвупле. В общем, надо гоу, машина подана.

В иностранных языках он был не силён, но интонацию и приглашающий жест в сторону двери они должны были понять? Колякин на их месте понял бы.

— А-а-а, ещё один, блин, расторопный майор, — по-русски и даже без особого акцента отозвалась родственница Бурума. И скривила фиолетовую губу. — Расслабься, белый, не к дикарям попал. Лучше заткнись, так твою растак, и крути баранку. Дошло?

Говорила она как-то зло, отрывисто, с блатняцкой интонацией. Колякин, ничего подобного, естественно, не ожидавший, сглотнул, осознавая услышанное, и закономерно почувствовал себя идиотом. Яблочко от яблоньки — зря ли у них родственничек из российских зон годами не вылезал?

А ещё, явно в подтверждение описанной выше закономерности, Андрею Лукичу вспомнилась газетная карикатура времён Перестройки. Наши моряки высаживаются на неисследованный остров, неся лоток бус — торговать с аборигенами. Из-за пальм навстречу идут голые негры и тащат для обмена… компьютер.

— Дошло, — сдержался он в итоге, покладисто кивнул и даже улыбнулся этак простецки. — Поехали.

Мысленно он уже сочинял рапорт. Хватит, порадел за отечество. Вот только изловчиться бы как-нибудь да приватизировать Карменситу. Пока на шашлык не пустили. А негры — да ну их совсем, что ему, детей с ними крестить?..

В молчании майор и гости покинули гостиницу и погрузились в «четвёрку». Зелёной старушке пришлось нелегко. Негры и сами весили изрядно, да ещё пёрли с собой объёмистый баул…

Версте этак на третьей негритянка закурила сигару, достала фляжку, сделала глоток, и в машине запахло тропическим раем, весёлыми опасностями, пиратской таверной. «Йо-хо-хо, и бутылка рома…» Да не того магазинного, который, судя по составу на этикетке, запросто можно набодяжить из водки.

«Эх! — Колякин вспомнил вчерашний „Абсолют“, да не столько саму выпивку, сколько вековое дыхание русской печи и основательные чугунки на столе. — Ну да ничего, потерплю, недолго осталось. Вот напишу, вашу мать, хренов рапорт, и уж тогда…»

Грейдер, где-то там, дальше, упиравшийся в зоновские ворота, вдруг расплылся у Колякина перед глазами. Майор почувствовал себя так, словно это его самого собрались запереть в смердящую клетку и оставить там на всю жизнь. Говорят, вор должен сидеть в тюрьме. Правильно, только в тюрьме не одни воры сидят. Не надо в России зарекаться от тюрьмы и от сумы. Был бы человек, а дело найдётся. Имелся бы козырный интерес…

Колякин с силой дал по тормозам, вильнул к обочине и опустил голову на руль, и что по этому поводу подумают пассажиры, ему было решительно всё равно. «А в конце дороги той плахи с топорами…» [159]

159

Песня В. Высоцкого «Моя цыганская».

— Эй, белый, что не едем? — хмуро спросила негритянка. Тронула майора за плечо… Однако, похоже, это прикосновение очень о многом ей рассказало. Она не стала больше ни о чём спрашивать, просто протянула ему откупоренную фляжку. — Глотни, коп. Плюнь на всё. Полегчает.

Колякин глотнул. Потом ещё. Изумрудные пальмы вместо пыльного ольховника на обочине, конечно, не выросли, но где-то всё же растворилась щёлочка, и сквозь неё в измученную душу просочился лучик ямайского солнца.

«Вот ведь и рожа как смоль, и всеми статями горилла гориллой, а снизошла, пожалела, душевное участие проявила…»

— Спасибо. — Колякин возвратил негритянке флягу и даже щёлкнул языком от полноты чувств. — Ну, теперь можно ехать. И впрямь полегчало…

Когда рядом не звери, а люди, можно и в «колючий периметр». Ещё раз. Бог даст — последний.

— Какой тебе, на хрен, пропуск, они со мной! — рявкнул майор на прапорщика у «вертушки», провёл попутчиков через КПП и двинулся с ними к одноэтажному строению у ворот контрольно-транспортной площадки, где досматривались автомобили.

Это был венец тюремной демократии, гостиница для свиданий аж на десять персон. Причём не какая-нибудь там халупа, а сущий суперлюкс — с тёплым сортиром, холодильниками и душем. Даже с газовой плитой. Всего за полторы тысячи в сутки с каждой персоны. Причём с зэков денег не брали.