Ошибка канцлера

Автопортреты пишутся перед зеркалом. И в напряженном усилии держать в поле зрения и холст, и подробности отражения взгляд художника неизбежно приобретает застылость и легкую косину.

У мужчины на матвеевском портрете этого напряженного, косящего взгляда не было. И кстати, почему картина осталась незавершенной? Художник сделал первую, как принято говорить, прокладку, наметил костюмы, прописал лица, но не закончил даже их. Матвеев должен был бы дописать это полотно. Непременно. Как семейную памятку. Пусть не сразу, со временем. Модели всегда под рукой, к работе легко вернуться в любую свободную минуту.

Случайный вопрос рождал то знакомое беспокойство, от которого так трудно потом уйти.

Ни одно из сведений на этикетке картины не сопровождалось вопросом – знаком, которым искусствоведы помечают данные предположительные или косвенным путем установленные. И тем не менее все здесь было предположительным, хотя бы по одному тому, что на холсте не было ни подписи Матвеева, ни даты.

Первая мысль – история картины. Каждая картина, поступившая в музей, имеет свое досье, иногда превращающееся в повесть, иногда не выходящее за рамки телеграфного сообщения: автор, название, размеры, техника. На куске лохматящегося по краям картона переливающийся из буквы в букву почерк прошлого столетия, поздние пометки – торопливые, чаще еле приметные, с краю, карандашом.

Сведения о матвеевской картине предельно кратки. Ни малейшего намека, как установлено имя художника, дата. Единственное указание – портрет поступил из музея Академии художеств. Но старые академические каталоги немногословны. Да и о чем говорить, если, оказывается, полотно принадлежало родному сыну художника, Василию Андреевичу Матвееву, и было им подарено в 1808 году Академии как портрет родителей. Слишком коротко и просто для возникшего вопроса. А если обратиться к общеизвестной биографии живописца?

Матвеев Андрей. Отчество неизвестно. Год рождения – предположительно 1701-й. С его юностью связываются две взаимоисключающие, но одинаково романтические истории. По одной Петр I встретил будущего художника в Новгороде, где во время богослужения в соборе мальчик украдкой пытался рисовать его портрет. По другой – он же заметил Матвеева на смотре дворянских детей-недорослей в Петербурге. И так, и так монаршая милость, особые обстоятельства, рука Петра. В 1716 году Матвеев отправлен обучаться живописи в Голландию. Вернулся спустя одиннадцать лет, работал в Канцелярии от строений – учреждении, ведавшем застройкой Петербурга. Умер в 1738 году. Снова никаких подробностей. Остается единственный выход – архив.

Книга за книгой ложатся на стол переплетенные в заскорузлую кожу тома протоколов Канцелярии от строений.

Февраль, апрель, июнь, октябрь... 1727, 1728, 1729, 1730... День за днем рука писаря заносит на шероховатые листы происходившие события, приезды начальства, указы, споры о поставляемых материалах, распоряжения по строительным работам. К этой руке привыкаешь, ее перестаешь замечать. Рисунок букв, медлительный, придуманно-витиеватый, сливается с представлением о происходившем, становится звучащим. Как много значит для исследователя эта вязь давно ушедших людей и как помнишь ее годами!

До конца XVII века в русском искусстве преобладала иконопись. И хотя число живописцев неуклонно росло, потребность в них возрастала, и Петр посылает учиться в западные страны не только архитектуре, строительному делу, но и живописи. Матвеев оказывается в числе первых русских юношей-пенсионеров. Только через несколько лет после смерти Петра он возвращается на родину одновременно с Коробовым, Мордвиновым.

Но петровские годы прошли. Молодой живописец с европейским образованием никому не нужен. Он адресуется к Меншикову и только ухудшает свое и без того неопределенное положение – через считаные недели временщик уже будет под следствием. Матвееву не остается ничего другого, как на общих основаниях просить о зачислении на службу в Канцелярию от строений.

Петербург Дом английского посланника. 173[?] год

Дорогая Эмилия!

На этот раз приготовься выслушать трогательную историю, которая, если я окажусь сколько-нибудь сносной рассказчицей, непременно вызовет на твоих глазах слезы. Истории о любви никогда не оставляют нас равнодушными, особенно те, которые природой вещей не могут иметь счастливого конца.

Я писала тебе о племяннице императрицы принцессе Анне Леопольдовне, как ее стали называть после принятия православия. Представь себе дитя, родившееся от брака по расчету. Мать, выходя замуж за герцога Мекленбургского, рассчитывала на иную жизнь и иные отношения с супругом, который был в действительности пьяницей и мужланом. Отец, давая русской царевне свой титул, рассчитывал на поддержку России в своих земельных притязаниях. Плод их союза – родившаяся вскоре после свадьбы девочка – никого не порадовал своим появлением. Герцог Мекленбургский не приобрел наследника, император Петр I – перспектив на влияние в этом уголке Европы. Ребенком никто не занимался в Мекленбурге, тем более никто не стал заниматься, когда герцогиня Екатерина, нарушив волю державного дядюшки, вернулась с дочерью в Россию. Да простится мне столь непоэтичное сравнение, но девочка росла на задворках Измайлова как сорная трава, кое-как овладев грамотой, начатками немецкого языка и танцев. Отсутствие жизненных перспектив у принцессы по титулу заставляло забывать о ней даже родную мать. В свои четырнадцать лет это было хилое создание, всему на свете предпочитавшее уединение и тишину.

Начало разговоров о престолонаследии совершенно изменило образ жизни Анны Леопольдовны, нарушив все ее уже сложившиеся привычки. К ней приставили учителей и воспитательницу, женщину добрую и образованную, а потому сразу понявшую, как бесполезны все попытки одним махом пополнить все то, что упускалось годами. Госпожа Адеркас – имя воспитательницы – сделала главное. Она вошла в доверие к своей теперь уже державной воспитаннице и постаралась поменьше ей докучать, чтобы дольше сохранить за собой выгодную должность.

К тому же принцесса, подобно всем женщинам из русского царствующего дома, вовсе не была воском, из которого представлялось возможным лепить любую форму. У Анны Леопольдовны достаточно упрямства, и в силу своей запуганности она подчас может проявить кажущееся бесстрашие и непредвиденную настойчивость. Эти черты вызывали настороженность со стороны тетки – императрицы – и поблажки со стороны госпожи Адеркас. Я знаю достаточно тому примеров, но приведу два. Принцесса Анна, несмотря на все требования и даже угрозы, не согласилась носить модной прически, ограничившись укладкой волос, которая была ей удобна. Принцессу не смогли убедить носить и юбки на китовом усе, хотя никто из нас не представляет себе иного выходного туалета. Если обстоятельства вынуждают принцессу надеть модное платье, то по возвращении на свою половину она немедленно переодевается в простые мягкие юбки.

Тебя несомненно заинтересует внешность принцессы. Подобно своей тетке царевне Прасковье, она невысока ростом, худощава, с чуть медлительными движениями постоянно погруженного в свои мысли человека. Но в отличие от матери и теток, у принцессы удлиненное лицо с длинным носом и миндалевидным разрезом черных, как уголья, глаз. При очень белой, почти прозрачной коже такой контраст производит необычное впечатление. Густые темные волосы принцесса укладывает в низкую, почти гладкую прическу. Она неразговорчива, зато способна часами читать вслух отрывки из драматических произведений и стихи, бродя в одиночестве по аллеям парка или пустым комнатам дворца. Если бы у нее всегда была такая возможность, мне кажется, она чувствовала бы себя совершенно счастливой.

И вот это романтическое существо встречает при дворе саксонского посланника графа Карла Морица Линара. Граф молод, красив, превосходно образован, создан для придворной жизни и, кажется, не замечает всех тех недостатков ее собственного воспитания, которым так корили принцессу все окружающие и родные. Как мог возникнуть такой роман? Ничего удивительного, если ты представишь себе, что граф Линар был прежде всего придворным. Симпатия особы царской крови, с которой связывались перспективы русского престола, за руку которой вели сражения европейские дворы, предлагая своих претендентов, не могла не подействовать на его воображение. Наверное, Линар действительно почувствовал себя влюбленным, а госпожа воспитательница то ли из любопытства, то ли из корысти не препятствовала развитию чувств молодой пары.