Ошибка комиссара

Какая-то девчонка из проходящей мимо нас колонны коксохимиков тоненько вопит: «Да здравствует советская милиция! Ура-а-а!» Её поддерживают, и вот уже вся колонна кричит и машет нам руками. Девчонка весело смотрит прямо на меня. Или мне это кажется? Вот и мой сосед справа тоже улыбается ей и втягивает живот, распрямляет спину. Что-то я не припомню, чтобы в двадцать первом веке не по принуждению или сценарию, а вот так, от широты души, от хорошей погоды, да хотя бы и просто так кто-нибудь крикнул при большом скоплении народа: «Да здравствует российская полиция!» А если кто-то и крикнет, так ведь окружающие не поймут, а то и побить могут.

Ближайшая к нам Вологодская улица плотно перекрыта автобусами так, что и мышь не проскочит, не то, что какой-нибудь диверсант. Слова «террорист» беспечное советское общество ещё не знает пока. Да и не нужны никакому злодею наши местные лидеры. Мне вспоминается еще не случившееся лето восемьдесят третьего года, приезд Гейдара Алиева, первого заместителя Председателя Совета Министров СССР на тот момент. Мы тогда чуть металлургический комбинат не остановили в стремлении оцепить и перекрыть всё, что только можно, и что нельзя. Причём напрасно. Той дорогой, где мы остановили все БелАЗы, занятые в непрерывном производственном цикле, наш гость так и не воспользовался.

Но злодейство всё-таки случилось. В другом конце города. Какая-то тётка сумела-таки прорваться к высокому гостю и передать ему свою челобитную. Это ЧП потом долго ещё было предметом разбирательства недостатков в службе — как допустили, чтобы случайный человек — и вот так запросто к руководителю правительства выскочил? А если вдруг что? Короче, да здравствует нерушимый блок, ну и всё такое.

Кто-то заметил (вернее, заметит спустя много лет, в моей реальности), что демонстрации трудящихся в СССР напоминают карнавалы в Латинской Америке. Вполне возможно, но наши демонстрации все равно круче. И тамошняя полиция порой прикладывает неимоверные усилия, чтобы устранять некоторые беспорядки, случающиеся в буржуазной действительности. Нет, у нас все не так.

Роль милиции на демонстрации — демонстрировать. Присутствие, спокойствие, защиту, непоколебимость. Мы здесь. Мы с вами. Всё будет хорошо. Сюда — нельзя. Туда — тоже. На глазах у советских граждан — никакого применения силы, особенно сегодня. Для такого дела найдутся незаметные люди в неброской одежде.

Так что вместе с другими сотрудниками я демонстрирую то, что положено. Занятие несложное, и я углубляюсь в воспоминания.

За последние полгода произошло много всего. Причём, что-то соответствовало моим воспоминаниям, что-то — нет. Я уже давно понял, что моя жизнь не будет представлять из себя «дежавю», в котором мне доведётся знать всё наперёд. Во всяком случае, играть в тотализатор, доведись такому быть в наше постное время, я бы теперь не рискнул — можно и лопухнуться. Видимо, нашим демиургам достаточно, чтобы генеральная линия бытия была нерушима, а мелочные отступления их не интересуют.

Более того, я заметил, что начинаю забывать кое-что из будущих событий, которые, казалось, знаю очень хорошо. И спросить ведь не у кого. Хорошо обычным людям: подзабыл что-то из прошлого — всегда найдётся у кого спросить. И помогут, и подскажут. А задай я вопрос: вы не помните, какое кино на следующий Новый Год по телевизору будет? Бр-р, даже думать о последствиях неохота.

О прошедшей зиме осталось главное впечатление — холодина. Совсем не то, что будущие зимы лет этак через сорок с их слякотью. В борьбе с морозами меня спасал казённый тулупчик, а точнее — чёрный форменный полушубок с блестящими пуговицами и сизым воротником. Такую привилегию имели только участковые инспектора, чем вызывали жгучую зависть и сомнение в справедливости у представителей других служб. Наиболее отчаянные были даже готовы перейти на должность участкового, лишь бы добиться обладания таким богатством. Но службу сменить только формально, получил полушубок — и переводите меня назад.

К слову — в наступивших морозах был и свой плюс, потому что резко снизилась активность преступного элемента. Даже карманники, орудующие в автобусах и трамваях, умерили пыл. Да что карманники! По всему было похоже, что и «залётный контингент» из Ленинграда и Ярославля, не торопился покидать теплые норки и ехать на «заработки». Не всё, разумеется, было благостно, но все-таки, все не так, как обычно. Вот, участковым работы прибавилось, потому что увеличилось количество бытовых правонарушений.

Так что, все шло своим чередом. Наш с Митрофановым «крестник» Рыбаков сел хорошо и надолго. Разумеется, не все в этом деле нам ясно. Например — отчего он убил скромную учительницу? Нам он бурчал — мол, в приступе ревности, в состоянии аффекта, а уж что говорил потом следователю, неизвестно. Понятно, что истины мы никогда не узнаем, потому что слова подозреваемого — всего лишь слова.

Митрофанову за раскрытие серии краж и убийства отсыпали плюшек. Джексон теперь не просто инспектор уголовного розыска, а старший инспектор, а на наш профессиональный праздник он еще и знак «Отличника советской милиции» получил. Откровенно-то говоря, я тоже надеялся (а вдруг?), что мне на грудь упадет награда, хотя и знал, что мало ещё послужил для этого. Даже Почетная грамота с чеканным профилем Владимира Ильича и премия в тридцать рублей, что я получил — уже много. Эх, сколько таких грамот я накопил в прошлой жизни! Не то три килограмма, не то целых пять. Как-то хотел выбросить, но рука не поднялась. Да и не выбрасывать надо, а сжечь. Если выберусь в свою настоящую реальность, то так и сделаю. Место в музее или в архиве для меня никто не приготовит, а перебирать грамотки и вздыхать — мол, были и мы рысаками, у меня нет обыкновения.

И звания лейтенанта мне никто досрочно не дал, не в практике у нас такое поощрение. На бумаге — пожалуйста, а в жизни — шиш. Задержать присвоение — это сколько угодно, а вот раньше срока — ни-ни.

Неформальную процедуру инициации в новом звании пришлось пройти по полному профилю. Блин, я чуть не умер во время выуживания своих звёзд из гранёного стакана. И «закос» про больную печень, плохое здоровье и прочее не прошел. Ребята не дураки, знают, когда люди, получившее ножевое ранение в чувство приходят. В моем случае прошло уже девять месяцев. Пришлось… А куда денешься, если за процессом «обмывания» следит собственное начальство?

Придя в себя на следующий день, в промежутках между приступами тошноты и головной боли понял: надо было оставаться в младших лейтенантах. Впрочем, по мере очищения организма от алкогольной скверны эта явно ошибочная мысль как-то незаметно растаяла, уступив место другой, более здравой: званий впереди ещё много, так что учись пить правильно, потом пригодится. А пока выпил всю воду, что нашлась в комнате, потом принялся пить чай. К счастью, за пивом не побежал, перемогся и так. Еще подумалось, что в следующий раз нужно «обмывать» звание так, чтобы процесс поправки организма приходился на рабочий день. А у меня, как на грех, похмелье выпало на собственный выходной. С одной стороны — отрадно, что мои муки никто не видел, а с другой — на выходной имелись свои собственные планы, пошедшие под хвост симпатичной зверюшке. Нет, погибать от похмелья надо на работе.

Но самым большим событием оказалась милицейская реорганизация. Череповец поделили на два района: Индустриальный и Первомайский.Новая структура города с двумя районами требовала двух райотделов. Наш Индустриальный РОВД поселился на первом этаже общежития на улице Ленина. Личный состав двух сливающихся отделений временно отодвинул борьбу с преступностью на второй план и погрузился в другую борьбу: за кабинеты, шкафы и сейфы, пишущие машинки и прочую казённую утварь. Вновь назначенные начальники райотделов тут же вошли в состав соответствующих райсоветов депутатов трудящихся и нацепили на лацканы красно-синие значки. Зато я смог внести свое ноу-хау, почерпнутое из предыдущей жизни: если подложить под ножки сейфа какие-нибудь тряпки, то тащить его гораздо легче, нежели передвигать стальные чудовища на своих руках!

Начальником Индустриального РОВД назначили майора милиции Семенова, чему мы были очень рады. Николай Павлович — человек суровый, но свой. А вот подполковника Горюнова, как он ни хотел занять должность теперь уже начальника управления, а не отдела внутренних дел Череповецкого горисполкома и получить звезду полковника, отправили на пенсию. Официальная версия: медицинские противопоказания и предельный возраст пятьдесят пять лет, а вот что реально, о том только областное начальство ведает, потому что на должность начальника череповецкой милиции опять прислали «варяга». Почему опять? Так потому что и сам Горюнов был переведен к нам с Дальнего Востока, где отслужил двадцать с лишним лет.