Ошибка Марии Стюарт

– Этот голод утолен, – ответила она и насадила кусок селедки на деревянную вилку. – Но, возможно, морской воздух усиливает аппетит.

– Может быть. Когда я в море, то порой набрасываюсь на еду как волк, – он взял самый большой кусок мяса, лежавший на сервировочной тарелке.

– Расскажи мне о твоих путешествиях, – попросила она.

– Я стал плавать под парусом еще в детстве, – сказал он, когда прожевал первый кусок. – Думаю, мне было не больше восьми или девяти лет, когда я отправился в первое небольшое путешествие. Это было в Северном море, недалеко от побережья Спайни. Я жил со своим дядей-епископом – ты встречалась с ним – и с моими родственниками, его бастардами, которые в море чувствовали себя так же удобно, как опытный всадник в седле. Мне нравилось плавать, прокладывать курс, а потом проверять, насколько точными были мои расчеты. В двенадцать лет я совершил плавание на Оркнейские острова.

Он улыбнулся своим воспоминаниям.

– На что они похожи? – спросила Мария, съевшая больше овсяных пирожных, чем ей бы хотелось. Она все-таки сильно проголодалась. – Мне всегда хотелось увидеть их.

– Я же сказал, выходи за меня замуж, и я отвезу тебя туда. Там холодно и пустынно, но очень чисто. Они как будто парят в воздухе. Один из моих предков был графом Оркнейским. Наверное, любовь к островам у меня в крови, – он налил вина в большой кубок и разбавил его водой.

– Как давно это было? Почему твоя семья больше не владеет ими?

– Это было очень давно. В 1397 году мой предок получил титул. А потом мою семью заставили продать графство Якову III.

– Я сделаю тебя герцогом Оркнейским и лордом Шетландским, – сказала она, повинуясь внезапному порыву.

– Но не королем, – заметил он.

– Нет.

– Так будет лучше. Мне довольно того, что мои сыновья будут принцами, – я в первую очередь солдат и морской капитан.

На нее нахлынула волна облегчения, невысказанная тревога рассеялась. Она не могла повторить свою ошибку с Дарнли. По иронии судьбы, этот мужчина, гораздо более подходивший для того, чтобы носить корону, вовсе не жаждал ее.

Дни и ночи сменяли друг друга, пока они оставались в башне. Они спали и ели, когда хотелось, занимались любовью, лежали и разговаривали. Они создали свой ритм, подчинили время своим желаниям, и рассветы с закатами почти не имели отношения к этому. Все казалось сном, и каждый делал вещи, удивлявшие другого. Мария поразила его своим знанием оружия и умением играть в карты, а он изумил ее любовью к поэзии и музыке.

– Я знаю, тебе нравится думать, будто я все время сражаюсь на границе или плаваю в море, но, по правде говоря, я глубоко изучал античную литературу. Даже здесь у меня есть что показать тебе, – гордый, как мальчишка, он указал на небольшую стопку книг. – Мне хотелось бы, чтобы ты ознакомилась с частью моей библиотеки.

Мария подошла к книгам и стала брать их по очереди, перелистывая страницы.

– Так, Вергилий… А вот Элиан «О порядке битвы». Военный трактат! Думаю, тебе это нужно больше, чем поэзия.

– В настоящей жизни необходимо и то, и другое. В такой, как жизнь в Приграничье. Там много поэзии, прекрасных баллад с замечательными фразами вроде «Сегодня ветер мне принес / С дождями капли твоих слез; / Одну любовь я в жизни знал / И вместе с ней навек пропал», или «Ты жаждешь губ моих холодных поцелуя, / Но с ним в долину тьмы тебя навеки уведу я». Дальше там сказано: «В зеленом том саду, любовь, / Где раньше мы гуляли, / Завял прекраснейший цветок / От грусти и печали».

Босуэлл потянулся к своей лютне:

– Это нужно исполнять под музыку. Без музыки такие стихи наполовину мертвы.

Он перебрал струны, извлекая нежные, щемящие ноты:

– «Завял прекраснейший цветок, / И с ним сердца увяли, / Но нам любовь дала глоток / Блаженства без печали».

Его звучный голос прервался. Мария поежилась:

– Думаешь, они сложат балладу и про нас?

– Они уже сделали это, – ответил он и покачал головой. – Такие вещи обретают жизнь еще до окончания событий.

– Спой ее, – она одновременно хотела и не хотела слышать, о чем там говорится.

– Как скажешь. Она не слишком лестная для нас. Во всяком случае, для меня. – Он заиграл на лютне:

Рыдай, Шотландия, рыдай,Нарушен твой покой,Достойнейший из принцев пал,Сражен во тьме ночной.

– Обрати внимание, что лорд Дарнли превратился в «достойнейшего из принцев», – сказал он. – Баллады создают свою правду.

Французской королевы стихС кольцом, приложенным к письму,Его в Шотландию призвал;Поклялась в верности емуОна навек, но во дворцеПроворный итальянец жил,Слуга и мастер тайных дел,Ей камергером он служил.Когда же принц стал королем,Приблизил он его к себе,Не знал он, что ведет слугуНавстречу горестной судьбе.Копили долго лорды гневИ, заманив слугу в альков,Вонзили в спину горбунуЧертову дюжину клинков.Дошла до королевы весть,Но ложная, и оттогоРазгневалась она, и короляПрогнала с ложа своего.И снова лорды собрались —Как кровь с одежд своих стереть?«За смерть несчастного слугиКороль сам должен умереть!»Сто бочек с порохом ониПод спальню короля внесли,Убийцам открыли путь,Чтоб те запал зажечь смогли.И вот король достойный нашУже готовится ко сну,Как видит тлеющий фитиль.Стремглав бросается к окну,И прыгает в ночную тьмуОтважный молодой герой —Но злобный Босуэлл поджидалЕго под каменной стеной.«Кто это там? – промолвил он. —Я здесь кое-кого жду;Не смей обманывать меня:Ответь или гори в аду!» —«Король английский – родич мой,Прошу, не причиняй мне зла,Лорд Босуэлл, будь верен мне,И я прощу твои дела». —«Тебе я милость окажуИ так же обойдусь с тобой,Как королеву ты любилИ поступил с ее слугой».Простился с миром наш король,Расправа скорою была,Но тот, кто кровью обагрен,Ответит за свои дела.

– Но это ложь! – воскликнула она. – Здесь все ложь!

– Более того, это несколько видов лжи, смешанных друг с другом. Сначала король был благородным, потом лорды захотели убить его якобы за убийство итальянца, потом он снова стал благородным, потом лорды захотели взорвать его… богатое воображение! Характер Дарнли меняется с каждым четверостишием.

– Но тебя представили как убийцу, – медленно проговорила она. – И они знают, что я выгнала Дарнли из своей спальни. Правда перемешана с ложью, так что одно не отличить от другого, – она содрогнулась. – Думаешь, на этом все закончится или у истории появятся новые повороты и дополнения?

– Когда мы поженимся, то будем сильнее любой лжи и заговоров.

Мария посмотрела на свой палец, где блестело эмалированное кольцо. Она сняла его и протянула Босуэллу.

– Это твое обручальное кольцо, – сказала она.

Он взял кольцо и озадаченно посмотрел на него.

– Оно орошено слезами, – проговорил он. – Черная эмаль и золото. Думаешь, оно подходит для такой цели?

– Сейчас у меня есть только оно. Приняв его, ты обязуешься разделить мою судьбу, какой бы горькой она ни оказалась.

Босуэлл поцеловал ее и надел кольцо на мизинец.

XXX

Они медленно возвращались в Эдинбург, оставив позади десять волшебных дней жизни в крепостной башне, и готовились к встрече с тем, что ожидало впереди. Хантли, Мейтленда и Мелвилла давно отпустили, а процедура развода уже началась. На самом деле предстояло совершить два развода, по протестантскому и католическому обряду, чтобы исключить возможные претензии с обеих сторон. Развод по протестантскому обряду был основан на супружеской измене Босуэлла с Бесси Кроуфорд, а по католическому – на родственных отношениях между Джин и ее мужем (четырьмя поколениями раньше граф Босуэлл женился на дочери графа Хантли). Объявление о предстоящем браке в ближайшее время должен был совершить пастор церкви Св. Жиля; к счастью, Нокс все еще находился в Англии, и они могли иметь дело с его заместителем.

Когда они проезжали через небольшие селения, жители выстраивались по обочинам, но лишь молча смотрели на них. Никто не кричал: «Боже, благослови королеву!»

«Они хотят видеть, не порвана ли моя одежда и насколько несчастной я выгляжу, – думала Мария. – Если бы они увидели синяки, то остались бы довольны».

Но по мере приближения к Эдинбургу ее уверенность становилась все более шаткой. Люди выглядели не озлобленными, а просто озадаченными и обманутыми в своих ожиданиях. Они не понимали, что происходит. Она чувствовала себя так, как будто на самом деле предала их, так как они были явно напуганы и сбиты с толку.