Ошибка резидента (кн.2)

По лестнице он взбежал, прыгая через две ступеньки. Но порыв его иссяк, едва он увидел за прилавком секции грампластинок не ту, которую жаждал увидеть:

— Скажите, пожалуйста, Светлана Сухова… — начал он растерянно, и девушка, уменьшив звук поворотом ручки на проигрывателе, крутившем «Лайлу» в исполнении Тома Джонса, не дала ему договорить:

— Она не работает.

— Простите, только сегодня или…

— Пройдите к директору. Я не в курсе.

Она двумя движениями руки — сначала вниз, потом вправо — показала, как пройти к директору. Пьетро сбежал по лестнице.

Директор, необъятно полная женщина с миловидным лицом и мужским голосом, сначала пожелала узнать, кто такой Пьетро, а уж потом сказала, что Сухова очень больна и лежит в больнице. Ни адреса больницы, ни домашнего адреса Светланы она ему не дала.

Из универмага в машину Пьетро вернулся, как с похорон. Друг не понимал, откуда взялись эти тучи на челе веселого еще десять минут назад итальянца, возбужденно вопрошавшего: «А помнишь?» — звонко хохотавшего по всякому поводу. Догадаться, правда, было нетрудно, однако друг тактично не заметил ничего. Донеся чемоданы до номера, он простился с Пьетро, сказав, что на комбинате ждут его завтра утром. Машина будет в девять у подъезда.

По пути в гостиницу «Москва» майору Семенову вспомнилось прочитанное у Юрия Олеши выражение — оскомина души. Сначала он недоумевал: почему бы вдруг? Но скоро понял: выражение это как нельзя более точно определяло его собственное состояние. Память тут же уточнила, что у Олеши сказано не про душу, а про пальцы. Может, и про оскомину души кто-нибудь тоже писал, но Семенов не помнил. Он перефразировал непроизвольно: именно какая-то противная оскомина души появлялась у него всякий раз, как он думал о неизбежном визите к Пьетро Маттинелли. Он как будто чувствовал себя виноватым. И знал, что оскомина не пройдет, пока он не покончит с этим неприятным делом. Однако настраивать себя на такой лад было бы просто непрофессионально. Поэтому, поднявшись в лифте на этаж, где жил Пьетро Маттинелли, майор Семенов постарался успокоиться.

Итальянец все еще был мрачен, но встретил Семенова приветливо. Выслушав искренние сожаления по поводу того, что его вынуждены побеспокоить, и поглядев в раскрытое Семеновым служебное удостоверение, он не поднял брови вверх и не оскорбился.

Сели к журнальному столику. Закурили. Семенов сказал:

— Я вижу вас впервые, но мне известно многое о вашей жизни у нас.

— Чем могу быть полезен? — вежливо спросил Пьетро.

— Мне необходимо услышать кое-что от вас лично. Но вам не интересно узнать, почему и откуда я собирал сведения?

— Это все равно, — без всякой наигранности, безразлично заметил Пьетро.

— В таком случае несколько вопросов. Вы знакомы с продавщицей универмага Светланой Суховой?

— Да, конечно. — По лицу Пьетро можно было заметить что ему хочется задать встречный вопрос, но он сдержался.

— Вы посылали ей из Италии посылки?

— Посылку… Да, посылал.

— Вы меня поправили. Я не ослышался?

— Да, одну посылку.

— Когда это было?

— О, еще в прошлом году… Да, в конце июля… Джованни ездил тогда к вам.

— И письма писали?

— Два раза.

— Когда вы познакомились со Светланой?

— В прошлом мае. Сегодня познакомился, завтра уехал.

— А она вам писала?

— Джованни привез от нее маленькое письмо.

Семенов раскрыл свой плоский чемоданчик, вынул из конверта фотокарточку — кадр, сделанный Лешей в кафе «Над рекой».

— О, у меня дома есть такая же, — обрадовался Пьетро. — Стоит на моем столе.

— От Светланы?

— Да, была в конверте.

— Поглядите внимательно — вы всех узнаете?

Вопрос был поставлен умышленно расплывчато.

— Это Светлана, это Галина, это я. — Ноготь Пьетро миновал на карточке лицо Виктора Андреевича, помещавшегося между лицами Светланы и Пьетро и чуть повыше.

Семенов положил карточку в чемоданчик и спросил:

— Есть среди здешних ваших знакомых человек по имени Виктор Андреевич?

Пьетро немного подумал.

— Есть Виктор Дыбенко… Виктор Сазонов… Как их по отчеству — я не знаю.

Семенов поднялся со стула. Пьетро тоже встал.

— Еще раз прошу прощения за беспокойство, — сказал Семенов.

— Можно мне спросить у вас?

— Пожалуйста.

— Я к Светлане… Что с ней?

— Она внезапно заболела.

— Ее нельзя видеть?

— Врачи запретили.

— И это надолго?

— Боюсь, что да.

— Это… как назвать?.. Не слишком серьезно?

— Достаточно неприятно. Но не смертельно.

— Но какая же у нее болезнь? Может быть, надо лекарство?

— Лекарство у нее есть.

Пьетро в сердцах ударил кулаком правой руки по раскрытой ладони левой:

— Черт! Зачем так есть?! — В волнении он словно растерял в один миг все свое знание языка.

Семенов счел неуместными утешительные слова.

Придя к себе на работу, он позвонил Орлову. Услышав в трубке его голос, сказал:

— У тебя нет такого ощущения, что наша машина буксует?

— Почему это? — спросил Орлов.

— Мой клиент твоего не знает.

— Уверен?

— Все за то. Не верить нет причин, хотя всякое бывает.

— Если ты прав…

— Лучше заезжай.

— Можно. Только мне надо к спецам заглянуть.

Чтобы правильно описать настроение Орлова, лучше всего позаимствовать сравнение из быта хлебосольных домашних хозяек. Как чувствует себя справная хозяйка в ожидании многочисленных гостей, когда в самой большой комнате на длинном столе, на толстой скатерти, раскрылившейся по углам от тугого крахмала, в овальных, круглых, квадратных блюдах мягкими холмами высятся салаты пяти различных систем, а на плоских тарелках неизбитые — патент дома! — орнаменты рыбных и мясных закусок, когда в духовке дотамливается дородная румяная индейка, а на балконе в ведерной обливной кастрюле ждут своего часа моченые яблоки? Однако не будем продолжать в том же направлении, ибо сравнения кухонно-гастрономического порядка здесь совсем неподходящи и могут даже не понравиться Орлову, хотя он достаточно ироничен, чтобы не обижаться и на менее лестные параллели. Они неподходящи в особенности потому, что Орлов сейчас лишен семейных радостей — с тех пор, как его молодая жена, архитектор, уехала на Дальний Восток сдавать заказчикам свой проект. Скажем короче: Орлов чувствовал себя замечательно, когда шел по длинным коридорам управления в другое крыло, туда, где размещались лаборатории оперативно-технического отдела. Ему надо было получить официальное, отстуканное на машинке, подписанное и скрепленное печатью свидетельство того, что он часом раньше видел собственными глазами в лаборатории, где установлен лазерный микроанализатор.

В замке, вынутом из дверей гаража Алексея Дмитриева, следов постороннего ключа не нашли. Зато в квартирном замке эти следы были так явственны, что не оставляли места для сомнений. Старший эксперт, производивший анализы, объяснил стоявшему у него за плечом Орлову, что посторонний ключ не совсем точно укладывался в пазы и вырезы замка и оставил заглубленные метки, а хозяйские ключи, притертые идеально точно, не стерли их.

Старший эксперт сделал соответствующую запись на одном из одиннадцати пронумерованных конвертов — по числу ключей, представленных на экспертизу. Потом замок собрали и попробовали его закрыть и открыть ключом, взятым из отмеченного конверта. Замок с некоторой натугой, но работал.