Ошо. История жизни независимого мистика
Шрифт:
Но эффект был весьма показателен. Вооруженные мирные силы замечательно сработали в качестве способа сдерживания, и ни одного случая нападения после взрыва в гостинице не произошло.
Шила и тучи, нависшие над Раджнишпурамом
В одном интервью, которое Ма Ананд Шила, секретарь Ошо, дала в 1995 г. «Viha Connection», ежемесячному журналу, издаваемому Центром медитации Ошо «Viha» Милл Велли, штат Калифорния, она сказала: «До этого я никак не была связана с медитацией; и сейчас я гее имею с медитацией ничего общего». Этим недвусмысленным заявлением она четко обрисовала причину того бедствия, что было готово обрушиться на Раджнишпурам. Как руководитель проекта «Раджнишпурам», она была, разумеется, самой влиятельной, отважной и одаренной фигурой. Трагичным обстоятельством, однако, стало то,
Вместо того чтобы вести себя осознанно, руководя развитием невероятной творческой деятельности, оставаться преданной делу без того, чтобы извлекать из него личную пользу, она попала в худшую из возможных ловушек — ринулась ворочать делами в соответствии с собственным пониманием и в противоположность работе Ошо и его видению. Будучи не защищенной теми силами, которые даются занятиями медитацией, она утратила восприимчивость и интеллект. Возможно, ее можно было извинить за то, что, столкнувшись с по-кафкиански извращенной бюрократией, она должна была обходить нелепые законы и из-за этого стала агрессивной и склонной к авантюрам, но когда она стала игнорировать жизни и чувства людей, это оказалось уже слишком.
На собраниях общины выяснилось, как далеко она отошла от реалий жизни ашрама, реалий, которые не имели ничего общего с проявлениями ее эго и состояли в следовании указаниям мастера. Например, передавая послания Ошо ученикам, она часто говорила: «Ваш мастер сказал…», или она говорила «Он ваш мастер…». То есть она почти никогда не вела себя как одна из учениц Ошо. Она рассматривала себя как стоящую с Ошо на одной ступени. Она начала думать, что Раджнишпурам принадлежит ей, а Ошо обладает им только через нее. Она стала думать, что знает все лучше его; он, может быть, и мудрец, но она практичнее и лучше знакома с порядками, царящими в мире. И это было абсурдное предположение.
Она не смогла понять, что у Ошо нет какой-то «цели», вроде создания в пустыне некоей экологической утопии. Он жил настоящим моментом — ни в прошлом, ни в будущем.
Ошо был сосредоточен на том, чтобы любым способом помочь его людям лучше разобраться в себе. Медитация была и оставалась тем ключом, который в любой данной ситуации открывал запертые двери нашего бессознательного. Для него медитация была единственным способом превратить любую благоприятную возможность, любой вызов в процесс духовного роста. Он часто говорил о мистике Георгии Гурджиеве, который ранее в XX в. работал для того, чтобы помочь людям овладеть разными уровнями энергии, терпеливо прилагая к этому все свои силы без остатка. Ошо сравнивал этот процесс с тем, как будто некто пришел домой, совершенно обессилевший от усталости, и обнаруживает, что его дом охвачен огнем. Усталость немедленно улетучивается, и начинает работать новый уровень энергии.
Работа по четырнадцать часов в день в течение многих лет, конечно, провела его учеников через эти энергетические уровни. Таково требование к полной самоотдаче, необходимой для духовных поисков. Но это, несомненно, не имело ничего общего со строительством города в качестве цели как таковой. Для Ошо, каким бы ни был результат, важным было участие каждого. У него не было целей как таковых, планов, которым необходимо было бы следовать. Он просто проживал каждый приходивший день с самоотдачей, которую другие вряд ли могли себе представить, и помогал другим испытать то же самое.
Шила действовала под влиянием того ложного представления, что если Ошо нужен был город, то было оправдано все, что для этого делается. В борьбе за город летом 1984 г. она совершила дикую выходку, привезя бездомных со всех штатов Америки, чтобы те могли участвовать в голосовании в графстве Васко и тем самым обеспечить сохранение города. Неожиданно спокойная территория, где обитали ученики, заполнилась тысячами людей, которым пообещали бесплатно предоставить еду, одежду и кров, что было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но стоило того, чтобы ехать через всю страну. Среди этих людей с улицы было множество бывших заключенных и даже закоренелых преступников. Санньясины делали все от них зависящее, чтобы вылечить их от алкоголизма или наркомании, окружить их любовью и нежной заботой, даже знакомили с медитацией. Но в целом этот план был весьма далек от того, что делал и видел в будущем Ошо, чего касалась его работа.
30 октября, пробыв в молчании 1315 дней, Ошо начал говорить
и снова открыл сердце перед своими учениками. Ошо начал говорить, когда необходимость этого стала несомненной. Собрания, адресованные к «немногими избранным», носили взрывной характер. С этого началась новая фаза его работы. Когда в 1981 г. он входил в молчание, то сказал, что хотел бы избавиться от тех, кто был с ним просто по интеллектуальным причинам. Сейчас он нуждается только в тех, кто мог бы быть с ним в молчании.«Во-первых, мое молчание не означало, что я сказал все. Я молчал для того, чтобы избавиться от тех людей, которые толклись вокруг меня ради моих слов. Мне нужны люди, которые могут быть со мной, даже когда я молчу. Я устранил всех тех людей без малейших усилий. Они просто исчезли сами.
Три года было достаточно. И когда я видел всех этих людей, — а их было не так много, но они болтались здесь ради моих слов; я нуждаюсь в тех, кто живет в моем молчании. За эти три года у меня было очень много времени помолчать с моими людьми, увидеть их отвагу и любовь в том, чтобы оставаться рядом с человеком, который, возможно, никогда не заговорит снова.
Когда работа закончена и случайные люди ушли, не стало и необходимости пребывать в молчании. Я вернулся, и у меня есть много что сказать — и у меня всегда будет много что сказать».
За немногие месяцы ночных бесед с группой избранных он методично разобрал на куски историю человечества. Бог, небеса, преисподняя, Иисус, фигуры, о которых он возвышенно говорил в прошлом, наряду со всеми религиями и сообществами, теперь подверглись жесткой критике. Он превозносил то, что считал нужным, но также критиковал там, где это было необходимо. Он ждал почти десятилетие, чтобы сделать это.
В своих беседах Ошо был особенно суров с христианством как с религией — разбивая его кусок за куском, миф за мифом, противоречие за противоречием. Он мало заботился о том, как бы не возбудить ненависть, пылавшую во влиятельных христианских фундаменталистах Орегона или где-либо еще, которые уже рассматривали этот город как вызов всему, на чем зиждилась их мораль.
В конце концов все свелось к следующему: какой-то чужак, не белый, нехристианский мистик из страны третьего мира, носящий странные одежды и нелепого вида шапку, раскатывающий в чудном иностранном автомобиле вокруг города, названного его именем на санскрите, вдохновляющий общину, где нет ни частной собственности, ни преступности, ни насилия, ни социального обеспечения, где люди работают за любовь, а не за деньги, где все вегетарианцы, где все носят красные одежды, где люди танцуют на улицах просто из чистой радости, куда приезжали самые известные люди, не только из США, но и из других частей света — делает что хочет в самом сердце истинно христианского, ковбойского штата.
Кроме религиозных фундаменталистов, была еще одна часть общества, которую Ошо чрезвычайно беспокоил своим кристально чистыми озарениями — политики, особенно американские. То, что он когда-то сделал с индийскими политиками, сейчас он творил с американскими. Он очень высоко оценивал американскую Конституцию, но это только добавляло веса тому, как он выставлял напоказ попрание ее политиками. Вера, надежда, свобода, милосердие — все иконы американской мечты были разбиты в пух и прах. Он четко и подробно разоблачал каждую ложь до тех пор, пока его слушатели могли только кивать головами, понимая, как одурачили их религия и общество. Он проводил пресс-конференции, отвечал на вопросы органов мировых массмедиа и продолжал мощно атаковать религиозные, политические и общественные институты, ниспровергая их ценности.
Он выставил напоказ лицемерие великой американской мечты, с ее хваленым понятием свободы каждого, конституционно закрепленной свободой самовыражения, собраний и вероисповедания. Для американских учеников и друзей Ошо это стало величайшим шоком. Они, благодаря сверхъестественным прозрениям и разоблачениям Ошо, ясно увидели, до какой степени народ Америки одурачен собственным правительством.
Само его присутствие было мощным вызовом системе, не просто потому, что он предлагал реальную альтернативу отжившему, но и потому, что он четко показывал, как это было очевидно в Раджнишпураме, что мечта о «жизни, свободе и стремлении к счастью» может быть воплощена в действительность. Пока вся остальная цивилизованная часть США постоянно сталкивалась с насилием и отчужденностью, здесь молодые американцы заботились друг о друге и жили своей мечтой. Во всем этом было нечто, что угрожало знаменосцам общества и чему было не позволено продолжаться.