Оскал дракона

— Стирбьорн может помочь себе сам, — заявил конунг Эрик, — для этого он должен дать мне понять, что сожалеет обо всем сделанном и готов рискнуть и вразумить Паллига.

Но то что я сам подвергну себя риску, конечно же, не имело для Эрика значения. Я еще не подумал, что на это скажет ярл Бранд, и узнал его мнение, когда мы с Финном посетили его чуть позже тем же вечером.

Стрела угодила Бранду в лицо, вошла левее носа, прямо под глаз. Охотничья стрела, и ему повезло, что она ушла левее и выше, а наконечник оказался не зазубрен. Обычно охотник вырезает из туши убитого животного недешевый наконечник и использует его снова, но сейчас наконечник на шесть дюймов вошел в щеку и застрял где-то в черепе Бранда.

Офег, так называли ярла Бранда. Хорошее прозвище, оно означало «человек, над которым не властна судьба», хотя нам с Финном было трудно с этим согласиться, глядя на его лицо, когда он повернулся. Его законная жена, мать Колля, погибла, его собственная жизнь, чью нить еще продолжали плести норны, похоже, висела на волоске.

В свете толстой оплывшей свечи его тонкие белые волосы цвета кости прилипли к мокрому от пота и пожелтевшему лицу, но глаза Бранда еще горели, а его рукопожатие было крепким. Из щеки ярла как будто выросло дерево, кожа на лице казалась тонкой, высохшей и шелковой, а на ней начертаны какие-то незнакомые мне знаки.

Эти магические знаки должны были расширить рану, где застрял наконечник стрелы, и, как сказал лекарь — хазарский еврей, он собирался ввести в рану узкие клещи, чтобы вытащить наконечник. Но пока это не сделано, на щеке ярла зияла открытая рана, словно большой влажный красный рот без губ, и это причиняло Бранду нестерпимую боль, которая отражалась на его чисто выбритом лице, хотя обычно он не брился.

— Плохо дело, — сумел произнести Бранд сквозь стиснутые от боли зубы, древко стрелы покачивалась во время его речи. Хазарский лекарь возился с очистительными вытяжками, он делал их из льна с ячменем, меда и еще чего-то, выглядели они как сосновая смола или деготь, которые мы используем для промазки свежей корабельной обшивки. В комнате воняло.

— Да, рана выглядит неважно, — ответил я.

Это еще мягко сказано, я даже рассмотрел в ране зубы Бранда, он упирался в них языком, когда говорил. Ярл взмахнул рукой, будто прогоняя муху.

— Мой сын, — сказал он. — Тот священник.

— Я верну его, — ответил я, и он на миг закрыл глаза, что означало согласие. Я знал, что потеря сына тоже причиняет ему боль.

Затем Бранд заговорил, но совсем о другом.

— Конунг поможет. Стирбьорн.

Он имел в виду, что конунг Эрик обязан Бранду победой над Стирбьорном. Я рассказал ему, что конунг хочет простить мятежного племянника, предлагая ему вернуться и покаяться, при условии освобождения Колля целым и невредимым.

Ярл Бранд заморгал.

— Королевство, — прошептал он в ответ, и я его понял.

Внезапно вошли Ровальд, Рорик Стари, Кьялбьорн Рог, Миркьяртан и Уддольф, во главе их Абьорн, шаркая и тихо перешептываясь, с непокрытыми головами, от волнения они не знали, куда девать руки.

— Нидинги! — прошептал ярл Бранд, и высказал бы им намного больше, если бы слова не причиняли ему такую боль. Вместо этого он махнул рукой, отсылая их, с опущенными головами и пристыженных, ведь они оставили службу у него и перешли ко мне.

— Позаботься о них, — проворчал он, его лицо скривила гримаса, которая сошла бы за улыбку, если бы не боль. Затем он снова взмахнул рукой, и появился человек с мечом в ножнах в руке. Бранд кивнул, и мужчина передал меч мне.

— Я слышал, — от боли Бранд стиснул зубы в перерывах между словами, — рандр Стерки взял твой. Возьми этот. Верни своего фостри.

Он многозначительно посмотрел на меня.

— Пользуйся этим клинком достойно, как и я, — он напрягся и цепко сжал мою руку, словно ворон когтями.

Это был его меч, вдвойне ценный подарок. Рукоять из резного оленьего рога и украшена серебром, ножны из прекрасной тонкой кожи с орнаментом из завитков, листьев и животных. Но я знал цену этого подарка — Бранд хотел, чтобы я убил Стирбьорна, а еще он сказал: «Верни своего фостри», я это заметил.

Не своего сына. А моего фостри. Это моя ответственность, мой позор. Я потерял мальчика, и мне будет стыдно вдвойне, если я не сумею вернуть Колля целым и невредимым. Я понимал все это и поэтому, не позволив себе возражений, почтительно поклонился, принял меч и покинул Бранда, размышляя, что все это уже не имеет значения для человека вроде меня, обреченного на смерть.

Я надеялся, что Один будет достаточно благосклонен и терпелив, позволит мне спасти Колля и убить Стирбьорна, если получится. Я размышлял об этом, сидя возле носовой фигуры, что рассекала воду цвета черного сланца. Мы направлялись к устью Одры. Я молчал, хотя знал, что побратимы смотрят на меня. Много лет назад мы так же смотрели на старого предводителя Обетного Братства — Эйнара Черного, тогда мы были уверены, что над ним висит рок, а это значило, что и над нами.

Я поговорил об этом с Финном и поручил ему особую задачу, на случай, если Один решит взять мою жизнь слишком рано. Я пытался четко обозначить путь, но Финн есть Финн.

— Вернуть мальчишку. Убить Стирбьорна. Не нужно разжевывать это раз за разом, — проворчал он.

Я вздохнул.

— Вернуть Колля, но убить Стирбьорна осторожно. Помни — ярл Бранд хочет его смерти. Конунг Эрик хочет, чтобы его племянник остался жив. У обоих есть власть над нашими близкими.

Финн озадаченно почесал бороду, но затем кивнул, яростно прищурившись. Я провел остаток дня в одиночестве, пытаясь не трогать зудящий шрам на лбу, глотая кровавые сопли, текущие из носа, и размышляя о том, как внушить Финну мысль о тихом, незаметном убийстве. Ведь Финн скорее прокричал бы боевой клич и оставил собственный меч в теле убитого. Я хотел, чтобы Финн убил Стирбьорна, но отвел от себя подозрения.

Вложить голову в пасть Паллига Токенсона и его Йомсвикингов не получилось. О Йомсбурге стараниями скальдов разнеслась громкая слава — это неприступная крепость, где живут самые лучшие и суровые воины, принесшие клятву братства, но все это оказалось враньем. Мы увидели крепость из старых бревен, поросших мхом, откуда разносился тревожный звон, вокруг в панике сновали голозадые оборванцы-венды.

Мы оставались на воде, на расстоянии полета стрелы от берега и ждали, я стоял на носу, с которого мы сняли носовую фигуру, и показывал своим видом, что не вооружен. Я был уверен, что они хорошо меня видят и понимают наши мирные намерения. Затем мы подошли к берегу, миновав все пристани, и Хоскульд по прозвищу Тролласкег или Троллебородый, умело и аккуратно, почти как Гизур или Хаук, выбросил нос корабля на галечный пляж.

Киль громко шаркнул о гладкие камни, но Воронья Кость лучился улыбкой, он явно был доволен своим кораблем, «Коротким змеем», на котором большую часть команды составляли его собственные люди. Все они, конечно, принесли клятву Обетного Братства, но я знал, что по-настоящему связать нас вместе — долгое и хлопотное дело.

— Разве это не лучший корабль, который когда-либо выходил в море? — восторженно прокричал Олаф, воодушевляя своих людей, радующихся вместе с ним.

На что Онунд Хнуфа лишь фыркнул.