Оскал гориллы

– Здесь двести долларов, миссис Блевинс, – компенсация за потраченное время и причиненное вам беспокойство. Это пригодится вам в качестве приданого.

Она взяла деньги, сложила их, спрятала в свой кошелек и взглянула на Мейсона глазами, полными благодарности.

– Мистер Мейсон, это... Ну, в общем, это так мило с вашей стороны.

– Мы, разумеется, высоко оценили вашу откровенность, – сказал Мейсон, – а теперь скажите нам: не случалось ли, что Алан когда-нибудь гипнотизировал вас и заставлял вспомнить то, чего не было на самом деле?

– О да. Это был един из его любимых трюков. Он гипнотизировал кого-нибудь и плел всякие небылицы о том, что якобы произошло, а потом приказывал человеку проснуться и не думать об этом в течение часа или двух, но сохранить в памяти все, что ему было внушено, словно бы это произошло с ним на самом деле, а потом, через два часа, в результате постгипнотического внушения, начать об этом рассказывать.

– И это у него получалось?

– С некоторыми – да. Конечно, не каждого можно загипнотизировать, мистер Мейсон, и...

– Понимаю. Да, вот еще что: вы не знаете, доводилось ли ему когда-нибудь гипнотизировать Джозефину Кемптон, экономку мистера Эддикса?

– Я думаю, доводилось. Я помню, он как-то раз упомянул о том, что с ее помощью продемонстрировал что-то мистеру Эддиксу.

– Известно ли вам еще что-нибудь, что могло бы нам помочь? – спросил Мейсон.

– Нет.

– Ну что ж, огромное спасибо. Я думаю, нет больше никакой надобности вас задерживать, миссис Блевинс, но возможно, потом у нас возникнет необходимость побеседовать с вами.

– В любое время, – сказала она, – в любое время после четырех часов. Вы мне позвоните, и я приду когда вам угодно. У мистера Дрейка есть мой номер.

– Благодарю вас, – сказал Мейсон.

Она встала со стула и направилась к двери, потом неожиданно сделала крюк, подошла к Мейсону и взяла его за руку.

– Вы просто прелесть, – сказала она. – Да, вот еще что, может, это вам пригодится. Его настоящая фамилия не Эддикс. Мне точно известно – Алан его как-то раз загипнотизировал и узнал, что его на самом деле зовут Барнуэлл. Если вам еще что-нибудь будет нужно, вы только дайте мне знать.

И, глядя на Мейсона благодарными глазами, она широко улыбнулась, затем открыла дверь и так стремительно повернула, выходя в коридор, что ее юбка взметнулась вверх с озорным хлопком.

– Ну что, был хоть какой-то прок от нее? – спросил Дрейк.

Мейсон усмехнулся и сказал:

– Пол, за последние несколько минут я действительно узнал массу полезного. Отдай приказ – пусть твои ребята начинают работать в Неваде, а сам иди домой, погрейся хорошенько в горячей ванне, залезай в кровать и отсыпайся.

– Ты серьезно? – спросил в изумлении Дрейк.

– Серьезнее не бывает, – сказал Мейсон и быстро вышел из офиса Дрейка.

Пройдя по коридору, Мейсон открыл дверь своего личного кабинета.

Делла Стрит, стоявшая у его стола и перебиравшая какие-то бумаги, взглянула на адвоката.

Мейсон подскочил к ней двумя огромными прыжками, обхватил ее, оторвал от пола, потом развернул и прижал к себе.

– Малышка, – сказал он, – мы напали на золотую жилу.

Она посмотрела на него с легкой печалью:

– Только на счет которой, я полагаю, и можно отнести это неожиданное проявление восторга.

– Это не восторг, – сказал Мейсон, прижимая ее к себе, – это страсть.

– Ну что ж, – сказала она, – значит, это чрезвычайно важная информация.

– До газет дозвонилась? – спросил Мейсон.

– Да. Репортеры уже едут сюда. Я сказала, что это не терпит отсрочки, и они мчатся на всех парах.

– Молодец, – сказал Мейсон и пристально посмотрел ей в глаза.

Она положила руки ему на плечи, и ее лицо запрокинулось. Мейсон нежно склонился над ней.

Их губы слились в долгом поцелуе, потом она неожиданно оттолкнула его, вытащила из косметички бумажный носовой платок и вытерла с его губ помаду.

– Шеф, – воскликнула она, – ты что, забыл, что целая свора наблюдательных, глазастых газетчиков может ворваться сюда в любую минуту?

Мейсон улыбнулся, потрепал ее по плечу и сказал:

– Хорошо, Делла. Мы им выдадим такое, что хорошенько встряхнет мистера Сиднея Хардвика и поставит его на место.

– Отлично. Надеюсь, так оно и будет. Как мой рот? Помада смазалась? А, ты все равно ничего не замечаешь!

– Я все замечаю ничуть не хуже любого глазастого газетчика, – сказал Мейсон.

Она рассмеялась, подошла к зеркалу, чуть тронула губы помадой и сказала:

– Кто-то стоит у двери в приемную.

– Я буду разговаривать с репортерами там, – сказал Мейсон.

Он вышел следом за ней в приемную и поприветствовал двух прибывших одновременно газетчиков. Пока он угощал их сигаретами, подошел третий, а потом и четвертый.

– Ну и что за грандиозные новости вы собираетесь нам сообщить? спросил один из репортеров. – Надеюсь, это действительно интересно. Ей-богу, мы чуть шеи себе не свернули, пока мчались сюда. Ваша секретарша заявила, что это просто сенсация.

– Так оно и есть, сенсация, – подтвердил Мейсон.

– Ну и в чем дело?

– Вам известно о собственноручно написанном Бенджамином Эддиксом завещании?

– Черт побери, конечно. Я надеюсь, вы не собирались сообщить нам эту новость. «Хардвик, Карсон и Реддинг» дали информацию об этом два часа назад. Она уже попала в последний выпуск.

– Прекрасно, – сказал Мейсон, – но завещание недействительно.

– Что вы имеете в виду, почему это недействительно?

– Именно это и имею в виду, – ответил Мейсон. – Он не оставил никаких распоряжений относительно своей жены.

– Жены? Бенджамин Эддикс был холостяк.

– Кое-кому нужно, чтобы вы именно так и думали.

– Вы хотите сказать, что он был женат?

Мейсон кивнул.

– Какого черта?.. Не дурите нас, Мейсон. Господи, да Бенджамин Эддикс был слишком заметной фигурой. Конечно, он был ужасно скучный тип и вдобавок свихнулся на своих экспериментах с гориллами, но, в конце концов, парень он был известный. Если бы он на ком-нибудь женился, это попало бы в газеты. Не думаю, что это вызвало бы какой-то особенный интерес, но в газеты бы попало. Единственное, что его занимало, – это состояние своего банковского счета и личного зоопарка с гориллами.