Оскал гориллы

– Кто находился в Стоунхендже в тот момент, когда вы уходили?

– Бенджамин Эддикс.

– Кто еще?

– Больше никого.

– Но ведь это было довольно необычно?

– Да, сэр. Это было в высшей степени необычно.

– Начинайте перекрестный допрос, - обратился Гамильтон Бергер к Мейсону.

– Почему вы считаете это необычным, мистер Фэллон?

– Потому что обычно кто-то ухаживал за животными, да и дом требовал присмотра со стороны экономки; кроме того, обычно приходили несколько слуг.

– Но когда вы уходили, в доме не было никого, кроме мистера Эддикса?

– Совершенно верно. Несколькими днями раньше мистер Эддикс выразил сильное неудовольствие тем, как содержалась часть дома, отведенная под зоопарк. Он уволил всех служащих, ухаживавших за животными.

– А кто кормил животных, чистил клетки, ну и все остальное, после того как дрессировщики были уволены?

– Мы, - проговорил Фэллон с явным отвращением.
– Это как раз и было одной из главных причин возникших между моим хозяином и иной трений. На такого рода работу я не нанимался.

– Вам помогал мистер Херши?

– Мистер Херши и Бенджамин Эддикс. Мы делали это втроем.

– А слуги, кто занимался домашним хозяйством?

– Никаких слуг не было. Домашним хозяйством никто не занимался.

– Случались ли вследствие этого какие-нибудь происшествия?

– Да, сэр.

– Какие?

– На мистера Эддикса напала одна из горилл, она просунула лапу сквозь прутья решетки, схватила Эддикса за пиджак и притянула его к клетке. Я закричал и принялся стучать по решетке скребком, которым чистил клетки, а мистер Эддикс рванулся, и ему удалось высвободиться.

– Он получил какие-нибудь повреждения?

– Да, сэр. У него был серьезный вывих ноги, а также глубокие царапины на лице.

– Когда это произошло?

– В понедельник утром.

– У меня все, - сказал Мейсон, - больше вопросов нет.

Гамильтон Бергер вызвал в качестве свидетеля фотографа, который продемонстрировал фотографии лежащего на полу тела и расположение пятен крови, брызнувшей из раны на шее на стену и ковер. Он также представил снимки лица мистера Эддикса, на котором были видны царапины от когтей гориллы.

– Задавайте вопросы, - сказал Гамильтон Бергер.

– Я обратил внимание, что здесь две разные фотографии лица убитого, сказал Мейсон, - на одной из них хорошо заметна щетина, а на другой лицо убитого чисто выбрито.

– Первая была сделана до того, как тело перевезли в морг, а вторая вскоре после вскрытия. Служащий морга побрил лицо покойника, когда готовил того для погребальной церемонии.

– То есть вы сфотографировали тело, а после этого вас послали сделать еще несколько фотографий? Я правильно понял?

– Да, сэр.

– С какой целью это было сделано?

– Я не знаю.

– Но вы получили инструкцию пойти в морг и сделать еще несколько фотографий, на которых были бы хорошо видны черты лица?

– Да.

– Чисто выбритого?

– Да.

– С целью опознания?

– Мне неизвестно, с какой целью. Мне велели их сделать, и я сделал.

– Благодарю вас, - проговорил с улыбкой Мейсон.
– У меня все.

– У нас по этому делу все, Ваша Честь, - сказал Гамильтон Бергер.

– Хотел бы обратить внимание Высокого Суда на тот факт, - сказал Мейсон, - что я просил разрешения задать на перекрестном допросе еще несколько вопросов после выяснения одной проблемы. Я прошу вас предоставить мне возможность уточнить один технический вопрос посоветоваться со своим компаньоном. Приближается время обеденного перерыва. Не мог бы суд продолжить слушание дела завтра утром в десять часов?

Судья Манди покачал толовой:

– У вас была возможность подготовиться к слушанию дела, мистер Мейсон. Окружной прокурор в самом начале слушания дела предложил вам попросить отсрочку. Суд не собирается проводить слушание по частям. Я объявляю перерыв на пятнадцать минут, так что у вас будет возможность посоветоваться. Суд объявляет перерыв на пятнадцать минут.

Судья Манди ушел в свою комнату.

Мейсон подошел к миссис Кемптон, сидевшей под охраной надзирательницы.

– Извините меня, - прошептала ему миссис Кемптон.
– Я пыталась всех перехитрить и только сама себе навредила. Вызовите меня для дачи показаний, и я расскажу чистую правду и все объясню.

– Объясните прямо здесь и сейчас. Вы мне лгали?

– Только в том, что касалось чека, да и то я, собственно, не лгала. Я просто умолчала о нем.

– Отлично, так откуда же у вас этот чек?

– С маленького столика возле кровати мистера Эддикса. Он был сильно пьян и спал. Чек лежал там, выписанный на мое имя. Я сразу поняла, что он собирается дать его мне...

– Постойте-ка, вы хотите сказать, что он был выписан на ваше имя?

– Ну да, там было написано на обороте.

– То есть вы имеете в виду, что это не вы подделали передаточную надпись?

– Конечно нет. Все уже было подписано, когда я увидела его в первый раз, поэтому и взяла. Я знала, что для этого он меня и позвал туда.

– Вы что, думаете, кто-нибудь в это поверит?

– А почему нет? Ведь это же правда.

– В общем, так: нельзя, чтобы хоть кто-нибудь услышал это от вас до тех пор, пока мы не сможем кое-что проверить.

– Мистер Мейсон, я хочу, чтобы вы вызвали меня для дачи показаний. Я хочу рассказать им, что там произошло в действительности.

Мейсон покачал головой:

– Лучше, если пока будем говорить только мы.

– Вы думаете, я лгу?

– Необязательно.

– Нет, вы так думаете.

– Ну что ж, вы ведь уже рассказали нам одну историю, и в результате мы оказались совершенно не готовы к тому, что нас ткнут носом в этот чек.

– Я просто умолчала об этом. Я не лгала вам. Просто я не рассказала вам кое о чем, вот и все.

– Если я вызову вас для дачи показаний, они распнут вас, - сказал Мейсон. Он повернулся к Этне: - Время нас уже поджимает, Джим. Нужно что-то делать.

– Давайте еще раз попробуем получить отсрочку до завтрашнего утра.

– Судья не даст нам ее. Он собирается закончить слушание дела сегодня. Поскольку это всего лишь предварительное слушание, он считает, что у Суда уже вполне достаточно данных для предъявления обвинения нашей подзащитной.