Оскар и Розовая Дама и другие истории (сборник)

Как-то днем – я как раз распахнул все окна, чтобы выветрить запах акриловой краски, – в квартиру зашла женщина. Не знаю как, но по ее смущению, замешательству, по тому, как она не решалась пройти под стремянкой, как переступала через пятна краски на полу, я сразу понял, кто она.

Я притворился, будто полностью поглощен малярными работами.

Наконец она робко откашлялась.

Я напустил на себя удивленный вид:

– Вы кого-то ищете?

– Мне нужен Моисей, – произнесла моя мать.

Странно, ей с трудом удалось выговорить это имя, оно словно застревало в ее горле.

Я позволил себе немного поиздеваться над ней:

– А вы кто?

– Я его мать.

Бедная женщина, мне ее жаль. Она в ужасном состоянии. Она, должно быть, с трудом пересилила себя, чтобы решиться приехать сюда. Она напряженно меня разглядывает, пытаясь что-то разгадать в чертах моего лица. Ей страшно, очень страшно.

– А ты кто?

– Я?

Мне хочется позабавиться. Понятия не имею, как следует вести себя в подобных обстоятельствах, тем более что мы тринадцать лет как расстались.

– Меня зовут Момо.

Ее лицо словно покрывается трещинками.

А я с ухмылкой добавляю:

– Это уменьшительное от Мохаммеда.

Она становится бледнее моих белил.

– Вот как? Ты не Моисей?

– Нет-нет, не путайте, мадам. Я – Мохаммед.

Она судорожно сглотнула. В глубине души она не так уж недовольна.

– Но разве не здесь живет мальчик по имени Моисей?

Мне хочется ответить: «Не знаю, ведь это вы его мать, кому, как не вам, это должно быть известно». Но в последнюю секунду я сдерживаюсь, потому что несчастная женщина явно с трудом держится на ногах. Вместо этого я придумываю славную отмазку:

– А Моисей уехал, мадам. Ему надоело торчать здесь. У него об этом месте не лучшие воспоминания.

– Вот как?

Надо же, я не знаю, верит ли мне она. По всей видимости, мне не удалось до конца убедить ее. В конце концов, может, она не так глупа.

– А когда он вернется?

– Не знаю. Уезжая, он сказал мне, что хочет разыскать своего брата.

– Брата?

– Ага, у Моисея же есть брат.

– Вот как?

Вид у нее совершенно ошеломленный.

– Ну как же, его брат – Пополь.

– Пополь?

– Да, мадам, Пополь, его старший брат!

Уж не кажусь ли я ей каким-то придурком? Или она и вправду верит, что я Мохаммед?

– Но Моисей мой первый ребенок. У меня не было никакого Пополя.

Тут уж и мне поплохело.

Заметив это, она пошатнулась и опустилась в кресло. Я сделал то же самое.

Мы молча глядим друг на друга, задыхаясь от едкого акрилового запаха. Она внимательно изучает меня, ловя каждый взмах ресниц.

– Скажи, Момо…

– Мохаммед.

– Скажи, Мохаммед, ты ведь еще увидишь Моисея?

– Может быть.

Я произнес это таким непринужденным тоном, что даже сам удивился, как это мне удалось. Она пристально смотрит мне в глаза. Что ж, может сколько угодно меня разглядывать, ей не удастся выжать из меня ни слова, я в себе уверен.

– Если ты увидишь Моисея, передай ему, что я была очень молода, когда вышла замуж за его отца, что я вышла за него, только чтобы сбежать от родителей. Я никогда не любила отца Моисея, но была готова полюбить самого Моисея. Только вот я познакомилась с другим мужчиной. Твой отец…

– Простите?

– Я хотела сказать… отец Моисея. Он тогда сказал мне: «Уезжай и оставь мне Моисея, иначе…» И я уехала. Я предпочла начать жизнь заново, жизнь, где есть место счастью.

– Так, конечно, лучше, это точно.

Она опускает глаза.

Подходит ко мне. Я чувствую, что она хочет поцеловать меня. Притворяюсь, что не понимаю.

А она умоляющим голосом спрашивает:

– Ты передашь это Моисею?

– Это можно.

В тот же вечер, зайдя к мсье Ибрагиму, я в шутку спросил:

– Итак, когда же вы меня усыновите, мсье Ибрагим?

А он ответил, тоже в шутку:

– Да хоть завтра, если хочешь, малыш Момо!

Нам пришлось выдержать сражение. Официальный мир, мир печатей, разрешений, злобных – стоит их потревожить – чиновников, никто нас и слушать не хотел. Но мсье Ибрагим не терял мужества.

– Момо, их отказ у нас уже в кармане. Осталось получить разрешение.

Моя мать благодаря уговорам социальной инспекторши в конце концов смирилась с намерением мсье Ибрагима.

– А ваша жена, мсье Ибрагим? Что, если она будет против?

– Моя жена уже давно вернулась на родину. Я могу делать все, что пожелаю. Но если хочешь, летом можем навестить ее.

В тот день, когда мы наконец получили пресловутую бумагу, удостоверявшую, что отныне я сын того, кого выбрал сам, мсье Ибрагим решил, что нам необходимо купить машину, чтобы это отпраздновать.

– Момо, мы будем путешествовать. А этим летом мы вместе поедем на Босфор, я покажу тебе море, то самое, откуда я родом.

– Может, лучше полететь туда на ковре-самолете?

– Открой каталог и выбери машину.

– Хорошо, папа.

Произнося одни и те же слова, можно испытывать такие разные чувства, с ума сойти. Когда я говорил мсье Ибрагиму «папа», на сердце было радостно, я просто раздувался от счастья, будущее казалось лучезарным.

Мы направились в автосалон.

– Я хочу купить вот эту модель. Ее выбрал мой сын.

У мсье Ибрагима словарный запас был победнее моего. В любую фразу он норовил вставить «мой сын», как будто только что лично изобрел отцовство.

Продавец начал расписывать нам характеристики автомобиля.

– Не надо мне нахваливать товар. Говорю вам: я хочу его купить.

– У вас есть водительские права, мсье?

– Разумеется.

Тут мсье Ибрагим достал из своего кожаного бумажника документ, выданный, самое позднее, во времена первых фараонов. Продавец с ужасом взирал на этот папирус, во-первых, потому, что буквы почти стерлись, во-вторых, потому, что он был написан на незнакомом ему языке.

– Это водительское удостоверение?..