Осколки клана. Том 2

– Да, – я поморщится. – Ранение подруга получила где-то около трёх недель назад, и так, не приходя в сознание…

– Соболезную, – фальши в голосе этой Юлии Павловны я как-то не почувствовал.

Неформальная фраза… Ей, как мне показалось, реально было жаль неизвестную ей девочку. Впрочем, в душу женщина лезть не стала, а вместо этого просветила меня, что да как.

– Знаешь, парень, – произнесла она, – я-то тебя в любом случае дождусь. А на будущее запомни, хотя надеюсь, что не пригодится. Если бы аутопсию проводили в клинике для неодарённых медики обычными хирургическими методами, бывает такое, когда нет необходимости исследовать энергетическое ядро. Тогда да, лучше машину отпустить, потому как ещё неизвестно, насколько это затянется и как долго потом ждать расшифровки результатов. Если чаровники за дело берутся, то всё обычно очень быстро происходит, час-два не дольше.

– А вы разбираетесь?

– Ну… – грустно усмехнулась женщина. – Не всю же жизнь я баранку крутила… По молодости были совсем другие мечты и амбиции.

– А это ничего, что задержитесь?

– Нормально всё, – отмахнулась водительница и полезла внутрь кабины, как и я, заметив бегущую в нашу сторону Машу, сжимавшую в руках ярко-красную жёсткую папку. – Мы же не такси, в конце-то концов, у нас бронь сразу минимум на шесть часов идёт, мало ли по каким важным делам едем.

* * *

Насколько Сеченовка отличается от нашей Тимирязевки, я прочувствовал, ещё когда сам валялся пациентом палаты госпитального этажа одного из спаренных небоскрёбов, которые занимала Академия чаровников. Впрочем, видел я тогда не так уж и много. Палату да технические коридоры, по которым меня привезли туда на каталке прямиком из чрева паровика эвакуационной службы. А обратно выкатили на кресле, чтобы запихнуть уже в нашу академическую машину и доставить в родной медицинский корпус. Пусть и чисто для профилактики.

Сейчас же, проводив Машу, я имел возможность хоть немного понаблюдать за тем, как вообще живут и учатся студенты другого чародейского учреждения и, естественно, сравнить с нашими условиями.

В прозекторскую меня, конечно, никто не пустил. А вот в остальном ограничивать не стали, попросили разве что не заходить туда, куда нельзя, а так, приколов специальный значок с рамкой, в которую был вставлен небольшой листик бумаги с моим именем, я вполне мог побродить по общественным зонам.

Тем более что Машка обещала сама подготовить нужные бумаги в требуемом количестве, а найти меня благодаря выданному значку не составит никаких проблем.

Что я могу сказать – у нас определённо лучше. Хотя бы потому, что вокруг Тимирязевки столь непривычная для Москвы живая природа. А с другой стороны, сравнивать всё же было трудновато. Небоскрёбы, вся жизнь в которых происходит во внутренних помещениях, пусть там и были обустроены зелёные рекреационные зоны и фонтанчики с водопадами, очень уже сильно отличались от, ставших привычными, двух– и трёхэтажных корпусов и огромных полигонов. А вот интерьеры здесь были… изысканнее, что ли. И уж точно современнее наших коридоров и аудиторий.

Ну и, конечно же, студенты… Слушая, особенно поначалу, разглагольствования Сердцезаровой, можно было подумать, что она бахвалится своей учебной нагрузкой, ну, или изо всех сил старается показать, что мы в Тимирязевке те ещё неучи-лоботрясы. Но вот находясь здесь, в оплоте чаровников, я почти сразу же ощутил разницу в самой атмосфере наших учебных заведений.

Здесь, как и у нас, были и девчонки-хохотушки, стайками щебетавшие о чём-то своём и порой кидавшие на меня заинтересованные взгляды. Вот только у нас редко можно было увидеть, чтобы подобные красавицы прижимали к своим роскошным грудям явно тяжёлые и умные книги. Да и громко галдящие парни, компаниями кучкующиеся у окон или на диванчиках и удивлённо замолкавшие при моём появлении, обсуждали вовсе не оружие, техники и способы уничтожения противников, а сыпали медицинским терминами или сравнивали какие-то ланцеты со скальпелями и спорили про рассечение плоти при помощи живицы.

Ну а явные одиночки не пропадали по полигонам, оттачивая своё мастерство, а сидели по углам и за столиками, то обложившись каким-то бумагами, то уткнувшись в книги со скупыми обложками, отрешившись от всего прочего.

Ну и, естественно, я в своей чёрной форме явно выделялся среди сеченовцев, носивших в большинстве своём светло-голубые и нежно-зелёные мундиры и костюмы, словно ворон среди стаи голубей. Так что меня сразу же замечали, где бы я ни появился. С интересом пытались рассмотреть шеврон академии и факультета, а затем начинали о чём-то шептаться. Хотя я бы не сказал, что, напрягая живицу в ушах, услышал что-то обидное. Просто многим, а особенно девушкам было интересно, кто этот «боевик», и, естественно, что «он» здесь делает.

Забавно… С Кремлёвского концерта запомнилось почему-то, как в зале довольно агрессивно реагировали друг на друга представители школ при разных Академиях. А вот сейчас, чуть меньше года спустя, я как-то не чувствовал к себе особого негатива.

Хотя, возможно, дело было в том, что тогда «жизнюки» были, можно сказать, монолитом, готовым противостоять другим школьникам, а сейчас я находился в Академических помещениях и мне постоянно встречались студенты, носящие то деревце одного из наших факультетов, то символы стихий морозовцев, то эмблемы сахаровцев.

– Антон? – услышал я вроде бы знакомый голос. – Каменский, ты, что ль?

Обернувшись, я увидел довольно пухлого паренька в компании ещё трёх парней, носящих на рукавах пустые «яшмовые» шевроны одного из сахаровских факультетов.

– Э… – Парня я точно где-то видел, но вот так, чтобы вспомнить сразу…

– Это я, Егор Юдинцев! – попробовал он ещё раз. – В параллельном в прошлом году учился!

– О! Теперь вспомнил! – улыбнулся я.

Действительно. Не то чтобы мы общались или водили знакомство, но пересекались в коридорах.

– А я смотрю, идёшь! Ты или не ты, сразу не пойму, а как глаза увидел… – воскликнул он, спрыгивая с подоконника, на котором до этого восседал и, подходя ко мне и пожимая протянутую руку. – Ребят! Знакомьтесь! Антон Каменский, самый безбашеный берсерк Тимирязевки моего Школьного выпуска! Мало того что долбит взрывами так, что мало никому не покажется, так ещё и главный сердцеед школы!

– Ну, это ты, конечно, загнул… – улыбнулся я, по очереди пожимая руки представившимся парням. – Да и в остальном устаревшие сведенья…

– В смысле? – удивился Егор. – Ещё скажи, что не ты первую школьную красавицу соблазнил!

– Ты про Уткину, что ль?

– Ну так! – фыркнул парень. – Про неё, конечно! У нас полкласса по ней пару лет страдало, а ты пришёл, раз – и она твоя!

– Да ерунда всё это, – отмахнулся я. – Подумаешь, в пару на выходе в Кремль один раз встали.

– Ну-ну…

– Я, кстати, не Каменский теперь, а Бажов, – добавил я, ткнув большим пальцем за спину, и слегка повернулся, чтобы было видно тамгу.

– О, в клане теперь значит, – важно покивал Юдинцев. – Круто… А говоришь, не сердцеед…

Ну, что бы он там себе ни напридумывал, переубеждать я не стал, а постарался сменить тему.

– Не знал, что ты в чаровники пошёл, – покачал я головой.

«Ну, не признаваться же тебе, что я даже имени твоего до сегодняшнего дня не слышал…» – подумал я.

– Тык… Куда ж мне ещё, – пожал пухляк плечами. – Я ж тоже из простецов, аспект не то чтобы боевой, да и по конституции не боец. Я тебе так скажу, ничуть не жалею, что на экзамен в лес не стал подписываться. Вот, теперь с группой безродных работаю.