Осколки льда
Шрифт:
«Очень надеюсь, ты дашь мне пару уроков игры на гитаре».
Глава 2
Говорят, что все молодые спортсмены однажды делают выбор: учеба или спортивная карьера. Я определенно готов забросить учебу, хотя спорт не такое уж и радостное занятие. Но школа меня совершенно убивает. С легкостью бы бросил ее и не возвращался никогда. Но так нельзя. Мама постоянно напоминает, что мне еще сдавать экзамены, чтобы поступить в университет, и какая Кира молодец, ходит к репетитору уже второй год.
А я думаю о том, что Кира больше не занимается фигурным катанием и, может, ей повезло,
Когда выхожу на лед, я люблю хоккей, и ничего в этом мире для меня больше не существует. Но постоянные тренировки выматывают. Я повторяю себе снова и снова, что без труда не будет и побед, поэтому усердно занимаюсь каждый день, чтобы быть лучшим в своей команде. Пока не выходит. Может быть, потому что я не так усерден, как хочу думать? Мои мысли всегда заняты тем, что я мог бы сделать, пока на раскатке. Да и на земле я думаю только о том, что кубики пресса нравятся девочкам, а не о поддержании веса, чтобы очередной тафгай не отправил меня на больничную койку.
Подходя к школе, я понимаю, что уроки уже начались. Дождаться перемены или зайти в класс прямо в разгар занятия? Как спортсмену, играющему за хоккейную команду нашего города, мне разрешают свободное посещение. Не официально. Моя учеба зависит от графика игр, выездов и тренировок. Иногда я пользуюсь этим без надобности, но никто еще меня не поймал. Как учителя докажут, что я не опаздываю на лед, а просто не хочу писать контрольную по химии? Никак. Плюсы все же есть.
Вторым уроком сегодня литература, что мне хоть немного интересно. Вот читать я всегда успеваю, ведь мы очень часто ездим в другие города. Я включаю аудиокнигу или беру с собой обычную бумажную и погружаюсь в чтение. Моя команда подшучивает над этим. Но чем мне еще заняться, пока мы в дороге? Слушать про жизнь парней мне не особо интересно, а про свою рассказать нечего: был в школе, сходил на тренировку, потом лег спать.
Я подхожу к двери класса, стучусь и захожу. Сначала думаю, что зря пришел, но, увидев на доске имя одного из моих любимых писателей, я с радостью подсаживаюсь на свободное место к моему школьному другу Женьке.
– Тимур, ты читал Сэлинджера? – спрашивает Алла Владимировна, учитель русского языка и литературы. Кажется, ее зовут именно так. Я бываю в школе не так часто, чтобы запомнить имена всех учителей.
– Да. «Над пропастью во ржи», – отвечаю я.
Весь класс оборачивается и глазеет на меня. Да-да, все очень удивлены тому, что я вообще умею читать. Некоторые думают, что я и букв-то не знаю. В нашем классе есть ботаны, Илья и Егор. Они всегда готовы к каждому уроку и задают нам, обычным парням, высокую планку. Я никогда не выделяюсь, контрольные работы пишу по отдельному расписанию, а мои оценки видит только учитель. Поэтому все так удивились, что я читал Сэлинджера.
Кира смотрит на меня, я киваю ей в знак приветствия, посылая улыбку. Она так и не ответила на мое сообщение, хоть и прочитала. Понимаю, что вряд ли Кира захочет учить меня играть на гитаре, если мы не обмолвились за последнее время и десятком слов, не считая обычных приветствий при родителях и дежурных фраз.
Она быстро отворачивается. Ее подруга Аня шепчет ей что-то на ухо, потом смотрит на меня и улыбается, получая улыбку в ответ. Я стараюсь быть милым со всеми одноклассницами, ведь они покупают билеты на матчи. Даже если поклонницы раздражают, тренер всегда говорит, что нужно поддерживать образ. Притворяюсь я хорошо.
– Но сегодня мы поговорим о судьбе писателя, а не о его произведениях. Кто-нибудь знаком с биографией Сэлинджера? – спрашивает учитель, вырывая меня из
мыслей.И снова я поднимаю руку, но не один, руку поднимает и Кира. Ничего удивительного – по словам ее мамы, она та еще заучка.
– Тимур, что ты можешь рассказать? – Конечно же, спрашивают меня. Это такая редкость, когда я готов к уроку, на который пришел.
Письменные задания я еще делаю, а вот с устными даже не заморачиваюсь. Финчу на месте. У меня выходит вводить в заблуждение соперника, а в данном случае – учителей, что я знаю больше, чем есть на самом деле.
– Он жил отшельником. И не продал права на экранизацию «Над пропастью во ржи». Сэлинджер считал, что лучше него никто не изобразит Холдена. И вообще, очень многое в романе было его собственной биографией, – произношу я, наслаждаясь минутой триумфа. В школу ходить не так уж плохо, когда ты знаешь то, чего не знают другие. – Например, образ Салли он списал со своей подруги Уны О’Нил, которая бросила его и вышла замуж за старикана ради денег, – заканчиваю я практически под аплодисменты мужской части команды. Точнее, класса, я же не на льду.
– Уна очень любила Чаплина! – вдруг слышу возмущенный голос Киры.
– Думаю, она очень любила его деньги, – начинаю спорить я.
Не видать мне игры на гитаре. Ох, не видать! Зря я запустил шайбу: и гол не забил, и команде не помог. То есть и с Кирой поругался, и с гитарой пролетел.
– У них родилось восемь детей. Уна сбежала с ним в другую страну, чтобы не оставлять одного. И в итоге так и не вернулась в Штаты. А Сэлинджер просто обиделся, потому что не мог ее забыть. Да, у них была любовь – первая, легкая, но не настолько сильная, как между Уной и Чаплиным, – яростно возражает мне Кира.
– Согласен. Но можно было не давать никаких обещаний, если готова сбежать с первым попавшимся старым мужиком, хоть и очень популярным, – парирую я.
Надо бы остановиться, но я разогнался так, что торможение уже невозможно. Хотя и Кира хороша, это же она меня перебила.
– Это и есть настоящая любовь. Когда человек готов отказаться от всего ради второй половинки. Сэлинджер не смог бы дать ей того, что дал ей Чаплин. – Кира так сильно сжимает ручку в руке, что, кажется, она сейчас сломает ее пополам.
– Денег? – спрашиваю я с насмешкой.
– Нет. Ощущение спокойствия и умиротворения. Желание прожить с человеком всю жизнь и родить ему детей, несмотря на разницу в возрасте и то, что весь мир был против них, – твердым голосом произносит Кира и краснеет.
Ей не свойственна такая эмоциональность, особенно с учетом того, что в нашем классе Загорскую провозгласили Снежной королевой. Мне нравится это прозвище, оно не обидное, но подчеркивает сдержанность и холодность Киры, а также намекает на ее спортивное прошлое. И внешность у нее подходящая: блондинка, но не из тех, кто красится каждый месяц, а натуральная. Светлая кожа, не тронутая солнцем, и леденящий душу взгляд. Хотя, может быть, таким взглядом она смотрит только на меня. Но сейчас я заставил ее покраснеть от возмущения.
– Дети, мы обсуждаем писателя или Чарли Чаплина и его жену? – спрашивает учительница. – Мне приятно, что вас так волнует эта тема, что вы даже вступили в спор. Но сегодня мы говорим только о Сэлинджере.
Весь оставшийся урок я смотрю на Киру. Она делает вид, что внимательно слушает Аллу Владимировну, но по-прежнему сжимает ручку так сильно, что костяшки ее пальцев побелели. Надо загладить вину. Все ради уроков игры на гитаре!
После звонка Кира вылетает из класса так быстро, что я не успеваю уследить за тем, куда она пошла. Я хочу ее догнать, но меня отвлекает Женя.