Осколки межпланетных катастроф

Что все, называемое развитием, прогрессом или эволюцией, есть движение, или стремление к этому состоянию, для которого, или его свойств, придумано столько названий, объединенных в одном слове: «позитив» — положительность.

Такое объединение сперва нелегко принять. Поначалу может показаться, что не все эти слова — синонимы, что «гармония» может означать «порядок», но, говоря, к примеру, «независимость», мы не подразумеваем «истину», и под «устойчивостью» не понимаем «красоту», «систему» или «справедливость».

Я принимаю неразрывную общность, проявляющую себя в явлениях астрономических, химических, биологических, психических, социальных; что повсюду она стремится к частным проявлениям позитива — и для этих проявлений, часто различных лишь по видимости, мы устанавливаем различные названия.

Мы говорим о планетной «системе», а не «управлении», однако в отношении, например, магазина эти слова оказываются взаимозаменяемыми. Принято было говорить о химическом равновесии, но не о социальном равновесии — однако это ложное разграничение уже стерто. Мы увидим, что под всеми этими словами подразумевается одно и то же состояние. В каждодневном употреблении или в отношении привычных заблуждений они, разумеется, не синонимичны. Для ребенка земляной червяк — не животное. Но животное для биолога.

Под «красотой» я понимаю то, что кажется полным.

Напротив, неполнота или увечность — уродливы.

Венера Милосская.

Ребенку она кажется уродливой.

Когда человек привыкает воспринимать ее как целостное произведение, она, хотя и не полна с точки зрения биологии, становится красивой.

Рука, рассматриваемая только как рука, может быть красива. На поле боя — явный обрубок — некрасива.

Но все, с чем мы сталкиваемся на опыте, есть лишь часть чего-то еще, что, в свою очередь, тоже оказывается частью еще чего-то — иначе говоря, для нас нет ничего красивого — только видимость, тяготеющая более к красоте или уродству. Полна только всеобщность, только полнота красива; и всякая попытка достигнуть красоты есть попытка придать частному свойства общего.

Под устойчивостью мы понимаем неподвижность и невосприимчивость к влияниям. Но все видимое есть лишь реакция на что-то иное. Таким образом, и устойчивым может быть только универсум — то, кроме чего нет ничего. Хотя некоторые объекты представляются — или являются — более устойчивыми, чем другие, однако для нас в опыте существуют лишь различные уровни в непрерывности между устойчивым и неустойчивым. Каждый, кто борется за устойчивость, называя ее постоянством, выживанием или стойкостью, стремится придать чему-то частному состояние, достижимое лишь во всеобщем.

О независимости, целостности и индивидуальности я могу рассуждать, лишь считая, что, кроме нее, нет более ничего; потому что, приняв существование хотя бы двух явлений, мы должны принять их непрерывную связь и взаимное влияние; если все есть лишь реакция на что-то иное, то два предмета взаимно уничтожают независимость, целостность и индивидуальность другого.

Стремление к организации, системе и вещественности может достигать большего или меньшего приближения, но всегда оказывается в промежутке между Порядком и Беспорядком и никогда не достигает цели из-за влияния внешних сил. Всякое стремление к полноте. Если для всякого частного феномена всегда есть внешние силы, такое стремление реализуется лишь в состоянии полноты, для которой нет никаких внешних сил.

Иначе говоря, все эти слова — синонимы, означающие состояние, которое мы называем позитивным состоянием.

Всякое «существование» есть попытка достичь позитива.

Отсюда следует ошеломляющий парадокс:

Что все существующее стремится стать всеобъемлющим, исключая все прочее.

Что есть всего один процесс, и что он является сутью любого проявления, любой области явлений, и под ним мы понимаем единую взаимосвязанную общность.

Религия и идея, или идеал, души. Имеется в виду отдельная постоянная целостность, состояние независимости, а не просто поток вибраций или комплекс реакций на окружающую среду, неразрывно связанный с этой средой, сливающийся с бесконечным множеством других взаимозависимых комплексов.

Но если нечто не переходит ни во что иное, это означает, что ничего иного не существует.

Тогда «истина» — лишь иное название для состояния позитива, и поиск истины есть стремление достигнуть позитива.

Ученые, которые думали, что ищут Истину, но пытались отыскать астрономические, или химические, или биологические истины.

Но Истина — это то, кроме чего нет ничего: ничего, что могло бы изменить ее, усомниться в ней, образовать исключения: всеобъемлющая, полная…

Под Истиной я подразумеваю Универсум.

Так, химик стремится обнаружить истину, или реальность, и неизменно терпит поражение из-за внешних связей химических явлений: терпит поражение в том смысле, что никогда еще не были открыты химические законы, из которых нет исключений, потому что химия продолжается в астрономии, физике, биологии… Например, если расстояние от Земли до Солнца значительно изменится, а человечество переживет эту перемену, знакомые химические формулы окажутся неприменимы: придется создавать новую химическую науку.

То есть все попытки найти Истину в частном есть стремление собрать Универсум в одном месте.

И художники в их стремлении к позитиву под именем «гармония» — с их красками, которые окисляются и неустойчивы к влиянию окружения — со струнами музыкальных инструментов, которые невозможно настроить одинаково, поскольку они по-разному реагируют на температуру, влажность, гравитацию… Снова и снова единство всех идеалов и попытки достигнуть в частном того, что достижимо только во всеобщем. В опыте нам дано лишь промежуточное состояние между гармонией и какофонией. Гармонично лишь то, для чего нет внешних сил.

И народы, сражающиеся по единственной причине: за индивидуальность, или целостность, или реальность, полноту нации, не подчиненной и не являющейся частью никакой другой нации. И достигается только промежуточное состояние, и вся история лишь летопись поражений в единственном стремлении, потому что никуда не деться от внешних сил и других наций, стремящихся к той же цели.

Что касается физики, химии, минералогии, астрономии — не принято говорить, что предмет их изучения стремится достигнуть Истины, или Целостности, однако подразумевается, что всякое движение направлено к Равновесию; что нет иного движения, кроме стремления к Равновесию, и, конечно, всегда достигается только та или иная степень приближения к Равновесию.

Все биологические явления направлены к приспособлению: в биологии нет ничего, кроме приспособления.

Приспособленность — другое название Равновесия. Равновесие есть Всеобщность, поскольку не существует внешней силы, способной его нарушить.

Но все, что мы называем «бытием», есть движение, а всякое движение — не равновесие, а колебание от одного неравновесного состояния к другому; всякое движение жизни есть проявление недостигнутого равновесия; и всякая мысль относится к недостигнутому: то, что мы называем бытием в нашем квазисостоянии, не есть бытие в позитивном смысле, то есть является промежуточным между Равновесием и Неустойчивостью.