Осколки недоброго века

Тирпиц пожал плечами, дескать – дело политики, только сделал ещё одно замечание:

– Не знаю, насколько стабилен Северный морской путь, с учётом времени навигации и вообще безопасности, но это однозначно более быстрый, дешёвый и опять же неподконтрольный выход на тихоокеанский театр! В том числе и для нас, заключи мы с русскими договор на проводку наших караванов и боевых судов. Я, ваше величество, рассмотрю арктический вопрос более тщательно и позже предоставлю вам свои соображения.

* * *

Беседа с министром флота продолжалась ещё около часа и уже больше касалась германской судостроительной программы.

Когда же тот ушёл, Вильгельм вернулся к не дававшим покоя восточным вопросам: «Тирпиц прав и не прав. Чем я могу поступиться, чтобы склонить Ники на сторону Германии?»

Кайзер вынужден был идти на поводу у немецких банкиров и промышленников, предпочитавших видеть Россию полуколониальным придатком, потребителем германских товаров, в обратную импортируя дешёвое сырьё и в первую очередь зерно. В этих условиях немцам развивать промышленность России было совершенно не выгодно. В то время как Франция, предоставляя кредиты, активно вкладывалась в производства на русской территории. Что только усилило влияние профранцузов в Петербурге.

Вильгельм не заметил, как снова начал метрономом вышагивать по кабинету, предаваясь размышлениям… просто отсортировывая приоритеты в свете новых фактов.

«В других бы обстоятельствах и необходимости в том бы не возникло. Чёрт побери! В других обстоятельствах и обстоятельств бы не случилось! А если Ники и вправду получил какие-то технические подарки, не важно, откуда и как? Не станут же бритты просто так разводить суету.

На предложение о встрече русский царь откликнулся положительно. Но будь я проклят, что-то прохладное улавливалось в интонациях ответного письма. Что он себе возомнил?!

Взять ту же войну с Японией! Все против русских! И даже союзники французы лишь сохраняют мину при своей плутоватой игре [8] .

Я же, при честном нейтралитете, оказываю более чем моральную поддержку. Но если Ники такой неблагодарный, не стоит ли ему намекнуть? Проучить… показать, что я могу быть и не столь уж добрым родственником. Чтобы больше ценил мою благосклонность».

Вильгельм II отыграл мелочно.

Это случилось, когда в Циндао после «боя в Жёлтом море» вынужденно заглянули поврежденные корабли из состава 1-й Тихоокеанской эскадры – германские власти, ссылаясь на приказ из Берлина, поставили жёсткие условия пребывания в нейтральном порту.

8

Видимо, кайзер имел в виду то, что с точки зрения Парижа союзный франко-русский договор не касается дальневосточных дел России.

С угольщиками, которым была отправлена «рекомендательная» телеграмма, вышла промашка. Там сыграла изворотливость коммерсантов, теряющих на военной поставке неплохой барыш.

Два судна с кардифом успели уйти из Шанхая к Квельпарту.

«Лена». Вспомогательный крейсер

Выпуская из своих объятий, Авачинская губа остывала кильватерным следом, одноимённый залив раскрылся встречающим простором Тихого океана, и острый «клюв» бушприта точно носом по ветру резал ветреную стылость над захмелевшими барашками.

Через тридцать бойких миль смена курса со ста восьмидесяти на генеральные двести пятнадцать градусов.

Болтает, пенит, брызжет, оседая солёными сосульками на леерах.

Шестнадцать крейсерских узлов!

Оставаясь на военном корабле в непонятном статусе, он сравнимо с высокими чинами размещался в каюте первого класса и был вхож в салон, где ручательством Трусова оказался представлен офицерскому коллективу. Не так чтобы не принят за своего, но примирительно-с!

– Вы читали морской устав, Вадим Николаевич? – предвосхитил Трусов.

– Ага! Исключительно настольная книга! И спать с ним, и в туалет-с…

– Оставьте свой сарказм… и это своё «ага», кстати. Вот, извольте изучить на досуге.

Встретили его с любопытной натянутостью.

Помимо тайн происхождения «Ямала», о которых категорически приходилось молчать, весьма странные, если не подозрительные манеры, как и манеры речи (зачастую простоватые), поначалу вызывали снисходительный скепсис – вопросы так и вертелись на языках «рюриковских» лейтенантов, мичманов и парочки баронов в придачу: «Что за фрукт, из каких слоёв общества?»

Тут даже образованность и образование (в его случае высшее, вытянутое из двадцатого и начала последующего безумно компьютерного века) не служили бы авторитетом для дворянских счастливцев: «Подумаешь, какой-то инженеришко!»

Вот только чувствовали эти молодые и не очень обладатели кортиков – люди по сути мыслящие ещё в парадигме девятнадцатого столетия, что веет чем-то от этого «американца»! Чем? Запредельностью знаний, убеждённостью и спокойной уверенностью в говоримом (не дай боже превосходством!).

* * *

Сутки – двести морских миль!

Двести миль на перегоне от Камчатки до японского архипелага.

Узкий длинный корпус парового клипера будто само подхватывает и несёт попутным шестибалльным, перекатывая продольной качкой.

Позвякивает рында. Позвякивает осторожная посуда на столе в салоне. Забрызганные иллюминаторы пропускают скудный свет, и уже за третью вахту за бортом серая, всё более темнеющая хмарь.

Запредельность в знаниях была, как бы это правильно сказать, поляризована. То есть ты знаешь о дредноутах, радарах, сонарах и прочем. Но сказать об этом можешь только лишь в качестве смелых футуристических прогнозов. Что вызывало всё те же споры и усмешки, и интерес.

Но авторитет достигался не фантазиями, а толковыми и обоснованными чертежами-схемами, объясняющими… ну, например, преимущество залповой веерной торпедной стрельбы. Или…

– И как же вы, милейший, с якорной стоянки береговой обороны дотянетесь до запредельно бьющих по вам новейшим орудиям Амстронга? Тогда как у вас устаревшие обуховские в тридцать пять – сорок калибров, даже на максимальном угле кладущие недалече пятнадцати вёрст.

– Господа! Не забывайте, что у вас под ногами лафет весом за одиннадцать тысяч тонн, и вы можете им двигать не только навстречу врагу. Ежели приспичит нужда дальнего боя, затопив бортовые отсеки подбойного борта, тем самым накренив корабль, можно добавить лишние углы возвышения! Разве не осуществимо?!

На «Лене» два экипажа – «доброфлотцы» и команда с погибшего «Рюрика».

Лайнер, рассчитанный более чем на две тысячи пассажиров, вмещал всех с вполне сопоставимым комфортом. На два экипажа вахтенная служба не обременительна, и господа офицеры в кают-компании в компании-уюте.

И вдруг удивляешься, что ворох побочных знаний, уроненный в голову случайным, почти спамовским интересом, никуда не делся и всплывал из памяти совсем неожиданно, «выстреливая» в нужном месте… А люди-человеки, оказывается, лучше всего сходятся на объединяющих, общечеловеческих темах – о простом житейском и… наболевшем: