Осколки тебя

Проклятие?

Я проклята?

Снова посмотрела на Сента. Он не смотрел по сторонам, не сводил с меня глаз. Совсем не обеспокоенный. Решительный. Видимо вздумал во что бы то ни стало добиться своего.

— Для ясности, я соглашаюсь только из-за твоей кофеварки. И из-за вида из твоих окон, — сделала паузу. — И из-за твоих кулинарных способностей. — Еще одна пауза. — Плюс твои оральные навыки.

Вот оно. Слегка дрогнувшие губы. Почти улыбка. Смех, если соизмерять Сента с его барометрами человеческих эмоций. Затем он взял себя в руки. Его губы снова выпрямились в тонкую линию.

— Последнее — единственная причина, по которой я приглашаю тебя к себе.

Я моргнула. Рот сам собой открылся, без моего контроля. Я не ожидала такого поддразнивания, даже если оно прозвучало с серьезным лицом и ровным тоном. Мне понравилось. Немного успокаивал тот факт, что Сент не относился ко мне с заботой.

Шериф оказался добряком и отпустил меня после короткого допроса, сказав, что позвонит, когда они закончат. Я не дала ему свой номер, так как была уверена, что он и сам его выяснит.

~ ~ ~

Сент не спросил, чего хочу или что мне нужно, когда мы приехали к нему домой. Поездка прошла в молчании, чему я радовалась. Зарождалась история. Я понимала, что сочинять историю, когда мне следовало бы переживать какой-то моральный кризис из-за того, что оборвала чью-то жизнь — это ненормально.

Мы прошли на кухню, и Сент достал бокалы, бутылку вина и штопор.

— Открой, — сказал он. — Потом наливай. Затем садись.

Я уставилась на него.

— Я знаю, что нужно делать, чтобы налить вино в бокалы.

— Хорошо, тогда сделай это.

Затем он повернулся, не дав мне шанса выплеснуть яд. Я открыла вино, налила его и села, потом смотрела, как он готовит макароны с сыром. Не думала, что когда-нибудь увижу, как Сент готовит это блюдо, и уж точно не думала, что буду есть его сама.

Но я ела.

И съела все.

И все так же в молчании. Пока не была помыта посуда Сентом и налито еще вина мной.

Мы переместились на диван. У него был хороший диван. Огонь пылал. За окном притаилась ночь.

— Ты убила человека, — сказал Сент, посмотрев на окна, потом на меня.

Я потягивала свое вино.

— Да, убила.

— Ты когда-нибудь убивала раньше?

— В реальной жизни нет.

Он смотрел на меня, спокойно, внимательно. В его взгляде не было суровости. Меня это задело. Заставило почувствовать себя неловко. Слишком уязвимой.

— Ты думаешь, я сломаюсь, потому что застрелила человека, который ворвался в мой дом, наблюдал, как я сплю, возможно, намереваясь изнасиловать и убить меня во имя любви, одержимости или преданности? — уточнила я.

— Убить кого-то, независимо от его греха — это не то, с чем можно просто взять и справиться.

Я пожала плечами.

— Может быть. Может быть у меня появится зависимость от наркотиков или я впаду в депрессию и разрыдаюсь в продуктовом магазине — хотя очень сомневаюсь в этом, но могу заверить тебя, что не развалюсь на части.

Сент обдумывал мои слова, искал слабость.

Ее не было.

Мой голос не дрожал, руки тоже. Я была спокойна, возможно слишком спокойна, но не на грани какого-то сильного срыва. Я не сожалела о том, что убила Джейкоба. Нет. Он вошел в мой дом со смертью на уме. Вот почему он назвал себя в честь мягкотелого персонажа, над которым всю жизнь издевались, и который начал слышать голоса, приказывающие ему убить и съесть всех своих героев, чтобы впитать их величие.

Да, я сделала правильный выбор, стреляя на поражение.

Сент посмотрел на мои босые ноги. Они все еще были в пятнах крови. Я еще не приняла душ.

— Это не первый раз, когда я вижу смерть, — сказала я ему.

«Не говори этого, — сказал мой разум. — Откроешь слишком много ящиков с секретами и дашь ему слишком много власти над собой».

— Мой брат Коди умер у меня на глазах, — сказала я, потому что внутренний голос оказался слишком слаб, чтобы остановить меня.

Я никогда не говорила о брате вслух. Ни разу. Конечно, репортеры могли покопаться и найти записи о рождении, смерти, газетные статьи. Но любого, кто пытался спросить об этом в интервью, тут же останавливали и заносили в черный список, чтобы он больше никогда со мной не общался. Слухи распространялись быстро, поскольку я не умела прощать и меня не волновал уровень издания, берущего интервью.

— Мы играли во дворе, — продолжила я. — Бросали футбольный мяч. Моей маме это не нравилось. Она считала, что я должна сидеть дома и учиться играть на пианино.

Мне захотелось улыбнуться при воспоминании лица моей матери, когда я заставила учительницу фортепиано перекреститься, а затем выбежать из нашего дома и больше никогда не возвращаться.

Я плохо переносила попытки матери контролировать меня. Мой отец не поддерживал ее в этих вопросах. В отличие от нее он просто хотел, чтобы я была счастлива.

Снова посмотрела на Сента, заметив, что отвела взгляд. Потерять зрительный контакт было признаком слабости.

— Может поэтому она меня ненавидит, — сказала я. — Винит меня. Потому что если бы я была идеальной дочерью, то не играла бы на улице и не бросила бы футбольный мяч так, что он улетел на дорогу. Мой брат побежал за ним, дразня меня за хреновую меткость.

Я покачала головой, как будто пытаясь вытряхнуть из головы воспоминания.

— Он был ребенком, — прошептала я. — Дети глупые. Зацикливаются на таких вещах, как бросание футбольных мячей и забывают о том, что мир, в сущности, просто плавильный котел мудаков. Мудака через дорогу уволили за неделю до этого. Его жена ушла на работу, дети, вероятно, сидели перед телевизором. У него закончилось пиво, — я покачала головой от простоты причины трагедии. — Мы узнали об этом только после. Пиво закончилось, потому что он все выпил. Еще до обеда.

Наморщила нос. Раньше я считала его полным ничтожеством, раз он выпил столько пива утром перед тем, как убить моего брата. Но потом сама начала пить по утрам. Но я никогда не садилась за руль.

— Я не помню. Ты видимо думаешь, что я запомнила каждую деталь того дня, но так не бывает. Я помню все неважные вещи, например, последние слова моего брата, обращенные ко мне. Или точное время суток, когда он умер. И помню тот факт, что тот мудак переехал его голову. Раздавил ее. Я не должна была слышать этот звук. Может, я и не слышала. Может я придумала этот хрустящий, хлюпающий звук после. После того, как увидела, что глаз моего младшего брата вылез из глазницы и половина мозга вытекла из черепа.