Осколки тебя

— Похоже, твоему парню повезло, — усмехнулся Жадность.

Он был зол. Можно сказать даже в ярости. Это хорошо. По крайней мере, для Сента, который явно выигрывал свою битву.

А вот для меня, похоже, все было не очень хорошо.

— Теперь он, наверное, будет искать нас. Возможно, даже найдет, — продолжал Жадность. — Впрочем я, пожалуй, сделаю так, чтобы он сначала нашел тебя. Я позабочусь о том, чтобы Клуб одержал еще хотя бы одну победу.

Я прикусила губу. По языку разлился медный привкус крови. Моя рука выскользнула из скотча. Жадность не обращал внимания на детали, поэтому не заметил этого. Норд заметил бы, если бы не стоял ко мне спиной, что-то бормоча по телефону.

Я получила свой шанс.

Случившее дальше не стало кульминацией.

Все вышло неловко. Небрежно. Я вскрикнула от боли, когда свободной рукой смогла схватить пистолет, спрятанный в переднем кармане джинсов Жадности.

— Не самое лучшее место для хранения, — пробормотала я, прежде чем слегка наклонить пистолет и нажать на курок.

Я замечала детали. Поэтому заметила, что у него в джинсах запрятан Вальтер P99. У этого пистолета не было внешнего предохранителя. А поскольку Жадность не был умным, а только кровожадным, пистолет должен был быть заряжен.

Его крик эхом разнесся по комнате. Я успела схватиться за пистолет, когда мужчина отступил назад и кровь быстро окрасила переднюю часть джинсов. Я сделала удачный выстрел, прямо по яйцам. Молоток с грохотом выпал из его рук на пол. Звук получился не слишком громким, учитывая то, что он сделал со мной. Что он отнял. Но неважно, мне хватило его громких криков.

Достаточно громких, чтобы привлечь внимание Норда.

Обернувшись, он увидел, что его «брат» катается по грязному полу, сжимая промежность и плача. Норд не удивился и не испугался. Я уже заметила ранее, что от отношений этих парней сквозило ледяным холодом.

Норда, похоже, нисколько не волновало, что я направила на него дрожащей рукой заряженный пистолет. Тот самый, которым я кастрировала его «брата». А может он так отреагировал, потому что моя рука дрожала и по лицу струился пот. Моя искалеченная рука по-прежнему была обмотана скотчем.

— О, ты избавила меня от этого, — Норд кивнул вниз на Жадность.

Я стиснула зубы. Пистолет уже должен был выстрелить. Я должна была нажать на курок. Нет смысла вести себя сейчас как глупая девчонка, придерживаясь моральных принципов насчет убийства другого человека. Я чертовски ненавидела, когда в фильмах так поступали — заставляли кого-то переживать кризис в середине сцены, когда он мог бы завалить плохого парня. Хотя, как правило, я всегда была на стороне плохого парня. Они не притворялись, что колеблются. Не притворялись благородными. Я тоже. Так почему же я делала этого сейчас?

Норд не выхватил пистолет. Не стал подходить ко мне. Он ждал, наблюдая, что я буду делать. Играл со своей жизнью. К тому же понимал, что был быстрее писательницы, привязанной к стулу и имеющей только одну рабочую руку.

Это имело смысл.

Значит, я должна была нажать на курок.

Но я не нажала. Мне было слишком интересно. Видимо писательницу ужаса убьет ее же любопытство.

— Собираешься отстрелить яйца и мне? — спросил Норд с любопытством. — Потому что мне кажется, что ты выстрелила туда случайно.

Он посмотрел на лежавшего в луже крови человека, который больше не кричал. Интересно там все четырнадцать процентов крови Жадности? Или лишь сто процентов его мужского достоинства?

— Нет, мне просто нужно было больше возможности для маневра, — ответила я холодным, но слегка дрожащим голосом.

Скорее всего, у меня был шок. Когда все кости в руке переломаны ржавым молотком, это нормально.

— Они идут, — сказал Норд.

— Кто?

— Сент. То, что осталось от Клуба. Хотя с этой главой, я думаю, покончено. — Он замолчал на пару секунд. — Если только кто-то еще не захочет взять молоток.

Я нахмурилась, пистолет в моей руке потяжелел, но я держала его крепко. Пока что. Я могла танцевать этот танец еще очень долго, но в конце концов, мне придется нажать на курок.

— Ты? — спросила я. — Хочешь президентскую нашивку?

Норд улыбнулся. Хотя на его красивом лице улыбка должна была смотреться великолепно, меня затошнило.

— Нет. У меня нет этого в планах. Я всего лишь возвращаю долг.

Я стиснула зубы.

— Долг, который означает не убивать меня?

Он кивнул.

— А ты не мог убить эту свинью до того, как она раздробила мне половину руки? — спросила я с яростью, что просачивалась в мои слова, как кислота.

— Нет.

Я ждала пояснений, хотя прекрасно знала, что Норд не тот человек, который будет объясняться, если сам того не захочет.

— Ты собираешься меня убивать? — спросил он.

Я задумалась. С юридической точки зрения я была в своем праве. Он вполне мог застрелить меня в любой момент. Самооборона. К тому же Норд был членом мотоциклетной группировки, похитил видного американского литератора и наблюдал за тем, как ее пытают. Да, меня бы даже не стали допрашивать.

Нажать на курок — так просто. Норд был нехорошим человеком и точно заслуживал смерти. Если бы за ним не оставался «должок», он бы убил меня без зазрения совести. Но я все равно опустила пистолет. Потому что была просто помешана на злодеях.

Норд выглядел удивленным. Заинтересованным. Не совсем радостным.

— Как хочешь.

Он посмотрел в сторону грязного, покрытого пятнами окна.

— Они скоро будут здесь, потому что несутся сюда в надежде спасти положение. Но ты справилась сама.

Он посмотрел вниз.

— По крайней мере, настолько, насколько это возможно.

Норд наклонил воображаемую шляпу и ушел.

Я позволила ему.

По какой-то причине.

Потому что мы, злодеи, должны были присматривать друг за другом.

~ ~ ~

— Я ухожу, — первое, что он сказал мне, когда я очнулась после операции.

Не то, что он меня любит и рад, что со мной все в порядке, или что он больше никогда не оставит меня без присмотра.

Хотя подобные признания были не совсем в его стиле. Или в моем.

Тяжесть его слов смыли всю вялость после наркоза и тупую боль в костях, которую не могло развеять лекарство в моей капельнице.

Мне не нужно было спрашивать, что он имел в виду, потому что я знала, что это значит.

Сент бросал меня.

Мне захотелось приподняться на кровати, чтобы не чувствовать себя такой же уязвимой, как и в первый день нашего знакомства. Только на этот раз у меня был не вывих лодыжки.

По трещине, по боли, по тому, как деформировалась моя рука, я знала, что она сломана. Мне, конечно, сделали операцию. Я не осматривала ее. Не хватало смелости. Я итак знала, что все плохо, как и знала то, что если посмотрю, то увиденное сломает мою душу так же легко, как молоток сломал мою кость. Это была не просто рука. Это было то, благодаря чему я выживала. Писала. Спасала себя. И она была сломана.