Осколки (Трилогия)

– Не щадите меня, Мастер. Я видел все сам.

И верно, не мог не видеть! Окно выходит как раз на ту сторону террасы, где было разыграно представление. Выходит, принц просчитал все ходы… Однако его высочество жесток не в меру. Добро бы, хотел унизить только меня, пусть и за чужой счет, но заставлять деда наблюдать за мучениями внука… Неужели слишком поздно и последний перекресток уже пройден? Неужели Рикаард потерян окончательно?

Нет, к фрэллу мысли о малолетнем мерзавце! Не сейчас! Рядом со мной находится человек, нуждающийся в большем внимании и немедленной помощи.

– Мне очень жаль, dou. И все же не стоит отчаиваться. У меня достаточно власти, чтобы не позволить кому бы то ни было причинить вред вашему внуку, и, если позволите, от вашего имени я немедленно…

Успокаивающий тон привел к совершенно не ожидаемому мной итогу. Хозяин поместья вцепился в подлокотники, судорожно подаваясь вперед, и выкрикнул:

– Он не человек! Неужели вы не поняли самого главного? Не человек!

Замшелая зелень глаз наполнилась чувством, которое я меньше всего мог предположить в отношениях деда и внука – ненавистью: dou Лигмун ненавидел сына собственной дочери всей душой, всей страстью приближающейся к завершению жизни.

Неправильно. Так не должно быть!

– Он ваш внук.

– И я дорого заплатил бы, чтобы забыть об этом! Лучше бы моя дочь умерла, не давая чудовищу появиться на свет, а не потом, защищая от зверей!

Вряд ли мужество женщины в схватке с волками спасло ребенка: лучшей защитой новорожденному оборотню перед соплеменниками служила текущая в его жилах кровь, а вот сама мать не смогла извлечь выгоду из своего положения. Может быть, испугалась. А может быть, возлюбленный нарочно оберегал ее от горьких тайн. Какая ирония: не раскрыть правду и тем обречь на верную гибель… Но старику не нужно знать подобных подробностей, пусть хранит в памяти образ, достойный гордости, а не сожаления.

– И все же… Ваша дочь хотела, чтобы ребенок жил. Разве ее желание не заслуживает исполнения?

Лицо старика скривилось от боли.

– Он живет! Я делал все, чтобы мальчик не чувствовал себя обделенным родительской любовью. Но когда он в первый раз…

У Лигмуна перехватило дыхание, и я попробовал предположить:

– Поменял свой облик?

– Да, именно поменял.

Повисло молчание. И пока наступившую тишину нарушали только хриплые вдохи и выдохи разбередившего раны памяти старика, я попытался представить себе, как Обращениемогло пройти без участия опытного наставника.

Наверняка был страх, причем обоюдный: и внука, чувствующего начало изменений, и деда, не понимающего, что он видит перед собой. Была попытка вмешаться, вытащить ребенка из марева расплавленных Пластов, но текучая плоть не удерживалась руками, упрямо выскальзывая и принимая иную форму, нежели прежде. Была растерянность оборотня, внезапно увидевшего мир с другой стороны. Волчонок должен был потянуться к тому, кто находится рядом, ощутить знакомый запах, тепло протянутых навстречу рук и…

– Он прыгнул.

Грустная правда вернула меня к реальности. Старик говорил, а сам поднимал край мантии, позволяя рассмотреть неровные шрамы, покрывающие голень правой ноги близко к колену, там, где когда-то были сухожилия, а теперь под кожей остался лишь ворох рваных шнуров.

– Я… Мне было страшно. Видеть, как ребенок превращается в зверя, понимать, но не верить собственным глазам… Я решил, что сошел с ума. Что если возьму его на руки, морок рассеется и все вернется обратно. Я хотел… А он ощерился и прыгнул. И когда клыки проткнули мою ногу, я прозрел. Наконец-то… А знаете, что было труднее всего, Мастер? Знаете?

С каждой минутой все больше и больше выцветающие глаза гордо сверкнули:

– Труднее всего было не кричать. Но за стеной были люди, а я не мог допустить, чтобы о позоре, постигшем мою семью, кто-то узнал. И я справился с болью… Только с совестью справиться не смог. Мне нужно было еще тогда убить щенка, сразу, пока свежие раны жгли тело. Но память о дочери была слишком сильной, и я уступил. Вырастил зверя… А что теперь? Тайна раскрыта, и род Эллидов ждет бесчестье. Впрочем, оно будет недолгим, всего лишь до моей смерти…

– Внука вы уже похоронили?

Лигмун печально усмехнулся:

– Вы же умный человек, Мастер, и должны понимать: принц не выпустит из рук такую игрушку.

– Мне дано право отбирать. Даже самые дорогие и любимые игрушки.

– Пожертвуете своим будущим ради дикого зверя? Полно, не шутите так! Вы всего лишь Мастер, а его высочество, возможно, станет королем. Не вставайте у него на пути по пустякам.

Нет, дедушка, то, о чем ты говоришь, вовсе не пустяк. Особенно для будущего его высочества.

Я подошел к креслу, присел на корточки и положил свою ладонь поверх стариковской, покоящейся на колене.

– Вы готовы позаботиться о незнакомце, но собственного внука лишаете малейшей поддержки… Так нельзя.

– Он – зверь!

– Только наполовину. Поймите, Нирмун состоит из двух частей. Человеческая помнит и ценит все тепло, которое вы ему подарили. Звериная… боится родственных чувств к двуногим существам. Именно поэтому он напал на вас: из простого страха и желания защититься.

– Но я не угрожал ему…

Голос Лигмуна дрогнул, и я крепче сжал сухие стариковские пальцы.

– Конечно нет. Зато вы, в свою очередь, тоже испугались, а звери очень чутко различают страх. Вы показали слабость, волк поспешил напасть. Следовало быть твердым, смелым и ласковым, тогда все случилось бы иначе, поверьте!.. Мне очень жаль.

Хозяин поместья прикрыл глаза, в уголках которых предательски блеснули слезинки.

– Вы думаете, он… сильно меня ненавидит?

– За что?

– Я… – Старик напряженно сглотнул. – Чтобы оторвать его тогда… Ударил. Несколько раз. Пока клыки не разжались.

– Думаю, Нирмун не вспомнил об этом, вернувшись в человеческий облик. Оборотни, особенно в юности, не могут удержать в памяти первые минуты после перехода и последние – перед. Скорее всего, мальчик не помнил даже, что набросился на вас… Он ведь выглядел тогда растерянным, верно? Растерянным и испуганным, поскольку чувствовал: произошло что-то ужасное. Но вы рассказали ему? Или… нет? – добавил я, видя, как начинает мелко трястись нижняя челюсть Лигмуна.