Осколок Империи
Шрифт:
— Это очень странно, — сказала она. Ее речь была мелодичной, как и у всех членов Экипажа, и для уха Мэта звучала странно.
Юноша снял руку с ее талии и широким жестом показал на окружающие дома.
— Они все живут вот так, — сказал он с таким же акцентом. — Именно так. Ты можешь видеть их дома из машины, когда направляешься к озеру.
Мэт улыбаясь следил за тем, как они поднимаются по лестнице. Никогда раньше ему не приходилось видеть двухэтажный коралловый дом; баллоны было слишком сложно надувать, и поэтому второй этаж всегда провисал, если не удавалось сохранить разницу в давлении. Почему же они не приходили раньше на плато Дельта, если хотели посмотреть, как живут колонисты?
Но зачем им это? Их собственные жизни наверняка были гораздо более интересными
Они были очень странными людьми. Их было трудно понять, и не только из-за акцента, а потому, что некоторые слова означали совсем другие понятия. Их лица были чужими, с постепенно расширяющимися книзу крыльями носов и выступающими широкими скулами. В отличие от всех тех людей, которых Мэт знал, они казались хрупкими, с неразвитыми мускулами, но были грациозны и красивы до такой степени, что Мэт часто думал, в чем же состоит их мужская сила. Но они вели себя так, как будто им принадлежал весь мир.
Заброшенный дом не оправдал его надежд. Он подумал, что все пропало, когда увидел приближающуюся молодую пару членов Экипажа, которые с таким интересом осматривались вокруг, как будто они были в музее. Но если повезет, они задержатся наверху некоторое время.
Мэт осторожно вышел из шкафа, где он прятался, взял их корзину с завтраком и побежал на цыпочках к двери. Рядом было только одно место, где он мог спрятаться и о котором он должен был подумать раньше.
Он перелез через низкую каменную стену, держа корзинку в одной руке. С той стороны, где находилась пропасть, внизу был гранитный карниз шириной в три фута. Мэт уселся на него, скрестив ноги и прислонившись спиной к каменной стене. Его голова была лишь на дюйм ниже верхушки стены, а его ноги были лишь в одном футе от сорокамильной пропасти, ведущей в Ад. Он открыл корзину с завтраком.
Еды, которая находилась там, было более чем достаточно для двоих. Он съел все: яйца и бутерброды, тюбики со сладким кремом, пригоршню маслин и выпил суп из термоса. Затем он столкнул корзинку и обрывки упаковочного целлофана в пропасть. Его глаза долго следили за их падением.
Каждый может увидеть бесконечность, если посмотрит на небо безоблачной ночью. Но только в маленьком мирке Удивительной Горы можно было увидеть бесконечность, посмотрев вниз.
Нет, это, конечно, не была настоящая бесконечность. Впрочем, такой бесконечностью не является и ночное небо. Вы можете увидеть лишь несколько близких галактик, но даже если бы Вселенная и оказалась конечной, то ваш взгляд мог бы проникнуть лишь на небольшое расстояние в глубь ее. Мэт видел такую иллюзорную бесконечность, смотря прямо вниз.
Он видел, как падает корзинка, становясь все меньше, и исчезает.
Оберточный целлофан порхает вниз и тоже исчезает.
И остается лишь белый туман.
Когда-нибудь в отдаленном будущем это явление назовут Трансом плато. Это была форма самогипноза, хорошо знакомая жителям плато обоих социальных классов, отличающаяся от других форм только тем, что почти каждый мог погрузиться в это состояние совершенно случайно. В этом отношении «Транс плато» может быть сравним с древним плохо изученным явлением «дорожного гипноза», названным в поздних работах «явлением далекого взгляда». Это была форма религиозного транса, которая широко использовалась религиозными сектами солнцепоклонников. Эффект «далекого взгляда» возникает у шахтера, который слишком долго не отрываясь смотрит на единственную звезду на фоне темного космоса. «Транс плато» начинается с продолжительного задумчивого взгляда на белый туман в пропасти.
В течение восьми часов у Мэта не было ни одной возможности отдохнуть, и сейчас он не собирался упускать этот шанс и не собирался мешкать. Здесь он чувствовал себя в относительной безопасности. Он расслабился.
Он вышел из транса, не подозревая, сколько времени прошло. Он лежал на боку, лицом над краем пропасти, и смотрел вниз в непроницаемую мглу. Наступила ночь, и он чувствовал себя великолепно.
И в этот момент он все вспомнил.
Он поднялся и осторожно перелез через стену. Ему совершенно не хотелось поскользнуться сейчас, когда от пропасти его отделяло
всего три фута; а когда он нервничал, то всегда становился неуклюжим. Сейчас его желудок, казалось, был заменен пластмассовой моделью для занятий по биологии. Его руки и ноги дрожали.Оказавшись на другой стороне, он немного отошел от стены и остановился. В каком же направлении находился Госпиталь?
«Ну давай же, — подумал он. — Это же смешно».
— Слева от него возвышался небольшой холм. Вдоль края холма на фоне темного неба виднелся неяркий свет. Он попробует пойти туда.
Мягкая земля с растущей на ней травой кончилась, когда он достиг вершины холма. Теперь под его босыми ногами был камень, и этот камень был покрыт пылью, которую никто не трогал в течение трехсот лет с тех пор, как колонисты стали заселять эту планету. Он стоял на холме и смотрел на Госпиталь. До него было не больше полумили, и он весь был залит ярким светом. Позади него и во всех других направлениях виднелись другие огни — огни домов, но ни один из них не располагался в радиусе полумильной зоны от Госпиталя. На фоне этого зарева он увидел темную полоску леса, которую он заметил сегодня утром. Почти напротив неровной темной линии густых деревьев с противоположной стороны Госпиталя была видна более прямая линия электрических фонарей, которая соединяла Госпиталь с тесной группой зданий, находившихся на краю пустой зоны. Подъездная дорога.
Если он будет двигаться по окраине города, то сможет добраться до деревьев. Деревья помогут ему подобраться незамеченным к стене, но ему это показалось слишком рискованным. Почему же Специальная полиция оставила только эту одну линию деревьев, очистив все остальное пространство вокруг Госпиталя? Наверняка там установлено много различных датчиков.
Он пополз по обнаженной скале.
Он часто останавливался. Двигаться таким образом было трудно. Но больше, чем физические неудобства, его мучил вопрос, что он будет делать, когда проберется внутрь. Госпиталь был большим, а он ничего не знал о его внутреннем расположении. Освещенные окна раздражали его. Они когда-нибудь ложатся спать в Госпитале? Звезды на небе светили ярким и холодным светом. Каждый раз, когда он останавливался передохнуть, Госпиталь, казалось, становился немного ближе.
Стена, окружавшая Госпиталь, тоже приближалась.
Она была наклонена наружу, и с этой стороны не было видно никакого входа.
Он был в сотне ярдов от стены, когда увидел провод. Крупные металлические колья поддерживали его над землей. Эти колья были высотой в фут и вбиты в скалу на расстоянии тридцати ярдов друг от друга. Это был оголенный медный провод, туго натянутый в нескольких дюймах над землей. Мэт не дотронулся до него. Он перебрался через него очень осторожно, стараясь наклоняться как можно ниже к земле, но одновременно не прикоснуться к проводу.
Из-за стены послышались отдаленные звуки сирены. Мэт замер на месте. Затем он повернулся и одним махом перескочил обратно через провод. Упав на землю, он замер без движения. Его глаза были плотно закрыты. Он почувствовал слабое онемение — заработал луч акустического парализатора. По всей видимости, он вышел из зоны поражения. Он рискнул посмотреть назад. Четыре прожектора обшаривали голую скалу в поисках его. Вся стена была буквально усыпана полицейскими.
Он поспешно отвернулся, испугавшись, что они заметят блеск его глаз. Послышались жужжащие звуки. Вокруг него в скалу впивались усыпляющие пули-ампулы с прозрачным химическим веществом, которое растворялось в крови. Этими пулями нельзя было стрелять так же точно, как свинцовыми. Однако похоже, одна из них скоро попадет в него.
Луч света нашел его. Потом другой. Затем и третий.
Со стены раздался голос:
— Прекратить огонь. — Жужжание усыпляющих пуль прекратилось. Голос зазвучал снова, скучающий, властный, ужасно усиленный: — Эй ты, вставай. Выбирай: либо ты выйдешь сам, либо мы тебя притащим.
Мэту захотелось спрятаться в норе, как кролику. Но даже кролик не смог бы вырыть нору в твердой пыльной скале. Он встал и поднял руки.
Не было слышно ни одного звука, и не было видно никакого движения.