Ослик Иисуса Христа

Как видим, и здесь, за минувшие почти 120 лет (победоносного шествия коммунизма), мало что изменилось. Пройдя с десяток ужасных войн, пройдя холодную войну и «холодный мир», соперничество между Западом и Востоком ничуть не ослабло и лишь сменило форму. Даже общая, казалось бы, беда – и та не смогла примирить воюющих. Кто первый, короче.

– А какая разница? – спросила Ингрид.

– В том-то и дело, что никакой, – подключилась Катя (Катя Смит – маркетолог и дизайнер M.M.S.). – При любом исходе выхода нет. «Новокосы» (новые коммунисты, уточнила она) по-любому всё уничтожат. Не сейчас, так позже. Именно поэтому мы и летим на Марс.

«Именно поэтому мы и летим на Марс, – запишет Ингрид в свой дневник по возвращении из Портсмута в Лондон 28 марта, в пятницу. – Что толку продолжать? Принципиальные недостатки ЧЕЛОВЕКА распространяются на социум и, безусловно, определяют будущее планеты. „Эгоистичный ген“ – видно, прав был Ричард Докинз, обосновав невозможность примирения животного начала и второй сигнальной системы (Ричард Докинз, „Эгоистичный ген“). Подобно математической индукции (стоит начать – и уже не остановишься) животная сущность человека начинает и выигрывает».

В конце заметки следовал постскриптум: «Лучше всех был, конечно, Ослик. Все эти дни он источал спокойствие и рассудительность. Говорил тихо, но убедительно. Ни дать ни взять – Мишель Джерзински». И дальше: «Из головы не выходит Мацука. Загуглила – ничего. Загуглила „пытки в России“ – другое дело. Что ж они там творят!»

Творили же – по наследству. «Сукины внуки» – как справедливо заметила Валерия Новодворская в одном из эфиров «Эха Москвы». Склонность к пыткам на Руси издревле передавалась от поколения к поколению, а после красного террора (1917–1923, с лёгкой руки «дедушки» Ленина) приобрела и ни с чем не сравнимое своеобразие.

С тех пор пытки, применяемые в РФ, были сродни инквизиции, но в отличие от инквизиции использовались не для суда над еретиками (инакомыслящими) и даже не для борьбы с «Реформацией», а преимущественно ради забавы. Что опять же неудивительно: мало кто из полицейских (милиционеров, персонала тюрем и прочих «эсэсовцев») имел какую-нибудь веру или пусть бы даже более-менее твёрдые убеждения.

«Зато понятно, – заключила Ингрид, – чего так боялся Ослик».

Боялся будь здоров. Но и здесь нужно понимать: страх – не прихоть. И если уж на то пошло, страх – неотъемлемая часть удовольствия. По сути, страх необходим. Иное дело – как с ним обходиться. Милиционеры, к примеру, получали удовольствие, запугивая других, а Ослик получал удовольствие, пугаясь сам. Был ли он мазохистом? Кто ж его поймёт. Может и был.

Вместе с Осликом пугались (и получали удовольствие) и его друзья по космической миссии («Пришлите нам ещё марсиан!», Курт Воннегут, «Сирены Титана»). Собравшись в Портсмуте, друзья прекрасно проводили время: днём работали, а вечером и до поздней ночи развлекались. Возможность падения астероида обостряла чувства, а перспектива улететь на Марс сначала пугала, но вскоре стала казаться вполне естественной и даже заслуженной – зря что ли мучиться всю жизнь, а после умереть, как голубь у бордюра.

Буквально вчера Ингрид попался такой голубь у пристани. Он лежал кверху лапками, а в метре от него покачивалась лодка, ударяясь кормой о причал. «Бум-бум» – стояло у Ингрид в голове. Она размечталась о вечной жизни, но тут ведь как: стоит о чём-нибудь подумать – и это уже не сбудется.

Во вторник они прошли медицинское обследование и ознакомились с программой полёта. В среду – изучили устройство станции и примерили скафандры, а в четверг – поработали на тренажёре, пройдя основные стадии полёта от старта до посадки.

Тут-то Энди Хайрс и запала на Паскаля Годена.

На радость Ослику, надо сказать, запала. Он беспокоился о Паскале – тот давно уже нуждался в любви, и вот (не зря говорят: счастье есть) – представилась возможность.

Любовь – как астероид (в нашем случае астероид Апофис): зависимость состояния от чувства крайне нелинейна. Двадцатипроцентный рост диаметра Апофиса даёт более 70 %-ный рост его объёма и массы. К тому же Апофис отражает только 23 % падающего на него света, что на руку влюблённым. Им не придётся всякий раз объяснять, как они счастливы, да и вообще объяснять что-либо.

Вот и Паскаль с Энди ничего не объясняли.

Во вторник они пережили нелинейную зависимость, в среду их переполняли чувства, и пошло-поехало. В четверг их никто не видел. Они сняли катер и отправились в море. Ла-Манш в ту пору был тих и спокоен. Достигнув Сент-Хелиера (остров Джерси, Нормандские острова), влюблённые провели незабываемый день. «Счастливый день» – как запишет чуть позже Ослик, а заодно и сочинит романтическое стихотворение в книжку для VIP-гостей космического центра Matra Marconi Space.

«И вот ушёл твой катер, – Ослика явно переполняют чувства (а он хоть и старается совладать с ними – эмоции берут верх). – Оставив нас на пристани – меня наедине с собой».

Генри, словно убеждает себя: как бы ни было тягостно от неразделённой любви – лучше так, чем никак:

И вот ушёл твой катер, Оставив нас на пристани — Меня наедине с собой. После с собой пошли гулять По берегу морскому. Морские камни собирать, Бросать, кидать их в море. Закинуть в море этот пляж. Людей туда же, тряпки, зонты. Закинуть красочный пейзаж С художником у старой лодки.

Похоже, Ослик и сам ощущал себя художником, да и в фантазии ему не откажешь.

Затеяв миссию на Марс, он словно прощался с самим собой. Жизнь на планете (экзопланета Кеплер-22) не заладилась. Генри стоял на пристани и прощался. Любимая, с которой он прощался (некий образ свободы, если хотите, в отдельно взятой стране) уплывала к неведомым берегам. Уплывала неспешно, но с надёжностью многократно резервированной системы.

Иначе говоря, Паскаль и Энди с их влюблённостью вызвали у Ослика непреходящий трепет самобичевания. «Бичевался» он, однако, недолго: у него была Ингрид, статус VIP и радужная перспектива марсианина («Пришлите нам ещё марсиан!»). К слову сказать, эта перспектива пришлась по душе и его друзьям из Club of Virtual Implication. Особенно обрадовалась Россохина (Вика Россохина – радость и вдохновение Джони Фарагута).

Что же до Джони – знакомство с ним и вовсе перевернуло добрую часть Осликовых представлений. К примеру, счастье, по словам Фарагута – это когда тебе хорошо.

Надо же! Гениальность формулы много чего приоткрыла, а главное – метод. Метод математической индукции (Ингрид постепенно привыкала к новому для неё термину). В своём роде – свёртка общих понятий до состояния краткого и точного определения.

За 12 лет знакомства с Джони Ослик, по сути, заново пересмотрел свои прежние идеалы (включая суть, ценности и смысл человеческой жизни). «Happiness – is when you feel good» («Счастье – это когда тебе хорошо»). Ренар и самой нравилась эта формула, а «хорошо» – не здесь и не сейчас (что-то подсказывало ей), и в этом смысле они с Осликом были единодушны.